Водный поток вдруг остановился, и Гулльвейг стало тепло. Рядом не было сестер, не было мальчиков-прислужников, только светящиеся камни, кажется, засверкали еще ярче. В пещере стало светло как днем.

Под сводами пещеры зазвучал голос, эхом отдаваясь от стен:

— Ты знаешь, что они со мной сделали? Знаешь, что они сделали?

Хотя королева ведьм почти не умела разговаривать, она поняла смысл слов, которые звучали не только в ушах, но и прямо в голове.

До ее сознания дошел запах чего-то горящего, очень неприятный запах, вовсе не похожий на дрова или солому. Скорее, он был похож на запах горящих волос.

— Смотри, что они со мной сделали, смотри!

Гулльвейг выбралась из каменной воронки и спустилась в пещеру под ней, затем в следующую, еще ниже, идя на голос и запах горелого.

— Я ослеп, я совсем ослеп! — прокричал голос.

Ведьма спустилась еще ниже. Пещеры становились все меньше. Она никогда не бывала в них раньше и догадывалась, что они не являются частью мира людей, — это некое место, куда можно попасть только с помощью магии. Гулльвейг ощущала в горле запах дыма, насыщенный и горький, а голос звучал все громче. Затем она разглядела в полумраке какой-то силуэт. Сначала ей показалось, что человек окутан туманом, однако, подойдя ближе, она увидела, что это от истерзанного тела поднимается не то пар, не то дым.

Голый человек был привязан к камню окровавленными липкими веревками, а над ним извивались пурпурные, зеленые и желтые змеи, капая ядом ему в глаза. Все его лицо распухло, сплошь покрытое почерневшими синяками. Язык был испещрен синими и белыми пятнами, капли яда шипели, падая на него. Бледная кожа была в ожогах, рыжие волосы выдраны клоками. Человек кричал и выл, извивался в своих путах, однако никак не мог освободиться. Ведьма достаточно часто проводила мелкие магические ритуалы и сразу же узнала, из чего сделаны веревки. Из кишок.

Внезапно, в первый раз за все время, проведенное с сестрами в пещерах, королева ведьм почувствовала себя той маленькой девочкой, какой на самом деле была. Этот измученный человек вогнал ее в ужас. Она поняла, что его боятся даже боги.

Рядом с человеком стояла серебряная чаша. Ведьма шагнула вперед и взяла чашу, собирая в нее капли яда, чтобы они не попали богу на лицо. Она уже поняла, кто он, — Локи, главный лжец, предавший богов, убийца героев, который время от времени помогает обычным людям.

— Пока длилась пытка, мой разум скитался. Страдая от боли, я побывал в девяти мирах, ведьма. Ты понимаешь, что они сделали со мной, эти помешанные на убийствах боги, которые постоянно отнимают жизни на полях сражений, за всего лишь одну жизнь, отнятую мною? Да кто любил этого Бальдра, совершенного бога, вонючего подхалима? Хотя его совершенство не спасло его от смерти, а?

Ведьма почти не умела разговаривать, она знала только те слова, какие слышала во время обрядов да еще от слуг, которые появлялись в пещерах. Только все прислужники были детьми не старше семи-восьми лет. Поэтому она ничего не ответила богу.

— Ты кое-что сделала для меня, на время прекратила пытку. Чего ты хочешь?

Бог повернул к ней голову. Даже за все долгие годы учения, во время бесед с духами горы, с гномами и эльфами, она никогда не видела зрелища ужаснее. Его лицо походило на кровавый нарыв, готовый вот-вот прорваться. Чаша наполнилась, пальцы обожгло, когда на них выплеснулся яд. Гулльвейг вылила дымящуюся чашу на пол, но прежде чем успела подставить снова, капли змеиного яда упали на лицо Локи, прожигая его плоть. Бог закричал, его стошнило, а ведьма снова подставила сосуд под капающий яд.

— Второй раз ты даешь мне передышку. Чего же ты хочешь? За первый раз я скажу тебе вот что: вы с сестрами стоите на пороге гибели. Вы стали слишком сильны, скопив знания и овладев магией, и он, завистливый бог Один, повергнет вас. Один явится в вашу вотчину на земле. Он принял человеческое обличие и уже идет к вам во плоти, могучий воин, владеющий магией разрушения.

Эти слова озадачили ведьму. Ей доводилось встречаться с Одином. Она много раз искала бога, и именно его она ожидала увидеть и на этот раз, погружаясь в каменную воронку со стремительным потоком.

Локи продолжал говорить, хотя из-за яда его то и дело одолевали кашель и тошнота.

— За вторую передышку, которую ты подарила мне, я скажу, что в твоих силах спастись от судьбы. Даже он пока не чувствует этого. Бог еще не вполне проснулся, он не знает, кто он такой. Действуй быстро, нанеси удар первая. Есть два мальчика, Огонь и Мороз. Один для жизни, другой для смерти.

Чаша снова переполнилась, Гулльвейг вылила яд и опять подставила ее под капли, защищая кричащего от мук бога. Теперь и у нее распухли обожженные руки, пальцы совсем онемели. Лишь накопленный за годы опыт помогал не обращать внимания на боль.

— До сих пор никто не останавливался рядом, давая мне передышку на три полных чаши, — сказал Локи, — и за эту услугу я открою тебе кое-что. В последней битве Один будет сражаться с волком и погибнет. Ты должна привести волка на землю, потому что Один уже на земле. Сделай так, чтобы дух волка вошел в плоть человека, как входит в человеческое тело бог. Вот твоя руна, вот твоя цель. Волк убьет бога. Это слово того, кто знает.

На ум ведьме пришла одна мысль:

— Покажи мне моего врага.

Но в следующий миг ядовитые испарения затуманили ей взгляд, кислотный запах стал душить ее, заползая в горло, и она выронила чашу. Все поглотила тьма. В первый раз за девять дней Гулльвейг закричала, и мальчики сбросили вниз веревочную петлю, чтобы вытащить ведьму.

Когда ее подняли из воронки, Гулльвейг билась о камни и кашляла, выталкивая из легких воду. Мальчики отошли, и к ней приблизились сестры. Они не принесли с собой ни еды, ни огня, ни одеял, ни лекарств; вместо этого они дали ей обрывок пояса старейшины и узорчатую застежку. Ведьма поглядела на свои пальцы. Они распухли и почернели. Превозмогая боль, она взяла застежку и нацарапала на обрывке кожи руну, после чего упала на четвереньки, корчась от приступов кашля и рвоты.

Сестры склонились над руной, и всех их охватило смутное беспокойство. Половина сестер увидела это:

Они ожидали увидеть одну из двадцати четырех рун, данных Одином, но эта не входила в их число. Это была новая руна, а новых рун ведьмы не получали уже на протяжении восьми поколений.

Ведьмы понимали, что это нечто особенное, хотя и не сразу осознали всю важность происходящего.

Для некоторых из них значение символа было немногим яснее, чем то предчувствие скорых перемен, которое явилось к ним в образе бури. Руна символизировала молнию. Ведьмы впитывали в себя исходившие от нее ощущения, поворачивая так и этак. Затем одна из сестер увидела в руне устье реки между двумя холмами. Еще одна узрела церковь на холме и поняла, что внутри находится нечто важное: два мальчика, и каждый важен по-своему. Тут нужен долгий магический обряд, которые займет годы, зато и результат будет длиться годы. Что это за мальчики? Один станет объектом заклинания, а вот второй — нечто иное. Но что? Они не понимали. Помощник? Нет. Жертва? Нет. Что-то другое. Второй мальчик был словно потушенная свеча, словно чашка с дождевой водой, словно сотни других предметов, которые помогали ведьмам творить волшебство. Посредник между чем-то и чем-то? Не совсем. А потом они увидели. Он составная часть.

Другие сестры узрели в руне иное значение: то, что просуществует не один век, пока кто-то не даст ему названия. Вольфсангель. Этого слова ведьмы не знали, хотя значение было им очевидно: волчий крюк, ловушка. Они увидели себя: воплотившись в стаю скворцов, они летали под полной луной. В полночь ведьмы уселись на крышу большого зала конунга Аудуна и рассказали спящему воину, что его жена никогда не родит сына, но если ему нужен совет, он может обратиться к горным ведьмам. Еще сестры увидели отдаленное будущее. Девушку среди холмов. У нее были светлые золотистые волосы. Она тоже, как догадались ведьмы, сыграет важную роль, только ни одна из них не поняла, какую именно.