А когда понял, что кричит женщина — и того хуже мысль закралась, вот и вылетел на улицу, как был. А она кота испугалась…

Глубоко вдохнув, он постарался задержать дыхание и собраться с мыслями. Но те, вырвавшись из привычной апатии, лихорадочно неслись вперед, обдумывая все то, что Тимофей узнал и увидел, делая выводы, которые не нравились ему.

Крепко выругавшись он взъерошил и так торчащие волосы и пошел в ванну, где в шкафу хранилась его аптечка для таких ситуаций. Однако не дойдя до шкафа Тимофей вдруг резко крутанул вентиль крана и подставил голову под ледяные струи душа. Колонку, как и обычно, он забыл с вечера включить.

Дыхание перехватило из-за чувства, будто кожу лица и шеи обожгло, хоть умом он и понимал, что температура низкая, а не высокая. Но это помогло встряхнуть и разум, и тело, тем более, что спал он в совокупности не больше трех часов. Появление врача из области в его амбулатории вытянуло на свет мысли, от которых тянуло убежать, спрятаться, и Тимофею пришлось долго сопротивляться этому желанию. Как ни странно, помогла ему мысль, что она, вроде бы, совершенно не знала ничего, что касалось бы причин его пребывания в Андреевке.

Теперь же, утром, ее присутствие тряхануло его, словно электрошок, только уже иначе. Тело горело и никакой ледяной душ не помог. Надо было полностью под тот залезть, может попустило бы? Только время где взять?

Пах горел и был настолько напряжен, что чертова эрекция мешала ходить. Оставалось надеяться, что она не заметила этот бугор в его штанах. Еще примет его за озабоченного маньяка.

Ё…лки-палки! Какого дьявола?!

С чего он так завелся, а?! От вида ее растрепанных длинных волос с шипящим котом вместо шапки?! Или от безразмерной, старой растянутой футболки, мешком болтающейся на ней?

Здорово! Просто великолепно!

Зло закрутив кран Тимофей поднял голову и уставился на свое отражение в зеркальной дверце шкафа.

То не обманывало, как и последние четыре года, наглядно демонстрируя Тимофею до чего он докатился. Трехдневная щетина, взлохмаченная мокрая шевелюра, которую он чаще всего сам корректировал, когда волосы начинали мешать, помятые черты лица и воспаленные глаза, в которых карие радужки просто терялись на фоне покрасневших белков из-за частого недосыпания. Жалкое зрелище.

Впрочем, кому какое дело до его вида-то? Ему так точно никакого.

Резко распахнув дверь, чтобы убрать с глаз долой слишком неприятное напоминание о том, кем он стал, Тимофей одной рукой вытащил небольшую коробку со всем необходимым для обработки и перевязки ран, а другой сдернул с вешалки полотенце. Захлопнув плечом шкаф, чтобы больше не любоваться, он быстро вытер голову и плечи, на которые стекали холодные струйки.

Бросив полотенце на пол, Тимофей еще раз вздохнул, пытаясь вернуть себе контроль над собой же.

Глупо было делать вид, будто бы он тупица. Стоило честно признать, что у Александры Олеговны не только глаза красивые. И в свете того, что им с ней предстояло много и тесно работать вдвоем — Тимофей теперь предвидел проблемы.

Разве можно будет смотреть на нее и не вспоминать, как высокая грудь с торчащими темными сосками, сжавшимися от утреннего холода, просвечивает через вытертую ткань футболки? Он мог бы поспорить, что нитки ни черта не скрывали, потому как почти полностью рассмотрел все, чего ему хотелось. А ноги… Тьфу ты!

На такие ноги любой здоровый мужик может смотреть и смотреть. Что не будет мешать тому же мужику безумно сильно хотеть их сжать в ладонях, как и ее попку…

А он был определенно здоровым.

Да, что она себе думала, выбежав в таком виде во двор?! Ненормальная! Тоже ему, нашлась охотник на воров! Скорее, не дай Бог, оказалась бы жертвой какого-то насильника. Мало кто из здешних мужчин стал бы церемониться или сдерживаться, увидев такую красотку, да еще и полуголою.

Волна злобы поднялась изнутри. На ее глупость и необдуманность поступка. На себя, потому что сам мало чем отличался от любого такого мужика.

Едва увидел Александру Олеговну в таком виде, и еле заставил себя думать хоть о чем-то еще, кроме того, как бы опрокинуть ее тут же в траву.

Тимофею было стыдно за себя. Раньше он таким не был. Жизнь покорежила его, сделав человеком, которого он сам презирал и большую часть времени ненавидел.

Хотя… наверняка, увидь он Александру Олеговну в таком виде и десять лет назад — не остался бы равнодушным. Только никогда бы не отнесся к ней так, не допустил бы подобных мыслей…

Черт! Казалось абсурдным называть ее так, когда кровь бешено неслась по сосудам, а в мозгу толпились очень неприличные образы. Но именно так и следовало поступать. Помнить о том, кто эта женщина.

Александра Олеговна. Она его коллега. Она испуганный и явно дезориентированный новой обстановкой человек и заслуживает уважения, а не того, чтобы он пялился на нее как свихнувшийся от нехватки секса пацан.

Правда, к слову, женщины у него действительно давно не было. Но не настолько же давно, чтоб мозги от желания потерять?! Да и раньше он как-то не ощущал последствий своего одиночества. Может потому сейчас так и вскипел?

К тому же, не стоило забывать, что он так и не прояснил вопроса с ее мужем. Хотя, исходя из последней фразы, полной горечи, Тимофей мог предположить, что брак распался.

И у него вызвала осуждение и злость мысль, что муж Александры Олеговны мог настоять на разводе из-за ее бесплодия.

Николай сказал бы, что не стоит сгоряча бросаться в воду и судить за глаза, ничего не зная. И был бы прав. Только, так же как и к бесконтрольному возбуждению, Тимофей оказался не готов к той волне… нет, не жалости, сочувствия, которая заполонила его после признания Александры Олеговны. Ее боль ощущалась и без слов, как и сила воли, которая заставляла ее гордо расправить плечи и честно ответить ему, а не врать.

Такие женщины заслуживали поддержки близких людей. Потому, вероятно, он и начал осуждать ее мужа, даже не зная, что там у них произошло. Да и негативный опыт прошлого знакомства добавил своего.

Приказав себе сосредоточиться на мысли об обработке царапин пострадавшей и стараясь отстраниться от мыслей о том, что она женщина, да к тому же, очень привлекательная, он почти вышел из дома. Странно, у него имелось много практики в таком деле, он никогда не реагировал на пациенток. Они были для него людьми, нуждающимися в помощи, и все.

Отчего сейчас не выходило думать об Александре Олеговне так?!

На секунду задержавшись в дверях, Тимофей вернулся к стулу у стола и сдернул со спинки рубашку, рукава которой вчера мешали, сметая детали. Накинув ту, он наконец-то выскочил на улицу, ощущая себя так, словно искал аптечку как минимум два часа. Хотя настенные часы утверждали, что он ураганом пронесся по дому за пять минут.

Никогда еще Саша так не нервничала. Разве что на той же госпитальной хирургии? Да она себе места не находила, то надеясь, что Тимофей Борисович быстро вернется, обработать ее царапины, то думая, что лучше бы он не приходил. Она сама не могла понять, что же твориться с ее психикой и валила все на стресс и нервы.

Немного помогли успокоиться заботы по устройству Тихона. Она впервые завела питомца… или это он завел себе хозяйку? Как еще посмотреть, кто кого выбрал.

Сейчас кот благополучно разлегся на пушистом полотенце персикового цвета, из которого Саша соорудила ему подстилку, не пустив на постель Никитичны. И время от времени по-хозяйски поглядывал на миску, куда Саша насыпала мяса, и жаренного, и сырого, не зная, что кот предпочтет. Ни рыбы, ни молока, ни еще чего-то, что, как было известно ей — коты любят, в холодильнике не имелось.

В этот момент в двери отрывисто постучали два раза и на пороге появился Тимофей Борисович.

— Александра Олеговна? — ее начальник отчего-то замер на входе.

— Да, заходите, — Саша кивнула, радуясь, что успела натянуть спортивные брюки и сменила футболку на майку — теперь ее плечи и шея, покрытые царапины — полностью открыты и ничего не надо снимать.