– Да погляди на нее! – кричу я. – У нее другое личико! Это не Флоренс!

Дэвид смотрит на меня, будто впервые видит. Он думает, я свихнулась. Не узнает во мне свою жену. Так и представляю, как он мысленно очерчивает себя кругом. Дэвид сразу закрывается, психологически он – подросток. Не потому ли, что мать все время опекает его? Ему никогда не приходилось самому разбираться с трудными житейскими ситуациями. И чем иметь дело с несовершенным человеком из несовершенного мира, он лучше выбросит этого человека из своей жизни и перестанет о нем думать. Неприятные особы – типа его отца или Лоры – никогда не упоминаются. Интересно, скоро ли я тоже окажусь в опале?

– Дэвид, ты же сам знаешь, что это не она! Не этого ребенка я два часа назад поцеловала на прощанье. Не ее мы привезли из больницы домой. Не она плакала и извивалась, пока я надевала на нее песочник. Сними его! – визжу я вдруг, пугая себя и Дэвида. – Его купили для Флоренс. Не хочу, чтобы чужой ребенок носил! Сними!

Я пячусь за дверь.

– Ты как будто боишься ее.

Впервые вижу, чтобы Дэвид смотрел с такой гадливостью.

– Что с тобой, Элис? Здесь только один ребенок – Флоренс. Это она.

– Дэвид, да посмотри же! – воплю я, словно какое-то дикое неуправляемое существо, какой-то зверь. – Посмотри на ее личико! Оно другое, как ты не видишь? Да, у нее синие глаза и крапинки на носу, но это у новорожденных через одного! Я звоню Вивьен.

Выскакиваю из кухни. В глазах все плывет. От волнения трудно дышать. Я так растеряна и убита, что на мгновение забываю, зачем я здесь, в холле, что ищу. Ах да, телефон.

Тут же рядом оказывается Дэвид, но один, без ребенка.

– Что ты с ней сделал? – спрашиваю я.

Видеть этого младенца мне тяжко, но не видеть – еще тяжелее. Дэвид вырывает телефон у меня из рук и с грохотом швыряет на место.

– Не смей портить маме и Феликсу отдых этой ерундой! Мама подумает, что ты рехнулась. Элис, тебе надо взять себя в руки. Ты сама-то понимаешь, что несешь?

Поездка во Флориду – подарок Феликсу от Вивьен по случаю рождения сестрички. Мне бы хотелось, чтобы Феликс остался, но Вивьен настояла: это избавит мальчика от ревности к новому ребенку. Несомненно, действенное противоядие.

Сама Вивьен – единственный ребенок. Мысль о брате или сестре всегда была ей ненавистна. Едва начав в этом разбираться, Вивьен попросила родителей не заводить других детей. Самое же удивительное, на мой взгляд, что они ее послушались.

Отец Дэвида мечтал о большой семье. У него самого было пять братьев и сестер.

– Я сказала: ни в коем случае, – рассказывала Вивьен. – Ребенок должен чувствовать себя особенным. А как это возможно, если вас шестеро?

Она поведала мне эту историю, пока Дэвида не было. При нем об отце не говорили никогда.

Мне редко доводилось открывать мужу глаза на грубую правду. Я всегда старалась его защитить.

– Входная дверь была незаперта.

– Что?

– Когда я вернулась, входная дверь была открыта. Ты спал. Наверное, кто-то вошел, забрал Флоренс и… оставил взамен этого ребенка! Дэвид, нужно звонить в полицию! Флоренс! Где она? Вдруг случилось что-то ужасное?

Я вою, вцепившись в волосы.

У Дэвида слезы в глазах. Но голос спокоен.

– Элис, ты меня пугаешь. Серьезно. Пожалуйста, перестань. Успокойся, прошу тебя. Предлагаю тебе пойти на кухню, хорошенько рассмотреть, кто там лежит в качалке, и понять, что это Флоренс. Ладно?

В его взгляде – проблеск надежды. Дэвид смягчился и дал мне последнюю возможность. Я знаю, какой это важный знак: муж признался в своем страхе. Видимо, думаю я, он меня и впрямь любит, но придется разбить его надежды.

– Да не онаэто! – не унимаюсь я. – Послушай, как она плачет! Послушай!

Бедная-бедная крошка, ничего не понимает и зовет маму.

– Это не голос Флоренс! Дай телефон.

– Нет! Элис, пойми, это безумие. Давай позвоним доктору Дхосаджи. Тебе нужно успокоительное или… ну, какая-то помощь. Давай позвоним.

– Дэвид, немедленно дай мне телефон, а не то я возьму на кухне нож и проткну тебя.

Он морщится. Мне не верится, что я это сказала. Почему не пригрозила просто задушить? Ведь я же не хотела его обидеть, но он подумает именно так.

– Дэвид, кто-то украл нашу дочь! Надо что-то делать, скорей!

Он отдает мне телефон.

– Кому ты звонишь?

– В полицию. Потом Вивьен. Она-то мне поверит.

– Звони в полицию, если тебе так надо. Но только не маме, умоляю.

– Ты просто знаешь, что она меня поддержит. Поэтому?

– Элис, если это не Флоренс, то кто же? Младенцы не падают с неба. Я спал всего минут десять.

– Этого достаточно.

– Но есть же анализы. Можно сдать ДНК и удостовериться, что это наша дочь. Мы во всем разберемся еще до маминого возвращения. Послушай, она же моя мать, а не твоя. Это мне решать, звонить ей или нет, и звонить мы не будем, – растерянно мямлит Дэвид.

Его злит, что я вижу его растерянность и бессилие. Наверное, любую беду или неприятность он считает делом стыдным и интимным. Для него нет худшего кошмара, чем предстать перед Вивьен таким, не суметь выпутаться из этого абсурда.

– Ну, у меня-то своей нет, забыл? Вивьен мне ближе всех, и я позвоню ей, черт подери.

Голос у меня срывается.

– Пожалуйста, полицию, – говорю я в телефон и оборачиваюсь к мужу: – Зря я согласилась на переезд. Этот дом проклят. Живи мы в другом месте, этого бы не случилось.

– Что за бред?!

У Дэвида такой вид, будто ему влепили пощечину. Я оскорбила его любимый отчий дом.

– Неужели ты думала, что я брошу сына?

– Конечно, нет! Феликса мы взяли бы к себе.

Столь откровенно мы на эту тему еще не говорили.

– Прекрасно! И забрали бы его от мамы, которая после Лориной смерти заменила ему родную мать! Не верится, что ты могла такое предложить!

– Полицию, пожалуйста. Мне надо заявить о… Я и так уже прождала!

– Все пройдет, все образуется, – бормочет Дэвид себе под нос, садится на ступеньку лестницы и опускает голову на руки.

Как бы он ни старался держаться, изумление и обида его переполняют. Прежде он никогда не плакал на моих глазах. Должно быть, он уже сомневается в своей правоте. И я понимаю: он не простит меня за то, что я видела его смущение.

– Надо успокоить ребенка. Дэвид, послушай меня, пожалуйста. Ребенок напугался.

Беспомощный, растерянный детский плач пронзает мне сердце. Я из последних сил держусь на ногах.

Бедняжка Флоренс. Страшно подумать, как она, наверное, сейчас страдает. Мне нужно лишь одно – прижать ее к себе, почувствовать ее нежную щечку.

Из горла Дэвида вырывается стон:

– Что ты несешь! Послушай себя – «ребенок»! Это же наша дочь, наша Флоренс. Как тебе не стыдно такое устраивать? Положи телефон! Сама пойди и укачай ее.

Он злится не только на меня, но и на себя – за то, что простодушно поверил, будто сможет начать все заново. Поверил в счастливую жизнь со мной и Флоренс. Сейчас ему, наверное, стыдно и совестно за ту эйфорию, в которой он жил последние две недели. А мне грустно от того, что я понимаю его боль куда лучше, чем он может понять мою.

– Помогите, скорее, мне надо заявить… Да, конечно, извините.

Женский голос в трубке просит меня успокоиться. Я так рыдаю, что они не могут разобрать слов.

– … Заявить о похищении.

Расслышали со второго раза.

Горе троих человек эхом разнеслось по дому.

– Да, похитили мою новорожденную дочь Флоренс. Меня зовут Элис Фэнкорт.

– А ну-ка, отмотай назад, – попросила Чарли. – Ты намекаешь, что Лору Крайер убил Дэвид Фэнкорт?

– Элементарная логика! Теперь, когда исчезли Элис с ребенком, это ясно всякому, у кого есть мозги! А что этот Фэнкорт какой-то не такой, я понял сразу, едва его увидел.

Саймон подыскивал слова, чтобы объяснить свои подозрения.

– Я не вижу в нем человека. Смотришь на него и видишь пустоту. Помнишь песню Билли Айдола [4]«Глаза без лица»?