Это Брюса по-настоящему рассмешило.

В действие включилась Фарра. Она подошла к дивану, на котором сидела Скаут и села рядом. Скаут навела на нее пистолет.

— Если хочешь завести с ней дружбу, — сказал Брюс, — то это бесполезно. Брук пыталась, за что и поплатилась — можешь полюбоваться на ее разбитые губы.

Но Фарра замышляла совсем другое. Она о многом успела подумать с того момента, когда Уэйн объявил им о своем плане, и хотела попросить об услуге.

— Послушайте… мисс… эээ, Скаут? Кстати, о хороших сторонах. Не могу я попросить вас об услуге?

— Какой услуге?

— Позвольте моему мужу сделать звонок.

— Звонок? Кому он будет звонить? Весь мир собрался у него перед домом.

— Что ты задумала, Фарра? — спросил Брюс. — Кому я должен звонить?

Фарра приготовилась сказать свою речь. Она прекрасно понимала, что прозвучит это не лучшим образом, но выхода у нее не было: все, что она имела, могло исчезнуть с утренней росой. Она помнила времена, когда не имела ничего, и это были не лучшие годы в ее жизни.

— Брюс, подумай вот о чем. Вся эта история не просто уничтожит тебя как режиссера. Она еще и повлечет за собой неминуемый финансовый крах. Как только ты возьмешь на себя ответственность за убийства, с тобой начнет судиться каждая семья в Америке, в которой кто-то умер насильственной смертью, даже не обязательно от рук Уэйна и Скаут. И это никогда не кончится. Наверное, внуки Велвет будут продолжать выплачивать наши долги. Ты понимаешь, о чем я? Это мгновенное банкротство. Чтобы спастись, нам нужно перевести все деньги на мое имя, и немедленно, до того, как здесь появятся репортеры. Поэтому если мисс Скаут позволит нам послать всего лишь маленький факс в банк…

Невероятно! Все были поражены.

— Мама! — запротестовала Велвет. — Это выглядит такгадко!

— Я забочусь о твоем будущем, юная леди.

Скаут рассмеялась.

— Ну, вы нечто! — сказала она.

— Это я нечто? Я не врываюсь в дома к посторонним и никого не убиваю. Просто я не хочу, чтобы деньги моей дочери получила какая-нибудь официантка из Милуоки, мужа которой пырнули ножом в пивной. И больше ничего.

— Никто никуда звонить не будет. И факсов никаких не будет. Так что сидите и думайте о бедности. Понятно?

На секунду в комнате стало тихо.

— Кроме того, — добавила Скаут раздраженно, — может, эта официантка из Милуоки и была бы права. Может, великому «мистеру Оскару» Брюсу Деламитри не нужно было снимать такие фильмы. Может, то, что Уэйн заставляет вас сказать, не так уж глупо.

Теперь взорвался Брюс. Он был настолько зол, что даже не боялся.

— Не верю своим ушам! Ты хочешь убедить себя в том, что вы с Уэйном ни в чем не виноваты? Это все не шутка, вы и правда хотите в это верить! Хотите сбросить с себя ответственность за то, что сделали. Ты маленькая трусливая сучка!

— Папа, успокойся. — В глазах Велвет читалась мольба. — Она же убьет нас!

Скаут поглаживала рукой пистолет.

— Я никого не убью, крошка. Только если нас не будут слушаться. Я просто хочу сказать, что…

— Никто, кроме вас, не несет ответственности за содеянное! — закричал Брюс. — Виноват тот, кто спустил курок!

— Я знаю, мистер Деламитри, и я не спорю. Мы сами совершили наши преступления, и мы в них виноваты.

— Очень мило с твоей стороны.

— Папочка, пожалуйста!

— Только вот… — продолжала Скаут, — не думаю, что кому-то становится легче от всей этой грязи. Вот и всё. — Она казалась почти печальной.

— Это ты о чем?

— Ну, знаете… песни, фильмы и все такое прочее. Раньше люди, живущие в бедности и страхе, могли хотя бы в них найти какое-то утешение. А сейчас повсюду грязь. Ну, то есть ваши фильмы… они такие… как это называют, когда кто-то за кем-то подсматривает?

— Вуайеризм, — пришла на помощь Велвет, стараясь смягчить эффект отцовской грубости.

— Вот-вот, они такие. Вы сами подумайте: вы живете в большом красивом доме в Голливуде, с бассейном и охранником…

— Которому твой приятель отрезал голову, — горько бросил Брюс. — Теперь у меня есть безголовый охранник.

— Говорю же вам, я знаю, что мы виноваты. — Скаут тоже начинала злиться. — Просто вы живете в роскоши, а зарабатываете тем, что делаете фильмы о простых, несчастных, темных людях, обитающих в трущобах, гетто и трейлерных парках. И люди эти в ваших фильмах выглядят уродливыми, больными и жестокими…

— А вы и есть уродливые, больные и жестокие!

— Да, наверное, я все это заслужила. Но мне кажется, что половина Америки живет в аду, а половина с удовольствием за этим наблюдает.

Скаут больше не желала продолжать разговор и включила телевизор. К дому Брюса неуверенной походкой приближались двое в нижнем белье.

Уэйн осторожно открыл входную дверь и впустил в дом практически голых телевизионщиков.

— Простите за такие недостойные условия работы, — увидев вошедших, сказал он. Уэйн не ожидал, что к нему пришлют женщину, и теперь был обеспокоен впечатлением, которое это может произвести на Скаут. — Но уверен, вы понимаете, в каком мы тут положении.

Из-за кольца бронированных автомобилей, установленных полицией, силы правопорядка следили за развитием событий.

— Ну вот, очередной бессовестный убийца получил свои пятнадцать минут славы, — задумчиво произнес начальник полиции Корнелл. С ним была его лучшая осадная команда: лучший переговорщик, командир отряда специального назначения и представитель по связям с общественностью.

— Если он захочет подтереть задницу, мы можем подсобить ему в этом, — заметил командир спецназа, раздраженный отсутствием решительных действий. — Мои ребята готовы к наступлению. Позвольте им разобраться с ублюдком. Мы провернем всю операцию за сорок пять секунд.

Представитель по связям с общественностью был категорически против.

— Мы сильно рискуем, сэр, — возразил он. — Заложники все в одной комнате, а оба преступника хорошо вооружены. Если отряд специального назначения ворвется в дом, кровавой резни не избежать, и это, как вам прекрасно известно, будет заснято всеми камерами в Голливуде.

— Ну а если у нас получится? — настаивал командир спецназа. — Оглушим их гранатами и вытащим наружу в цепях? Как вам такое зрелище для телекамер?

Звучало заманчиво. Нет ничего эффектнее прорыва осады и спасения заложников, особенно когда среди них имеется девочка-подросток.

— Уэйн Хадсон не дастся вам живым, — ответил представитель по связям с общественностью.

— Ну, не живым, так мертвым. Еще лучше! Конечно, в случае, если заложники останутся в живых.

— Вот именно, если…

В конце концов Корнелл решил, что лучше пока действовать осторожно.

— Посмотрим, что выйдет из этой истории с репортерами. Может, он выскажется и сдастся.

Командир спецназа с отвращением отвернулся. Корнелл его не винил: ему и самому было нелегко принять такое решение. Не в первый раз преступники при помощи шантажа добивались выхода в эфир. Каждый человек мечтает покрасоваться на телеэкране. Достаточно пять минут посмотреть на участников любого телешоу, чтобы понять, как далеко они готовы зайти для достижения этой цели. Стоит ли ожидать чего-то другого от преступников? Корнелл все чаще осознавал, что присутствие полиции уже не нужно на этом фестивале безумного «домашнего видео».

— Похоже, нам когда-нибудь придется превратиться в агентов и брать плату за вход, — сказал он горько.

Впрочем, полицейские тоже были не без греха, и Корнелл это отлично понимал. Они снабжали телевизионщиков материалами для полицейских шоу, давали бесконечные пресс-конференции, выступали с телевизионными обращениями к свидетелям преступления. Корнелл и сам срежиссировал несколько грандиозных операций с расчетом в основном на камеры и славу. Так если даже полицейские хотели быть звездами, то почему преступники должны от них отличаться?

Начальник полиции вздохнул.