7 августа 2007

Тем, кого это может касаться.

Я уже писала вам о Бретериках. Первое письмо отправила сегодня утром около восьми тридцати, по дороге на работу. Оно тоже было анонимным. Я пишу снова, потому что поняла, что вы, вероятно, предпочтете не тратить время на мое письмо.

Я не могу назвать своего имени по причинам, о которых скажу ниже. Я женщина, 38 лет, замужем, есть дети. Я работаю полный день. Я закончила университет, и у меня докторская степень (пишу это, поскольку мне почему-то кажется, что вы тогда станете воспринимать меня всерьез, так что я, наверное, еще и сноб).

Как уже упоминалось в предыдущем письме, у меня есть причины считать Марка Бретерика, которого я видела в новостях вчера вечером, не настоящим Марком Бретериком. Эта история может показаться на первый взгляд не имеющей отношения к делу, но, поверьте, это не так, а потому, пожалуйста, дочитайте до конца.

8 декабре 2005 года мой босс предложил мне поехать в заграничную командировку, на неделю, со второго по девятое июня. В то время дети были еще совсем маленькими, а на работе я разрывалась между несколькими проектами, так что это был ад. Каждый день давался с боем. Я сказала боссу, что у меня, скорее всего, не получится. После рождения второго ребенка я не уезжала из дома больше чем на одну ночь. Уехать на целую неделю казалось нечестным по отношению к мужу и детям, и вряд ли я бы пережила генеральную уборку, которую пришлось бы устраивать после возвращения. В общем, оно того не стоило. Я была немного огорчена, поскольку проект казался интересным, но я даже не слишком раздумывала, настолько была уверена в решении.

Позже я рассказала о предложении мужу, ожидая ответа вроде «ну и правильно, ты ведь никак не сможешь поехать». Но он посмотрел на меня как на сумасшедшую и спросил, почему я отказалась.

– Это же твой шанс. Если бы мне такое предложили, я бы зубами вцепился.

– Но это просто невозможно, – ответила я, удивляясь, как это ему удалось забыть, что у нас маленькие дети.

– Почему? Я же буду дома. Мы отлично справимся. Может, я и не стану бодрствовать до полуночи каждый день, выглаживая носки и платочки, но как-нибудь устроимся.

– Я не могу, – упорствовала я. – Если я уеду на неделю, у меня потом уйдут две, чтобы со всем разобраться.

– В смысле, на работе? – удивился он.

– И дома. И дети будут сильно скучать.

– Все с ними будет в порядке. Мы повеселимся. Я разрешу им объедаться шоколадом и не спать допоздна. Только учти, я не могу присматривать за детьми и содержать дом в чистоте одновременно. Но мы найдем подмогу.

И он упомянул имя одной женщины, которая регулярно сидела с нашими детьми.

Когда он обрисовал план – помню так живо, словно это было вчера, – во мне начало расти странное чувство. Рискуя показаться излишне мелодраматичной, скажу, что это напоминало озарение или откровение. Я могу поехать. Это возможно. Муж прав, с детьми ничего не случится. И я ведь могу звонить им каждое утро и каждый вечер, они будут слышать мой голос.

Кто бы ни читал это, простите мне мою восторженность. Но если я не расскажу этого, в остальном не будет смысла. Это не оправдания, просто объяснение.

Уехать на неделю, размышляла я. На целую неделю. Семь спокойных ночей. Я смогу отоспаться за все недосыпы. В те времена мы с мужем просыпались по три-четыре раза за ночь. И мы оба работаем на полную ставку. Не похоже, чтобы это напрягало моего мужа. «В самом худшем случае, – обычно говорил он, – мы устанем. Но это же не конец света». (Мой муж сказал бы то же самое, если бы наткнулся на человека с большой ядерной бомбой в руках и с бейджиком «Нострадамус».)

Я позвонила боссу и сообщила, что все-таки смогу по-ехать. Наняла няню, о которой упоминал муж, и через пару дней все было готово к поездке. Я должна была поселить-ся в пятизвездочном отеле, в котором никогда не бывала. Я уже смаковала предстоящую поездку. Днем – работа, а вечера – в моем полном распоряжении. Буду нежиться в горячей ванне и заказывать чудесные ужины в номер. И никакой готовки! Буду заваливаться в постель в полдесятого и спать до семи часов следующего утра – этого я ждала больше всего. А то мне уже начинало казаться, что мои отношения со здоровым сном безвозвратно испорчены.

То, что так недавно представлялось нереальным, вскоре превратилось в навязчивую идею. Каждый раз, как выдавался тяжелый день на работе или трудная ночь с детьми, я повторяла про себя название отеля и города, куда предстояло поехать. Если доживу, говорила я себе, то все будет в порядке. Отдохну недельку душой и телом, компенсирую ущерб, нанесенный годами переработки и недосыпания. (Я, кстати, еще и трудоголик. Даже после рождения детей в отпуск по-настоящему не уходила – работала, сколько могла, дома, а они спали в кроватках рядом с моим столом.)

Поездка была запланирована на июнь прошлого года. В марте босс сообщил, что проект отменили. Значит, моя поездка тоже накрылась, вот так вот просто. Я едва не расплакалась. Думаю, босс заметил мое разочарование, потому что весь день приставал с вопросами, в порядке ли я, все ли хорошо дома.

Я чуть не заорала тогда на него: «Дома все будет, мать вашу, просто отлично, если я смогу хоть на неделю оттуда свалить!» Я уже не представляла, как выживу без передышки, на которую так рассчитывала. Перестроиться и отказаться от этой идеи не получалось. Мне срочно требовалась замена сдохшей поездке. Я спросила босса, не может ли он отправить меня куда-нибудь еще. Компания, в которой я работаю, выполняет заказы для разных организаций, так что просьба была не такой уж абсурдной. К сожалению, он не сумел ничего предложить.

Чувствуя себя совершенно разбитой, я собралась выйти из его кабинета, но он меня остановил. Глянул строго и сказал:

– Если хочешь отдохнуть – вперед. Возьми неделю отпуска.

И как я сама об этом не подумала! Но он тут же все испортил, добавив:

– Свози детей на море.

Однако его слова упали на подготовленную почву.

Я решила уехать, никому ничего не объясняя. Забронировала себе номер в спа-отеле на безопасном расстоянии от дома. Решила: расслаблюсь, отдохну и вернусь совершенно другим человеком. Чувства вины я тогда не испытывала. Убедила себя, что если бы муж знал, то одобрил бы. Раз или два я подумывала признаться: «Кстати, мою командировку отменили, но вместо этого я недельку поваляюсь у бассейна. И это обойдется нам примерно в две с половиной тысячи фунтов. Ты не против?»

Да, он мог и согласиться, но я побоялась рисковать. Даже если бы он сказал: «Отлично, поезжай», я не решилась бы на такой поступок. Я не могла сделать это в открытую – оставить своих детей на неделю и свалить туда, где мне в спину будут втирать апельсиновое масло. Я лгала, ведь вся эта затея казалась такой легкомысленной и в то же время – не могу даже описать, насколько – абсолютно, отчаянно необходимой. Я чувствовала, что умру, если не сделаю этого.

Я выехала утром в пятницу, второго июня, даже не позаботившись упаковать вещи для командировки. Мой муж и за миллион лет не заметил бы, что я что-то забыла, ему бы в голову не пришло спросить: «Минуточку, а почему она эту штуку с собой не взяла?» Он никогда ничего не замечает, так что врать ему легко.

Отель оказался такой красивый! В первый же день мне сделали полный массаж (впервые в жизни!) – никогда не испытывала ничего подобного. Я заснула на массажном столе. Проснулась через шесть часов. Массажистка объяснила, что она пыталась разбудить меня, но я не просыпалась. Потом она просмотрела анкету, которую я заполнила при регистрации, заметила, что я поставила «двадцать» на шкале стресса от одного до десяти, и решила дать мне поспать.

Проснувшись, я чувствовала себя совсем иначе. Мозги прочистились и уже не так скрипели. В тот вечер я позвонила мужу из шикарного бара. Сообщила, что прибыла в отель. Названия он, конечно, не помнил. Я сказала, что буду жутко занята, так что звонить мне разумней на мобильный. Не удержалась и назвала отель, в который должна была поехать в командировку, на другом конце мира.

Положив телефон обратно в сумку, я подняла голову и увидела, что он смотрит на меня. У него были темные золотисто-каштановые волосы, зеленые глаза, бледная кожа и веснушки. Мальчишеское лицо, такие в любом возрасте выглядят молодыми. Перед ним стоял небольшой стакан, полный чего-то прозрачного. Я заметила белые волоски у него на манжетах. Помню, что на нем был голубой с сиреневым свитер с закатанными рукавами и черные брюки, по-моему, из чертовой кожи. Он усмехнулся.

– Простите, – сказал он. – Мне не следовало подслушивать.

– Не следовало, – согласилась я.

– Я и не подслушивал, – поспешно объяснил он немного пьяным голосом.

– Но услышали, и теперь вам интересно, почему я солгала.

Не знаю почему, но я рассказала ему все: об отмененной командировке, о массаже, о том, как заснула прямо на столе. Он повторял, что я ничего не должна объяснять, но мне хотелось выговориться, ведь причины моей лжи казались мне самой такими безобидными. Это, по большому счету, была самозащита. Я действительно верила в это, и верю до сих пор. Он рассмеялся и сказал, что знает, как тяжело иногда бывает. У него у самого есть дочь, зовут ее Люси.

Мы разговорились. Он представился мне как Марк Бретерик. Его жену зовут Джеральдин, они вместе почти девять лет. Рассказал, что работает директором компании, производящей научное оборудование – холодильники со сверхнизкой температурой.

Я спросила, есть ли в этих его холодильниках специальные полочки для яиц. Он рассмеялся и сказал, что нет. Не помню, что точно он говорил, но что-то там было про жидкий азот. Он сказал, что если бы я увидела один из его агрегатов, то даже не поняла бы, что это холодильник.

– На нем не написано «Бош» или «Электролюкс». Туда не положишь фаршированные оливки или сыр бри, – рассмеялся он.

Потом выяснилось, что он живет в Спиллинге. А мы в то время жили в Силсфорде, совсем недалеко от Спиллинга, – забавное совпадение. Я рассказала ему о своей работе, ему вроде было интересно – он задавал много вопросов. И все время говорил о своей жене, Джеральдин, – было очевидно, что он любит ее. Впрямую он этого не говорил, но я поняла, как много она для него значит. Он был из тех мужчин, которые в каждой фразе поминают жену. Если я спрашивала, что он думает о чем-либо (а спрашивала я часто, не в тот вечер, а всю неделю, что мы провели вместе), он отвечал, а потом сразу же добавлял, что думает по этому поводу Джеральдин.

Я поинтересовалась, работает ли она. Оказывается, Джеральдин четыре года проработала начальником техподдержки в Институте Гарсия Лорки в Роундесли, но всегда мечтала бросить работу, что и сделала после рождения Люси.

«Повезло ей», – сказала я. Хотя я и не могу без работы, все-таки почувствовала укол зависти при мысли о легкой и спокойной жизни Джеральдин.

В тот первый вечер в баре Марк Бретерик произнес одну странную фразу, которая засела у меня в голове. Когда я спросила, считает ли он, что я неправильно поступаю, обманывая мужа, он ответил:

– По мне, ты почти идеальна.

Я рассмеялась.

– Я серьезно, – сказал он. – Ты не совершенна, и это делает тебя совершенной. Джеральдин – идеальная мать и жена в традиционном смысле, и иногда меня это… – Он за-пнулся и тут же вернулся к обсуждению моих достоинств: – Ты эгоистка. (Судя по голосу, он находил это восхитительным.) Ты рассказывала практически только о себе, о том, что тебе нужно, чего ты хочешь, что ты чувствуешь.

Я предложила ему отвалить.

Даже не подумав отвалить, он сказал:

– Слушай… Проведи эту неделю со мной.

Я уставилась на него, лишившись дара речи. Неделю? Я была не уверена, хочу ли провести с ним следующие десять минут. Да и что он имеет в виду?

– По-настоящему. Со мной, в моем номере.

Я обозвала его говнюком. И вообще наговорила кучу грубостей.

– Ты хочешь недельку покувыркаться с какой-нибудь дурочкой, а потом вернуться к своей идеальной жизни со своей идеальной Джеральдин. Отсоси! – Прямо так и сказала. Практически слово в слово.

– Нет, – он схватил меня за руку, – все не так. Слушай, возможно, я неправильно выразился, но… Ты сказала, что мечтала о неделе отдыха, мечтала отоспаться, что такая возможность у тебя появится снова не скоро, ну и… – Он замолчал, подбирая слова. И не сумел. Лицо его сморщилось, он отвернулся. – Забудь. Может, ты и права. Отсосу согласно полученным инструкциям.

Сперва меня поразила его напористость, а теперь – его внезапное отступление. Судя по лицу, он готов был расплакаться, и я почувствовала себя виноватой. Возможно, я слишком поспешно его осудила.

– Что? – спросила я.

Он вздохнул, склонился над стаканом.

– Я собирался сказать, что сон и отдых – не единственное, чего тебе не хватает после рождения ребенка.

– Ты имеешь в виду секс?

– Нет, – он почти улыбнулся, – я имею в виду приключения. Веселье. Непредсказуемость жизни.

Я растерянно молчала. Скажи он все что угодно, только не это, – и я бы осталась при своем.

– Знаешь, я часто бываю в разъездах, – продолжал он. – Постоянно. Уезжаю на день, на два. Сейчас вот на неделю.

И каждый раз, вселяясь в очередной отель, я бросаю сумку на кровать и думаю, чего же хочу больше – спать или приключений. Заказать обед в номер, посмотреть телевизор перед сном, лечь пораньше и проснуться попозже – или пойти в бар отеля и попробовать подцепить интересную незнакомку.

Я рассмеялась:

– И сегодня ты выбрал второе. – Хотя вряд ли я казалась ему интересной. Я ведь живу меньше чем в полутора часах езды от его дома. – Ты сказал, что Люси всего пять лет. Она, наверное, сейчас уже спит.

– Не могу вспомнить, когда в последний раз говорил ей «спокойной ночи». – Он выглядел несчастным, но решительным. Почти разозленным. Он меня заинтриговал.

– Черт, – сказала я. – Меня не предупредили, что может стать хуже.

– Может. – Неожиданно он улыбнулся. – Но может стать и лучше. Немного. К примеру, на эту неделю. Нет?

Я никогда не изменяла мужу до этого. Никогда не изменю в будущем. Мне ненавистна сама идея супружеской неверности.

– Ты напрасно тратишь время, – сказала я.

– Ты не можешь сказать «нет». Я тогда просто умру от унижения. Единственный способ спасти – сказать «да».

Я осознавала, что этот тип должен бы раздражать меня все сильнее с каждой секундой, но он начинал мне нравиться.

– Прости, – вздохнула я, – не могу. Мне действительно нужно отдохнуть. Провести неделю с другим мужчиной – это чересчур. Я впаду в панику и вернусь домой в худшем состоянии, чем уезжала.

– Всего одна неделя. Нам не нужны дальнейшие отношения. Мы оба счастливо женаты и не хотим разрушать семьи. Нам обоим есть что терять. Мы родители. Другими словами, никто не ждет от нас никаких тайн или необычных поступков.

Он был прав. Моя лучшая подруга, которая до сих пор живет одна, постоянно твердила, что я слишком правильная и чопорная. А она всего-то и видела пару раз, как я пытаюсь заставить детей есть брокколи или переключаю на другой канал, если на экране кого-нибудь убивают. По ее мнению, я превращалась в унылую клушу, и это меня бесило. А кроме того, я находила этого мужчину – Марка Бретерика – физически привлекательным, особенно после того, как он пообещал, что мы сможем ограничить наше небольшое приключение, как он это называл, днем и ранним вечером, так что я смогу получить свои семь часов сна.

Мы не жили в одном номере. Мы ни разу не провели ночь в одной кровати. Ежевечерне, к десяти тридцати, каждый возвращался в свою постель. Но мы ели вместе, вместе ходили на массаж, вместе сидели в джакузи и вместе нежились в турецкой бане – и, понятное дело, занимались понятно чем.

Однажды вечером, в ресторане, он вдруг расплакался. Беспричинно. Он вскочил и убежал, а вернувшись, попросил меня забыть о случившемся. Я переполошилась, уж не влюбился ли он в меня, но в последующие дни он вел себя как обычно, так что я успокоилась.

Как бы ужасно это ни звучало, я не чувствовала никакой вины за собой. Мне вспоминалась книга, которую я читала подростком, «Цветы для Элджернона», не помню, кто написал [5], но там рассказывалось про умственно отсталого уборщика, который внезапно стал умным. То ли он принимал какое-то лекарство, то ли кто-то ставил над ним эксперимент. Ему это кажется чудом. Он влюбляется и начинает жить полной счастливой жизнью. А потом эффект начинает выдыхаться, и он понимает, что скоро опять станет дурачком, не сможет ясно мыслить и его чудесная жизнь, которую он так любит, закончится.

Вот так и я себя ощущала. Я знала, что у меня всего неделя. И нужно вместить в нее все, чего так не хватало в моей жизни, – отдых, приключения, возможность заняться собой. Но что очень важно – я чувствовала, что, вернувшись домой, буду вполне счастлива. Я ведь была уверена, что муж никогда не узнает, он и не узнал.

А вчера ночью я увидела в новостях человека, которого назвали Марком Бретериком, но это был не он. Возможно, мужчина, которого я встретила в отеле, просто назвался чужим именем.

Но даже если так, он должен хорошо знать семью Бретериков, он ведь мне очень много рассказывал об их жизни. У меня и сомнений не возникло, так можно говорить лишь о своей семье.

Если то, что я тут понаписала, не имеет никакого отношения к смерти Джеральдин и Люси Бретерик, то прошу прощения, что трачу ваше время. Но я никак не могу избавиться от мысли, что мой рассказ может пригодиться. Джеральдин и Люси Бретерик умерли несколько дней назад, муж говорит, что в газетах только об их гибели и пишут. Я-то газет в руки не брала с тех пор, как родился мой первый ребенок. Но если это так, человек, которого я встретила в отеле в прошлом году, наверняка должен знать о случившемся. И к настоящему моменту он наверняка догадался: мне известно, что он не тот, за кого себя выдает. Это может показаться безумием, но вчера кто-то толкнул меня под автобус, и я чуть не погибла. А сегодня меня преследовала красная «альфа ромео», номер YF52 DNB.

К сожалению, не могу сообщить ни название отеля, ни свое имя, ничего, кроме того, что уже сообщила. Если каким-либо образом в процессе расследования вы узнаете, кто я, пожалуйста, пожалуйста, позвоните мне на работу, а не домой, и не рассказывайте ничего моему мужу. Иначе моя жизнь рухнет.