Да, Брюсу был знаком этот самодовольно-одобрительный и в то же время обличительный тон; он не раз сталкивался с парнями вроде Уэйна. Но чтобы подобный тип был отлично вооружен и без приглашения явился к Брюсу домой — такого с ним раньше не случалось.

— Вы хотите денег? — наконец собрался с духом Брюс. — У меня есть деньги — примерно две тысячи долларов наличными и еще немного драгоценностей…

Уэйн поставил ногу в ботинке на кофейный столик и, уставившись на Брюса, случайно смахнул остатки белого порошка, который Брук забыла на столе. В фильме Брюса это был бы отличный крупный план, полный иронии и символизирующий чистое и честное насилие, пришедшее на смену претенциозному декадансу.

— Мистер Деламитри… Можно, я буду называть вас просто Брюс?

Брюс кивнул, как ему казалось, твердо и решительно, давая Уэйну понять, что он внимательно следит за развитием событий и понимает, какие у него перспективы. На самом деле кивок Брюса был похож на бессмысленное покачивание головой игрушечной собачонки и лишь еще нагляднее проявлял его паническое состояние. В принципе, Уэйн мог бы называть Брюса хоть задницей — без каких-либо возражений и при единственном условии, что не будет его убивать.

— Брюс, дело не в деньгах. У нас есть деньги, даже больше, чем нам нужно, тем более что и тратить их, в общем-то, не на что — мы ведь берем, а не покупаем. Мы просто пришли навестить вас, понятно? Вы не возражаете, если мы с вами немного пообщаемся? Может, нам всем сесть? Давайте выпьем и поболтаем. Согласны? Я люблю бурбон, а Скаут — что-нибудь послаще.

Уэйн отступил к дивану, стоявшему напротив софы, где по-прежнему пребывали Брюс и Брук, и плюхнулся на него без всякого смущения. Скаут последовала его примеру, правда, не столь уверенно. Она по-птичьи села на самый краешек, словно старалась доказать, что ни в коей мере не хочет никому мешать или причинять неудобства. Брюс направился к мини-бару, оставив Брук одну на софе. До этого момента она полулежала, застигнутая в объятиях Брюса, и только теперь смогла принять сидячее положение и поправить на себе одежду. Брук, как и Скаут, была разута. К тому же в тот момент, когда их прервали, Брюс высвобождал ее грудь из оков платья. Теперь Брук обулась и попыталась прикрыться: открытое вечернее платье не лучшее одеяние для встречи с вооруженными незнакомцами.

Последовала неловкая пауза. Вести непринужденную светскую беседу в их ситуации было практически невозможно.

Скаут попыталась завязать разговор с Брук, почувствовав, причем совершенно справедливо, что, хоть она здесь и гостья, на ней лежит некоторая ответственность за поддержание в доме дружелюбной атмосферы.

— Вы ведь Брук Дэниелс, не правда ли?

Это напоминало беседу двух скучающих пациенток в приемной у врача. В ответ на реплику Скаут Брук состроила неопределенную гримасу, так как была не слишком расположена к общению.

— Да, да, конечно, это вы! — продолжила Скаут. — Я видела вас во всех этих журналах… «Вог», и «Эсквайр», и «Вэнити фэр»… Я их просто обожаю, там все такое шикарное… Мой портрет тоже печатали в журнале…

— Ну да, Скаут в журнале «Америкас мост уонтед»! — Уэйн засмеялся и шлепнул Скаут по бедру.

— Но это же журнал, разве нет? Разве нет, Брук?.. Брук? Это ведь журнал? «Америкас мост уонтед» — это журнал, ведь правда?

— Да, это журнал. — Горло Брук так пересохло, что она удивилась собственной способности говорить.

— Вот! Это журнал, и в нем был мой портрет, и ты сказал, что я там хорошенькая, Уэйн.

— Конечно, ты хорошенькая, милая, и в качестве доказательства тебе не нужен никакой журнал.

Брюс принес Уэйну бурбон. Он судорожно размышлял над тем, сколько налить. Полный бокал? Половину? Каким станет Уэйн, если напьется? Буйным или тихим? Может, начнет песни распевать, а потом шлепнется в слезах в объятия Брюсу и будет клясться ему в вечной дружбе? Или заблюет свои ботинки и изрешетит все пулями? В конце концов Брюс остановился на весьма умеренной дозе, которую попытался зрительно увеличить большим количеством льда. Уэйн проглотил напиток залпом, но, к облегчению Брюса, не потребовал тут же повторить.

— Слышишь, что я говорю, Брюс? Говорю, Скаут могла бы позировать для какого угодно журнала. Я прав?

Брюс не ответил, сделав еще одну попытку выяснить намерения Уэйна.

— Если… не хочешь денег, там снаружи припаркован «ламборджини». Ты можешь…

— Брюс, мне не нужна твоя машина. — Уэйн был спокоен, но в его голосе промелькнуло нечто зловещее. Он говорил, обращаясь ко льду на дне бокала. — И у меня своя есть.

— Что ж…

— Американская машина, мать твою! Сделанная в Америке, понял? Из американской стали и пота, — голос Уэйна стал повышаться, — а не какое-то гребаное итальянское фуфло для педиков! «Ламборджини»! Ты меня удивляешь, Брюс. Разъезжая в импортной машине, ты лишаешь работы честных американцев.

Брюс молчал. Ему не показалось уместным отстаивать в этой ситуации преимущества свободной торговли и протекционизма. Он подал Скаут ее напиток, радуясь возможности хоть чем-то заняться.

— Это коктейль, — сказал Брюс. — Сладкий, так что, надеюсь, понравится.

— Обожаю коктейли.

Брюс еще раз сходил к мини-бару за парой небольших порций бурбона для себя и Брук. Он сел рядом с Брук на софу и сделал глоток; Брук к своему бокалу даже не притронулась.

В воздухе снова повисла тишина. После последней неудачной попытки выяснить, чего хотят эти сумасшедшие, Брюс больше в разговор не вступал. Брук тоже было нечего сказать. Инициатива в их бессвязной и безумной беседе снова перешла к Уэйну и Скаут.

— Зачем ты снялась в «Плейбое», Брук? — спросил Уэйн. — Нет, ты, конечно, там классно выглядишь, ты очень красивая, но, черт возьми, я никогда бы не позволил Скаут сделать такое. Я бы скорее убил ее и всех остальных там, в «Плейбое».

— Да брось ты, Уэйн, — Скаут жеманно надула губки. — Как будто кто-то захочет на меня смотреть в «Плейбое»!

Она так явно напрашивалась на комплимент, что Брюс подумал: может, стоит сказать, что она была бы идеальной моделью для «Плейбоя», и таким образом завоевать их расположение? Секундой позже он был рад, что не успел озвучить свою мысль.

— Конечно, захочет, малыш, — заверил ее Уэйн. — Ну еще бы. Только ты этого никогда не сделаешь, поскольку я считаю своим долгом прикончить каждого, кто глянет на тебя похотливым взглядом. И если бы ты снялась для «Плейбоя», мне пришлось бы перебить примерно половину мужского населения Штатов.

— Ты и так их всех перебьешь, милый! — И оба, Уэйн и Скаут, расхохотались.

Уэйн повернулся к Брюсу, словно для того, чтобы пояснить смысл непонятной ему шутки.

— Скаут, конечно, преувеличивает, Брюс. Думаю, я убил человек сорок-пятьдесят, не больше.

Смех Скаут затих, и снова воцарилось неловкое молчание.

— Так зачем ты все-таки это сделала, Брук? — Уэйн вернулся к интересующей его теме. — Мне действительно хотелось бы знать.

Брук не вымолвила ни слова. Чтобы заметить непредсказуемость Уэйна, не требовалось особой проницательности: об этом свидетельствовал и синяк у Скаут на ноге, в том месте, где задралась юбка. Брук выбрала меньшее из зол и промолчала. За нее ответила Скаут. Она читала интервью с Брук в одном из модных журналов.

— Брук сделала это потому, что даже сильная женщина должна давать выход своей сексуальности. Вы ведь так сказали, Брук? Я читала.

Брук кивнула.

— Она сделала это не для мужчин, Уэйн, что бы там ни болтали твои приятели в пивнушке, — ворчливо продолжила Скаут. — Она сделала это для самой себя, потому что гордится своим телом и своей красотой, и в этом нет ничего дурного или грязного. Напротив — это храбрый и решительный шаг, вполне в духе феминизма.

Скаут завершила свое маленькое выступление и с улыбкой посмотрела на Брук, явно рассчитывая заслужить ее одобрение.

— Да, действительно, э-э… Скаут, все так и есть.

Уэйн по-хозяйски налил себе еще бурбона.

— Ну, тогда, значит, я со спокойной совестью буду дрочить в уборной над твоим портретом, Брук. Должен признаться, до сих пор я не сознавал того, каким благородным и важным делом занимаюсь.