— Однако…

— Когда я вернусь на фронт и вскоре после этого, несомненно, погибну или буду медленно загибаться в какой-нибудь грязной бельгийской воронке, мне бы очень не хотелось оглядываться назад и думать, что у меня был двадцать один часна родине и я провел их за разговорами с таким куском дерьма, как вы.

— Вместо этого вы хотели бы воспользоваться своим основным правилом.

— До встречи с роскошной малышкой Виолеттой еще три с половиной часа, а затем ей на работу к шести. Если я очень постараюсь и посверкаю тут и там своим Военным крестом, полагаю, успею уложить в койку трех девчонок здесь, во Фолкстоне, а потом напьюсь до бесчувствия в последнем поезде до Лондона и еще подремлю перед рассветом.

— И ради этого вы готовы рискнуть и отпустить меня?

— Я же вам сказал, у ходячих мертвецов вроде меня есть обязанности и поважнее. Обязательства перед самим собой и своей короткой жизнью. К тому же, инспектор, повторюсь: я уверен, что вы придете на встречу, а если нет, я просто скажу, что вы ускользнули от меня. Поверьте, Кингсли, я куда больше, намногобольше забочусь о том, чтобы порадовать себя, чем о вас или о дурацком задании, которое придумал мой шеф.

Кингсли не очень нравился Шеннон, но определенный интерес все же вызывал.

— Вы действительно думаете, что сможете соблазнить трех женщин и успеете попасть сегодня в Лондон?

— Инспектор, идет война, и не просто какая-то там война. Идет Великая война. Большинство молодых мужчин мертвы, а все еще живущие умрут завтра. Можете быть уверены, девушки пересмотрели свои взгляды на жизнь. А если они не пойдут мне навстречу, мне придется просто найти способ их убедить, верно? Поверьте, если я хочу оприходовать девчонку, я обязательноее оприходую.

Несмотря на отвращение к Шеннону, Кингсли поразился его самоуверенности. Он и сам был очень уверен в себе, но этот молодой, развратный капитан достиг в этом совершенно иного уровня.

— Откуда начнете?

— Возможно, с той миленькой пьеретки. Или прогуляюсь по пляжу. Возможно, для эффекта возьму тросточку и притворюсь слегка раненным. Девчонки это любят. Предложу им глоток бренди для уверенности — и привет, кронпринц Вильгельм, раз, два и в дамки!

— Вы не боитесь, что меня узнают?

— Так вы сами все сделаете, чтобы вас не узнали. Я же говорил, даже еслиинспектор Кингсли и вернется к жизни, лучшее, на что он может рассчитывать, это возвращение в тюрьму… Но разумеется, вы понимаете, нас это вряд ли устроит.

Шеннон положил сигарету в пепельницу и заглянул Кингсли прямо в глаза. Конечно, Кингсли все понимал. Он знал, что, инсценировав его гибель, СРС едва ли могла допустить его возвращение к жизни.

Кингсли погладил бороду. Никогда в жизни он не хотел отрастить усы или бороду, даже во времена Эдуарда VII, когда среди полицейских это было модно.

— Я останусь никем. По крайней мере, до тех пор, пока не узнаю, что меня ожидает.

— Умница.

Шеннон попросил счет, оставил невероятно щедрые чаевые — за счет налогоплательщиков — и напомнил Виолетте об обещанном свидании. Затем они с Кингсли вышли из гостиницы, и, когда они уже собирались расстаться, Шеннон предупредил его в последний раз:

— Не забудьте, инспектор, ваше внезапное появление среди живых людей все ужасно запутает. Если вы намеренно или случайно себя выдадите, я вас убью, просто-напросто убью.

— Я уже дал вам слово. В угрозах нет необходимости.

— Да, но я считаю, что и вреда от них нет. Короче, не будем больше об этом, ладно? А теперь я выдам вам один фунт на дорогу и ночевку в Лондоне. Вам придется за него расписаться.

Шеннон достал расходный ордер министерства иностранных дел, и листок затрепетал на морском ветру.

— Как мне расписаться? Мое единственное имя принадлежит мертвецу.

— Верно замечено. Знаете, я об этом не подумал, а ведь я тайный агент! Ну я и кретин,верно? Мы собирались придумать вам новое имя завтра. Кто ваш любимый автор?

— Шекспир.

— Слишком броско. Как насчет Марло?

— Подойдет.

Кингсли расписался как Кристофер Марло и взял фунт.

— Вы ведь знаете, что Кристофер Марло был шпионом? — спросил Шеннон на прощанье.

— Он был еще и поэтом, — ответил Кингсли, — а я не шпион и не поэт.

— Я же говорил, в наши дни все до единогопоэты.

Проверив расписание поездов до Лондона, Кингсли для начала узнал, как добраться до библиотеки. Было чудесно снова стать хозяином себе и прогуляться по тихим улицам английского порта. Конечно, он по-прежнему переживал о семье, которой сообщили, что он погиб, но все же был рад хоть немного отдохнуть от дьявольской чехарды, в которую в последнее время превратилась его жизнь.

Он нашел библиотеку, старый особняк, памятник викторианской жажды к общественному образованию, и вошел в ее безмолвный зал. Людей было очень много: все сидели в благоговейной тишине, согнувшись над книгами или свежими газетами, прицепленными к длинным деревянным палкам. Кингсли удивился количеству посетителей и решил, что, возможно, среди нынешнего ужаса и безумия люди ищут успокоение в мудрости прошлого. Разумеется, он увидел много черных вуалей и траурных повязок на рукавах. Кингсли был особенно тронут и опечален, когда увидел такие же повязки у детей не старше восьми или девяти лет, которые тоже молча сидели и читали. Одна девочка читала «Веселые приключения Бруинов» — популярный комикс о пансионе для животных, который должен был рассмешить ее или хотя бы вызвать улыбку, но, проходя мимо нее, инспектор увидел, что она плачет. Мать девочки сидела рядом, тоже на детском стуле. К ее изношенному платью была пришита черная креповая лента, а на коленях лежал журнал, но она его не читала; она смотрела перед собой, нежно гладя девочку по голове. Кингсли подумал, носит ли Агнес черное, и что она сказала Джорджу, и сказала ли что-нибудь вообще.

Он нашел пустой стол и присел. Он собирался написать письмо Агнес, которое попросил бы передать ей в случае своей смерти. Но, как ни старался, ничего не мог придумать. Он понятия не имел, что с ним станет, и поэтому не мог объяснить ей, почему ее так жестоко обманули. А что до прошлых событий — все, что можно было сказать, уже было сказано. Она выключила его из своей жизни раз и навсегда. Даже не пошла на его похороны.

Кингсли задумался о печальной гибели виконта Аберкромби. Правительство хотело, чтобы он расследовал его смерть. Именно его смерть хотя бы на некоторое время продлила жизнь Кингсли.

Он начал искать заметки о смерти Аберкромби в газетах. Экземпляры центральных газет хранились в библиотеке не больше двух дней, но были все прошлые выпуски местного журнала. Там сообщались весьма приблизительные подробности гибели героя — говорилось, что Аберкромби погиб в бою: