Полегче? Черта с два.

В коридоре, на безопасном расстоянии от своего отдела, она остановилась, вынула из сумочки зеркальце, раскрыла. Почему-то принято говорить о «днях плохих волос». А у нее вот случаются «дни плохого лица», и один из них как раз сегодня. Кожа вялая, черты размытые, глаза мутные от усталости, и новые очки в черной оправе обольстительности им не добавляют. Надо, наверное, есть побольше, чтобы острые скулы и запавшие щеки хоть немного сгладились.

Плюс – даже если забыть про лицо, чего Чарли делать не собиралась, – три седых волоска блестят в темных густых кудрях. Где справедливость, ведь ей всего-то тридцать шесть! И лифчик сидит отвратительно, как, впрочем, все ее лифчики. Пару месяцев назад купила три штуки, вроде своего размера, но чашки оказались малы, а в объеме все три велики. Ушить бы, да руки не доходят.

Словом, в одежде ей так же неуютно, как и в собственном теле. Чарли зло захлопнула зеркальце и направилась к автомату с напитками. В старой части здания – той, где первоначально размещались городские бани, – стены остались прежние, из голого красного кирпича. Шагая по коридору, Чарли слышала под ногами звук струящейся воды. Все знали, что причина в трубах центрального отопления, но эффект был странный.

Чарли взяла «мокко» из автомата, недавно установленного у дверей буфета для тех сотрудников, кому недосуг заскочить внутрь. Смешно: жужжащий ящик выдавал напитки куда более разнообразные и вкусные, чем это делали живые люди, предположительно специалисты в сфере питания. Обжигая язык и горло, Чарли проглотила кофе и пошла искать Саймона.

Когда она открыла дверь кабинета дознания № 1, Саймон не смог скрыть облегчения. Он был явно рад ее приходу, но тут же смутился. Таких выразительных глаз, как у Саймона, ей больше ни у кого видеть не приходилось. Без этих глаз он, пожалуй, выглядел бы сущим головорезом: крупный бесформенный нос, квадратная массивная челюсть, придающая ему облик человека, который намерен одержать победу в любой схватке. Или боится поражения и пытается скрыть свой страх. Чарли мысленно хорошенько себя встряхнула. «Только посмей растаять. Он козел. Пора уже понять: чтобы раздражать так, как это удается Саймону Уотерхаусу, надо здорово постараться». Увы, Чарли не верила собственным уговорам. При всем желании не могла поверить.

– Прости. Меня задержали, – сказала она.

Саймон кивнул. Напротив него сидела хрупкая, бледная, с пронзительным взглядом женщина в коричневых замшевых сабо, длинной юбке из черной джинсы и зеленом джемпере, с виду кашемировом. Волнистые волосы, глянцевого цвета конских каштанов, которыми Чарли в детстве пуляла в Оливию, распущены по плечам. У ног женщины стояла сине-зеленая сумка от Лулу Гиннес, наверняка облегчившая кошелек ее обладательницы не на одну сотню фунтов.

При появлении Чарли женщина поджала губы и скрестила руки на груди. Злится или волнуется? Трудно сказать.

– Сержант уголовной полиции Зэйлер, – представил Саймон.

– А вы – Наоми Дженкинс, – с извиняющейся улыбкой произнесла Чарли. Недавно она приняла решение вести себя на допросах помягче, усмирить природную резкость. Заметил ли Саймон? – Если позволите, я просмотрю, о чем шла речь.

Она взяла со стола лист бумаги, исписанный аккуратными мелкими буквами. Как-то она даже поддразнила Саймона насчет его почерка – мол, не заставляла ли мама своего мальчика сочинять сказки о волшебной стране и, по примеру сестер Бронте, прилежно заносить истории в тетрадку с кожаным переплетом? Шутка не удалась. Слишком болезненной оказалась для Саймона тема детства, когда развлечения, даже телевизор, были под запретом – родители дозволяли исключительно занятия, развивающие мозги.

Пробежав глазами протокол, Чарли переключилась на другие записи, сделанные рукой констебля Грейс Сквайрс. Предварительно опросив Наоми Дженкинс, та и отправила ее в отдел уголовного розыска, – правда, по настоятельному требованию самой мисс Дженкинс.

– Итак, попробую в общих чертах обрисовать ситуацию, – сказала Чарли. – Вы пришли к нам, чтобы заявить о пропаже Роберта Хейворта, который на протяжении последнего года был вашим возлюбленным. Верно?

Наоми Дженкинс кивнула.

– Мы познакомились двадцать четвертого марта две тысячи пятого года. В четверг, двадцать четвертого марта, – скрипучим голосом уточнила она.

– Ясно. – Чарли постаралась произнести это твердо, но не цинично.

Избыток информации – зачастую помеха не меньшая, чем недостаток, особенно в таком очевидном деле. Проще простого сейчас сделать вывод, что дела-то никакого вовсе нет: тысячи женатых мужчин оставляют любовниц без мало-мальски приемлемого объяснения. Но Чарли не имела права отбрасывать и другой вариант. Наоми Дженкинс производила впечатление человека вполне разумного. И выглядела она не на шутку встревоженной. Чарли даже показалось, что она готова выдать ответы прежде, чем прозвучат вопросы.

– Итак, Роберту сорок лет, он водитель-дальнобойщик. Женат на Джульетте Хейворт. Она домохозяйка. Детей нет. Вы с Робертом встречались регулярно, по четвергам, между четырьмя и семью часами, в мотеле «Трэвелтел» при станции техобслуживания Роундесли-Ист-Сервис. – Чарли подняла голову: – Каждый четверг в течение года?

– Да, ни единого не пропустили. – Наоми выпрямилась, заправила прядь волос за ухо. – И всегда в одиннадцатом номере. Только там. Расплачивался всегда Роберт.

Чарли поежилась. Может, всему виной воображение, но ей почудилось, что Наоми Дженкинс словно передразнивает ее, сухо и коротко излагая факты. Явно не ее стиль, но Наоми старается. Пожалуй, даже слишком.

– А что вы делаете, если номер занят? – спросил Саймон.

– Он всегда свободен. В мотеле нас уже знают и специально оставляют именно эту комнату. «Трэвелтел» не избалован клиентами.

– Следовательно, в прошлый четверг вы, как обычно, отправились на встречу с мистером Хейвортом, однако он не появился. И не связался с вами, чтобы объяснить причину. Мобильник его выключен, и ни на одно из ваших сообщений он не ответил, – вновь вступила Чарли. – Правильно?

Наоми кивнула.

– Пока это все, – завершил Саймон.

Чарли заглянула в конец его записей и удивленно вскинула глаза на Наоми:

– Вы делаете солнечные часы?

– А что? Какое это имеет отношение к…

– Никакого. Просто довольно необычное занятие. Вы изготавливаете свои изделия на продажу?

– Да.

– Для фирм или…

– Изредка и для фирм, но в основном для частных заказчиков, владельцев обширных садов. Еще мои часы стоят во дворах нескольких школ и колледжа в Оксбридже.

– Понятно, – протянула Чарли.

Сада у нее, к счастью, не имелось. Чарли тошнило от одной мысли о стрижке газона или, не дай бог, прополке. Трудно представить более бездарное времяпрепровождение. Но солнечные часы очень неплохо смотрелись бы в ее крошечном дворике. Интересно, Наоми мастерит только крупные экземпляры или миниатюрные у нее тоже найдутся?

– Вы звонили на домашний телефон мистера Хейворта?

– Да… То есть нет… Моя подруга Ивон звонила. Она снимает у меня комнату и вчера вечером по моей просьбе позвонила Роберту домой. Трубку взяла его жена Джульетта. Сказала, что Роберт уехал в Кент, но его грузовик стоит у дома.

– Вы там были? – спросила Чарли, перебив вопрос Саймона: «Какой у него грузовик?»

И про себя усмехнулась: вот оно, наглядное различие между восприятием мужским и женским.

– Большой такой. Красный, – ответила Наоми. – Я не разбираюсь в грузовиках. Роберт называет его сорокачетырехтонником. Сами увидите, он стоит у его дома.

Чарли проигнорировала последнюю фразу Наоми, как и быстрый взгляд Саймона.

– Так вы были у дома Роберта? – повторила она.

– Да. Сегодня. Оттуда сразу приехала к вам… – Наоми вдруг осеклась, уставившись на колени.

– Почему? – спросила Чарли.

Наоми Дженкинс понадобилось несколько секунд, чтобы взять себя в руки. Когда она подняла голову, в ее глазах появился вызывающий блеск.