Рэми понюхал вино. Крепкое. Дешевое. И кислое.

    Отпил глоток. Гадость еще та, но под внимательным взглядом старшого попробуй не выпей. И Рэми выпил. До дна. Перед глазами поплыло, в голове затуманилось, а где-то неожиданно далеко, за густой пеленой, вздохнул Жерл: "Тебя берет. Не обманули, гады. Крепкое. А ты пей, пей, мальчик. Не смотри на меня так, не надо. Сегодня все иначе. День паршивый, вино паршивое, и настроение хуже некуда. Опасное. Когда надо с кем-то поговорить, а нельзя... А надо, иначе душа разорвется. В клочки, понимаешь? Ничего ты не понимаешь. Пей, пей. Слушай. А завтра - забудь!"

    "Забудешь тут", - пьяно подумалось Рэми. Душно. И голова тяжелая, сама к столу тянется... и спать хочется...

    "Глупый ты, Рэми, - доносился издалека голос старшого. Сам он глупый, глупости несет, да и разговорчив... как всегда по пьяни. - Все вы, рожане, глупые. Смотрите на нас, арханов, с завистью и не понимаете... что счастье от рода не зависит. Вот я счастлив почти и не был... впрочем, я - тварь, заслужил".

    Рэми с трудом удержал дрожь, когда буря на улице взвыла, разбиваясь о плотно закрытые ставни. Звякнул тронутый ветром колокол. И вдруг сквозь полуопущенные ресницы почудились Рэми кошачьи глаза у плеча Жерла. Они не были безжизненными, как во дворе, - напротив, смотрели изучающе, гневно... осуждали. Кого? Убившего кошку старшого или все же Рэми, что не сумел остановить дозорных?

    "Дураком я был, - продолжал хмуро Жерл. - Брата сводного выгнал. Решил, что если сам перестал быть чудищем, то и Ленара дома терпеть не обязательно..."

    Чудищем, удивился Рэми. Брата? У Жерла есть брат? Странно... никогда не рассказывал. О детстве рассказывал, о брате - нет. Интересно, почему?

    "Выгнать выгнал, а покоя все равно не было. Дозорным пристроился при замке повелителя, жену в дом взял, сын у меня родился, а покоя не было. Спать не мог... Сон это счастье... тебе, молодому, не понять..."

    Повторяется. Чушь несет... жалится. Странно это видеть, как жалится сильный человек. Даже неприятно.

    Старшой встал из-за стола, подошел к камину, и подкинул огню дров, а вместе с ними - пучок ароматических трав. В комнате сразу сделалось теплее, уютнее. Глаза Мурки все так же висели над плечом Жерла, и благодаря им, благодаря притупленному вином страху, держался Рэми на грани между сном и реальностью.

    "Полнолуние было, - продолжил старшой, возвращаясь к кувшину с вином. - Осень, листья почти облетели. А я опять спать не мог, потому и пошел в тот парк. Там всегда было тихо и спокойно..."

    Парк, окружающий замок повелителя. Как говорил Жерл? "Магическая оправа для жемчужины, белоснежного замка". Место, о котором Жерл рассказывал с искренним восхищением. Как же хочется спать...

    Рэми овладела странная апатия - он понимал каждое слово старшого, чувствовал его волнение, но в то же время рожанину было все равно - будто он уже спал и знал, что спит.

    "Тут-то я зверя и увидел. Красивый был, зараза, крупный. И опасный. Я долго не думал, и выстрелил, - смеясь, продолжил Жерл. - Не ты один по оборотням стрелять умеешь. И не тебе одному повезло. Только тебе повезло, что попал, а мне повезло, что промазал..."

    В стену полетела и чаша. Жерл ударил кулаком по столу. Завибрировало под щекой теплое дерево... Не обижай, Жерл, не надо, не виновато оно... И буря за окном не виновата. Воет, плачет... И тополь под окнами не виноват. Стонет... Жерл стонет?

    "Думал, в зверя стреляю, а попал в наследного принца. И так бывает. А я, дурень, не знал... радоваться мне или пугаться, что он жив?

    Тогда радовался. Рану осмотрел, плащом Мираниса прикрыл... И тут на поляну трое мальчишек выбежало. Телохранителей. Один, что поменьше других был, к принцу подбежал, да стрелу из плеча выдернул... Я даже вмешаться думал - кровью же истечет - но тут светлый телохранитель что-то прошептал и...

    Я и до этого знал, что магия лечит. Но чтобы так? Чтобы одно движение ладонью, и нет фонтана крови? Даже виссавийцам такое не под силу, а какому-то мальчику... Мне завидно стало. И страшно...

    Когда открылись глаза принца, я радовался как ребенок. Не понимал еще, что жизнь моя в тот миг и закончилась.

    А на рассвете ко мне пришли. Не убили, и на том спасибо, но сослали вместе с семьей в эту глушь. И клятву с меня взяли, магическую, что никому я не расскажу о той ночи.

    Только, как и в случае твоего посвящения, - клятву-то у меня телохранитель принца брал. Мальчишка еще... вот и ошибся. Чуть-чуть. И тебе, опьяненному вином, не соображающему что и как, я рассказать все же могу... И рассказываю. Самую большую тайну нашей проклятой Кассии.

    Может, и не слышишь ты меня, а, Рэми? Но то воля богов, не моя. Не слышишь, знать, они так хотят, чтобы не услышал.

    А, знаешь, ведь тут поначалу я был даже счастлив. Только здесь обрел покой. И понял, наконец, важную вещь - у меня есть семья: жена и сын.

    Вернулись мы тогда с отрядом поздно. Мальчонка мой привычку глупую имел, выбегал ко мне во двор и прыгал на руки. И тогда выбежал. А жена за ним. Как всегда, улыбающаяся, радостная.

    Она первая опасность заметила. Побледнела, как смерть. А потом был крик моего сына... До сих пор он у меня в ушах стоит и стоять будет до самой смерти. Ее крик и яркое весеннее солнце, заливающее светом двор нашего дома. Я успел увидеть лишь напуганное лицо сына и вцепившегося ему в шею зверя".

    Старшой вновь замолчал. Рэми закрыл глаза, вслушиваясь в треск огня в камине, а дозорный некоторое время ходил по комнате. От окна к дверям и обратно.

    "Волка я убил, а сына... отнес в храм смерти. Сам. А как домой пришел, так жена уже повесилась. Виссавийцы смерть не лечат..."

    Вновь пауза. Долгая, бессмысленная. Рэми захотелось спать, сонная одурь уже почти завладела пьяным телом, он даже видел отрывки сновидений, как старейшина продолжил: "Завтра уезжаю. Может, это и к лучшему, вдали от тебя, мальчик, мне будет лучше. Ты даже понятия не имеешь, как похож на Арима! И даже понятия не имеешь, как сжигает меня стыд, когда смотрю я в твои глаза! Но ты мне не сын. Увы или ура - я уж и не знаю. Только долго ты здесь не останешься. Рид думает, что всех обманула, но меня не обманешь... лица я запоминаю хорошо. И выводы делать умею. Да и боги с нашими желаниями не считаются... никогда не считались".

    Рэми хотел вынырнуть из пучины пьяного бреда, но уже не смог. И почти не удивился, когда скрипнула рядом лавка, когда пальцы дозорного отбросили прядь волос от его лица, а тон Жерла вдруг изменился:

    "Помнишь мою сказку, Рэми? Знаю, что помнишь. Никогда о ней не забывай..."

    Проснулся он, наверное, рано, не понять. Кругом царила тишина, и только по крыше казармы лупили крупные капли дождя. Ставни были плотно закрыты, в печи дотлевали угли. Пахло вином, остатками еды, а на столе стояла полная чаша. Рэми отпил глоток. Не то, вчерашнее вино, более слабое, теплое и сладковатое на вкус.

    Испарились из головы остатки дури, Рэми нашел в себе силы, чтобы подняться и войти в общий зал. Там было пусто. Лишь на скамье у печи лежал все тот же Занкл.

    Дозорный поднялся и протянул гостю плащ:

    - Уехал старшой. Все провожать пошли.

    - А ты почему не пошел? - спросил Рэми, поднимая со скамьи лук. На улице завыл ветер, кидая горсть капель в закрытые ставни.

    - Кто-то уходит, а кто-то должен остаться. Кто-то должен заместить Жерла.

    - И этим кем-то будешь ты?

    - Вспоминаешь вчерашнюю ссору, - понимающе кивнул Занкл. - Да, неприятно, когда собственные люди тебе не верят. Но приехал я сюда вовсе не за тем, чтобы навредить Жерлу, а чтобы присмотреться к отряду и перенять командование.

    - Жерл знал?

    - Много задаешь вопросов, юноша, - взгляд Занкла был изучающим, внимательным. - Но я не враг тебе, уволь. У таких как ты враги долго не живут.