Я начал вести семинар по позитивной психологии в Гарварде в 2002 году. На него записались восемь студентов; двое очень скоро перестали посещать занятия. Каждую неделю на семинаре мы искали ответ на вопрос, который я считаю вопросом вопросов: каким образом мы можем помочь себе и другим — будь то отдельные индивидуумы, коллективы или общество в целом — стать счастливее? Мы читали статьи в научных журналах, проверяли разнообразные идеи и гипотезы, рассказывали истории из собственной жизни, огорчались и радовались, и к концу года у нас возникло более ясное понимание того, чему может нас научить психология в стремлении к более счастливой и полноценной жизни.

На следующий год наш семинар стал популярен. Мой наставник Филип Стоун, который первым познакомил меня с этой областью знаний и к тому же был первым из профессоров, кто стал преподавать позитивную психологию в Гарварде, посоветовал предложить лекционный курс по этой теме. На него записались триста восемьдесят студентов. Когда в конце года мы подводили итоги, свыше 20  %слушателей отметили, что «изучение этого курса помогает людям улучшить качество жизни». И когда я предложил его еще раз, на него записались 855 студентов, так что курс стал самым посещаемым во всем университете.

Такой успех едва не вскружил мне голову, но Уильям Джемс — тот самый, который более ста лет назад заложил основы американской психологии, — не дал мне сбиться с пути. Он вовремя напомнил о том, что нужно всегда оставаться реалистом и попытаться «оценить стоимость правды в звонкой монете эмпирики». Наличная ценность, в которой так нуждались мои студенты, измерялась не в твердой валюте, не в размерах успеха и почестей, а в том, что я позднее стал называть «всеобщим эквивалентом», поскольку это и есть та конечная цель, к которой устремлены все остальные цели, — то есть счастье.

И это были не просто отвлеченные лекции «о хорошей жизни». Студенты не только читали статьи и штудировали научные данные по этому вопросу, я еще просил их применять пройденный материал на практике. Они писали эссе, в которых пытались побороть страхи и размышляли над сильными сторонами своего характера, ставили перед собой амбициозные цели на ближайшую неделю и на ближайшее десятилетие. Я призывал их рискнуть и попробовать найти свою зону роста (золотую середину между зоной комфорта и зоной паники).

Лично я не всегда был способен найти эту золотую середину. Будучи от природы застенчивым интровертом, я чувствовал себя довольно комфортно в первый раз, когда проводил семинар с шестью студентами. Однако в следующем году, когда мне пришлось читать лекции почти четыремстам студентам, это, конечно же, потребовало от меня изрядного напряжения. А когда на третьем году моя аудитория более чем удвоилась, я не вылезал из панической зоны, особенно с тех пор, как в лекционном зале стали появляться родители студентов, их бабушки и дедушки, а потом и журналисты.

С того дня, как газеты «Harvard Crimson», а затем и «Boston Globe» растрезвонили о том, какой популярностью пользуется мой лекционный курс, на меня обрушилась лавина вопросов, и так продолжается до сих пор. Уже некоторое время люди ощущают новаторство и реальные результаты этой науки и не могут понять, почему так происходит. Чем можно объяснить бешеный спрос на позитивную психологию в Гарварде и в других университетских городках колледжа? Откуда взялся этот растущий интерес к науке о счастье, который стремительно распространяется не только в начальных и средних школах, но и среди взрослого населения? Не потому ли, что в наши дни люди сильнее подвержены депрессии? О чем это свидетельствует — о новых перспективах образования в XXI веке или о пороках западного образа жизни?

В действительности наука о счастье существует не только в западном полушарии, и зародилась она задолго до эпохи постмодернизма. Люди всегда и везде искали ключ к счастью. Еще Платон в своей Академии узаконил преподавание особой науки о хорошей жизни, а его лучший ученик, Аристотель, основал конкурирующую организацию — Лицей — для пропаганды собственного подхода к проблемам личностного развития. За сто с лишним лет до Аристотеля на другом континенте Конфуций переходил из деревни в деревню, чтобы донести до людей свои наставления о том, как стать счастливым. Ни одна из великих религий, ни одна из универсальных философских систем не обошла стороной проблему счастья, будь то в нашем мире или в загробном. А с недавних. пор полки книжных магазинов буквально ломятся от книг популярных психологов, которые к тому же оккупировали огромное количество конференц-залов по всему миру — от Индии до Индианы, от Иерусалима до Мекки.

Но при всем том, что обывательский и научный интерес к «счастливой жизни» не знает границ ни во времени, ни в пространстве, наша эпоха характеризуется некоторыми аспектами, не известными прежним поколениям. Эти аспекты помогают понять, почему спрос на позитивную психологию в нашем обществе столь высок. В Соединенных Штатах на сегодняшний день количество депрессий в десять раз выше, чем это было в 1960-х годах, а средний возраст наступления депрессии — четырнадцать с половиной лет, тогда как в 1960 году он составлял двадцать девять с половиной лет. Опрос, недавно проводившийся в американских колледжах, свидетельствует о том, что почти 45 % студентов «настолько подавлены, что им стоит большого труда справляться со своими повседневными обязанностями и даже просто жить». Да и другие страны практически не отстают в этом от Соединенных Штатов. В 1957 году 52 % жителей Великобритании заявляли, что они очень счастливы, тогда как в 2005 году таковых нашлось только 36 % — несмотря на то что на протяжении второй половины столетия британцы утроили свое материальное благосостояние. Наряду с быстрым ростом китайской экономики стремительно растет число взрослых и детей, которые страдают от нервозности и депрессии. Как заявляют в китайском министерстве здравоохранения, «состояние душевного здоровья детей и молодежи в стране действительно внушает опасения».

Одновременно с повышением уровня материального благосостояния растет и уровень подверженности депрессии. Несмотря на то что в большинстве западных стран, да и во многих странах на Востоке, наше поколение живет богаче, нежели их отцы и деды, счастливее от этого мы не становимся. Ведущий ученый в области позитивной психологии Михай Чиксентмихайи [1]задается элементарным вопросом, на который не так-то просто найти ответ: «Если мы такие богатые, то почему мы такие несчастные?»

До тех пор пока люди свято верили, что полноценная жизнь немыслима без удовлетворения основных материальных потребностей, каким-то образом оправдать свое недовольство жизнью было не так уж трудно. Однако ныне, когда минимальные потребности большинства людей в пище, одежде и жилье уже удовлетворены, у нас больше не осталось общепринятых аргументов нашего недовольства жизнью. Все больше и больше людей пытаются разрешить этот парадокс — ведь складывается впечатление, что свою неудовлетворенность жизнью мы купили за свои же деньги, — и многие из этих людей обращаются за помощью к позитивной психологии.

Позитивная психология, которую чаще всего определяют как «науку об оптимальном функционировании человека» [2], была официально провозглашена самостоятельной отраслью научных исследований в 1998 году. Ее отец — президент американской Психологической ассоциации Мартин Селигман [3]. Вплоть до 1998 года наука о счастье, то есть о том, как улучшить качество нашей жизни, в значительной степени была узурпирована популярной психологией. В те времена разразился самый настоящий бум семинаров и книг по этой тематике, которые иногда были по-настоящему интересны и пользовались в народе заслуженным успехом. Однако большинство таких книг (хотя далеко не все) были слишком легковесны. Они обещали пять простых путей к счастью, три тайны быстрого успеха и четыре способа встретить прекрасного принца. Как правило, ничего, кроме пустых обещаний, в них не было, и за эти годы люди разуверились в самой идее самосовершенствования с помощью книг.