— Отец был сезонным лесничим. Он умел делать все, к чему лежало его сердце, но не любил оставаться долго на одном месте. Мама же воспринимала брак как возможность рожать детей и жить в доме с белой изгородью. Через год появилась я.

У Дасти вырвался вздох наслаждения: Мигель перенес свое внимание на другую ступню.

— В первые годы отец поступал по-своему: зиму проводил в Мексике, а лето в Парке глетчеров в Монтане или в Стране Каньонов в Юте. Но война была уже объявлена. У них с мамой происходили жуткие стычки. И тогда папа забирал меня с собой в путешествия автостопом или в долгие пешие вылазки, пока она не успокаивалась. — Дасти сделала глубокий вдох. — Тебе еще не наскучило все это?

Мигель покачал головой. В его темных глазах светился живой интерес, а улыбка подбадривала. Дасти отхлебнула пива. Он или искренен, или хороший актер, подумала она.

— Когда мне исполнилось шесть лет, мама бросила бомбу. Раз я достигла школьного возраста, отцу надо остепениться. Он пытался сделать это, очень старался, но к моему десятилетию мы сменили уже четвертое место жительства. Папа терпеть не мог работы в помещении, как и начальников, следящих за ним восемь часов в день. Мать оставила его, и мы с ней переехали к ее родителям в Ньюарк, штат Нью-Джерси, где жили, пока она не вышла замуж за Фреда.

— И ни Нью-Джерси, ни Фред не смогли заменить тебе отца, — догадался Мигель. Он закончил массаж, но все еще держал ее ступни на своих коленях.

— Отец знал все растения, всех птиц в зверей на Западе. Фред едва узнавал ноготки. — Дасти села и скрестила ноги. — Вскоре мама решила сделать из меня капитана болельщиков! — с явным отвращением воскликнула она. — Я была рослой и рвалась играть в баскетбол, а она хотела, чтобы я наряжалась в коротенькие юбчонки и размахивала жезлом.

— Участь хуже, чем смерть, — торжественно согласился Мигель и расхохотался.

— То-то и оно. — Дасти не удержалась от улыбки. — Я на это не пошла. — Она зевнула, перекинула косу через плечо и снова плюхнулась на подушку. — После занятий я помогала маме. Три ребенка за шесть лет доставили немало хлопот и ей, и мне. — Она стала расплетать косу. — Тогда я решила, что не буду жить маминой жизнью. Вот так. Маленьким хорошим мальчикам пора домой, потому что мне надо выспаться.

— Но ты виделась с отцом?

— Каждое лето. — Она опять зевнула и с намеком взглянула на будильник. — Прыгала как шарик для пинг-понга. Развлечения на лоне природы с отцом. Домашняя работа, уход за детьми и школа с матерью. Когда закончила школу, она хотела, чтобы я училась на курсах секретарей и жила дома. — Дасти нахмурилась. — Папа же хотел послать меня в колледж, но, когда я заявила, что больше не желаю запираться в четырех стенах, он помог мне устроиться на мою первую работу в Моабе. Я водила плоты по реке Колорадо и уже не возвращалась в Ньюарк.

— А сейчас?

Она опустила глаза на свои колени.

— Я не видела его с прошлой весны.

Мигель погладил ее по щеке.

— Куда же он подевался?

Дасти не отринула нежное прикосновение, ткнулась лицом в его ладонь, желая продлить мгновение. Потом сделала глубокий вдох и подняла голову.

— Где-то здесь ищет золото, вместо того чтобы искать индейские поселения в Юте, чем он обычно занимался. — Она опять вздохнула. — Он нашел остатки их жилищ в скалах Анасази и наскальные рисунки во Фримонте. Доисторическая культура индейцев чарует его, но на ней не заработаешь. И он не охотник за черепками. Существует черный рынок изделий индейцев, но он никогда не осквернял и не грабил раскопки.

— Джек Роуз, похоже, интересный мужик, — тихо заметил Мигель.

— Не совсем обычный. Поиски золота — это его способ приготовиться к старости. — Она помолчала. — Но он и не очень надежный. — Она вскочила на ноги и начала расхаживать по комнате. — Он никогда раньше не разочаровывал меня! — Внимание Мигеля ослабило ее защитные реакции, и она не желала уже скрывать свой гнев. — Он уехал из Моаба прошлой весной до того, как я вернулась с лыжного курорта Сноуберд. Сообщил мне письмом, что отправился на разведку в Пайнкрик, и обещал вернуться к нашему дню рождения. Мы оба родились первого сентября. Мне исполнилось двадцать пять, а ему пятьдесят. — Она расхаживала все быстрее. — Его обрадовала находка каких-то руин, и он обещал по возвращении отвезти меня туда. Но так и не вернулся! Я ждала неделю, а он даже не позвонил и не написал. Я так рассердилась, что приехала сюда за ним. В качестве своего адреса он указал почтовый ящик. Поэтому я разыскивала его по старым дорогам, проложенным золотоискателями. — Ее гнев поутих, и она снова опустилась на постель, положив подушку на колени. — Сегодня я нашла старого золотоискателя, который дал мне ниточку. И тут сломался мой «виллис»! — Она подбросила подушку вверх в полном отчаянии. Мигель задумчиво взирал на нее. — Ну как тебе это нравится? Я всерьез уже подумывала об отцеубийстве. Вот только доберусь до него и откручу ему башку!

Мигель усмехнулся и наклонился к ней.

— Я думаю, — мягко заговорил он, пока его руки расплетали до конца ее косу, — что тебе нужен друг с вездеходом. — Дасти замерла, от легкого прикосновения его пальцев к ее волосам затрепетало все ее существо, от макушки до пальцев ног.

Дасти не отрывала своих глаз от его рта, как бы парившего в паре дюймов от нее. Расстояние между ними медленно сокращалось, и она закрыла глаза. Его губы коснулись ее губ в ласке столь легкой, что ее чувствительной коже стало щекотно и Дасти мучительно захотелось большего. Все еще не открывая глаз, она пробежала кончиком языка по своим губам, как бы смакуя оставшееся ощущение. Когда он снова заговорил, голос его доносился издалека.

— Во сколько мы выезжаем?

Дасти открыла глаза и уставилась на Мигеля. Его губы округлились в чувственной полуулыбке, отчего ей было еще труднее понять смысл сказанного им.

— У тебя нет грузовика, — наконец сообразила она.

— У меня нет, а у мужа Кармен есть. Он будет счастлив поменяться на мою машину на пару дней.

Дасти грузовик сейчас был ни к чему, она жаждала нового поцелуя. Ее чувства требовали его, и она продолжала призывно смотреть на его губы. Настоящего поцелуя — глубокого, горячего, пожирающего.

— Почему… — Она прочистила горло, словно так можно было прояснить и ее одурманенную голову. — Почему ты хочешь это сделать?

Его улыбка сделалась шире.

— Неужели не ясно? Хочу познакомиться с тобой поближе.

Дасти скатилась с постели и поднялась на ноги.

— Ты хочешь сказать, что поможешь мне искать отца, если я пересплю с тобой?

Улыбка Мигеля слиняла. Он прислонился к стене и скрестил руки на груди.

— Да, я хотел бы предаться любовным утехам с тобой, но не беру плату вперед за еще не оказанные услуги.

— Ах нет?

— Нет. — Он встал и оказался нос к носу с ней. Дасти вытянула спину, чтобы лишить его небольшого преимущества в росте. — Тебе нужна помощь, и я предложил ее. При благоприятных обстоятельствах наше взаимное влечение возрастет. Ты, однако, слишком неискушенна, чтобы слушаться желаний собственного тела.

Растянув губы в злую ниточку, он подхватил свою куртку, накинул ее на плечи и направился к двери.

— Можешь забыть о моем предложении, у меня нет времени на несерьезных женщин.

Дверь с грохотом захлопнулась за ним.

— Несерьезных? — яростно повторила Дасти. Она схватила пустую банку из-под пива и с силой швырнула ее в дверь. Дверь открылась.

Мигель прислонился к притолоке, переводя взгляд с нее на валяющуюся на полу банку.

— Советую запереть дверь. Здесь не очень-то приличное соседство. — На этот раз он тихо притворил дверь.

Дасти некоторое время продолжала таращиться на то место, где он только что стоял, потом подошла к двери и задвинула засов. Его гнев не был притворным. Но чем он был вызван? Тем, что она раскрыла его стратегию соблазнителя, или тем, что была к нему несправедлива?