Несколько секунд Тарас просто смотрел на нее. Не мог не смотреть на пряди волос, закрывающие ее щеки, рассыпающиеся по плечам Нади. На ее тело, которое казалось чертовски заманчивым и таким… дурманящим. На нежный рот, вкус которого он уже так хорошо знал.
Почему-то, в дурной после сна голове Тараса мелькнуло воспоминание, как он сравнивал ее вкус с вкусом карамельного макьято. И ему, вдруг, нестерпимо захотелось сладкого.
Так и не отдав себе отчета в собственных действиях, все в той же тишине комнаты, которую нарушал только тихий шорох от того, что Надя терла лицо, пытаясь проснуться - Тарас просто нагнулся, обхватив губами вершину груди, которая так манила его. И чуть ли не с жадностью втянул ее себе в рот, чуть прижав губами.
Над его головой прозвучал удивленный вздох-возглас, который тут же сменился каким-то странным, протяжным звуком, гулко отдавшимся внутри грудной клетки Нади.
Но тот явно выказывал одобрение. Или же ему просто хотелось так думать.
Не отрываясь от ее соска, Тарас ласкал тот так, будто от того, удержит ли он эту частицу тела Нади в своих губах, зависело что-то неимоверно важное.
Надя сначала замерла. Но спустя пару секунд Тарас ощутил, как задела его щеку ткань ее топика, падая из рук Нади. Она пробежалась пальцами по его шее, добираясь до затылка, и притянула голову Тараса ближе.
Большего поощрения не требовалось. Обхватив руками ее ягодицы, Тарас потянул Надю впритык к себе.
Молча. Совсем не так, как сутки назад, когда ему хотелось соблазнить ее, рассказать все, что он желает получить, искусить ее этим рассказом. Сейчас все было не так.
Он касался Нади, ничего не говоря при этом. Словно не хотел нарушать ту непонятную атмосферу, которая окружала их в этом сумрачном мерцании. Будто это его самого искусили лишь несколькими движениями. Впрочем, именно так и было.
Тарасом руководила какая-то странная, пожирающая разум потребность овладеть Надей. Сейчас, в этот момент.
И она, так же молча, позволяла ему творить все, что Тарас хотел. Да и сама принимала участие.
Все еще не отпуская ее грудь, он сдавил руками попку Нади, приподнимая ее над собой, и стянул с нее шорты от костюма. А потом, опустил ее бедра вниз, заставив оседлать свой пах.
Тарас не ошибся. После душа, она действительно натянула костюм на голое тело. Мысль о том, что все это время Надя находилась рядом с ним без белья - показалась ему чертовски возбуждающей.
Хотя, Иисусе, его, кажется, все заводило в Наде. Недаром он считал ее ходячим катализатором всего мужского, что имелось в нем.
Она не сопротивлялась, даже помогла ему сбросить с себя последние покровы ткани. И теперь стягивала футболку с самого Тараса. Причем так, будто бы и ей не терпелось добраться до его кожи. И ее возбужденное, частое дыхание, от которого вздымалась грудь, явно указывало на силу, с которой Надя этого хотела.
Тарас поднял по очереди руки, не в состоянии оторвать от ее тела обе ладони одновременно, и его футболка присоединилась к ее шортам на полу у дивана.
Осторожно скользнув руками по животу Нади, надеясь, что здесь кожа не сгорела на солнце, Тарас обхватил ладонями ее груди, дразня сжавшиеся вершины поглаживанием пальцев, а губами, наконец-то, добрался до ее рта.
Надя тихо застонала прямо ему в губы, и это еще сильнее распалило Тараса. Он больше не мог терпеть. Да и она, видимо, не собиралась.
Во время этого поцелуя, пока он наслаждался, упивался сладостью Нади, ее руки уже пробрались за пояс его джинсов, и высвободили возбужденную, пульсирующую желанием плоть на волю из ткани. Он с шипением втянул в себя воздух, когда ощутил, как ее влажная и горячая мягкость скользит по стволу его члена.
Искушение оказалось сильным. Почти непреодолимым. Почти…
- Подожди, - прошептал он, стиснув одной ладонью попку Нади, не дав ей продолжить свои дразнящие игры. И, отпустив второй рукой ее грудь, умудрился достать из заднего кармана бумажник с последним, оставшимся после их вчерашнего вечера, презервативом. И да, он искренне и горячо поблагодарил небо за то, что тот у них имелся. Потому что Тарас почти не сомневался, что не смог бы уйти. Даже если бы этой хрупкой защиты не оказалось.
Простое возбуждение и желание секса превратилось в эти минуты в какую-то дикую нужду. И не у него одного.
Надя сидела на нем, запрокинув голову так, что ее длинные волосы щекотали его пальцы, сжимающие ее ягодицы. И на ее лице, в напряженном выражении, в закушенных влажных губах, читалась такая же сила необходимости и желания.
Наконец-то справившись со своим телом, Тарас надавил, заставив Надю опуститься прямо на него.
И ему стало до дрожи хорошо, когда она низко застонала, сделав это.
- Да, так, так моя…, - Тарас втянул воздух, двигаясь в ее горячем, обхватывающем его тело, лоне. Он не договорил. Вспомнил, какое условие она ставила ему. - Надя…, - откинувшись на подушки, он вытянулся вдоль дивана, чтобы еще крепче прижать ее к себе. И, собрав одной ладонью ее волосы, он обернул пряди вокруг пальцев, которыми придавил ее голову к себе, чтобы целовать. Потому что странно сильно хотел именно этого. - Моя Надя, - повторил Тарас в ее губы, даже не заметив.
Тарас не любил спешить. Ни в жизни, ни в сексе. Но сейчас он просто не мог сдерживаться. Он хотел удовлетворить эту страсть. Хотел заставить Надю кричать от удовольствия. Сам оказался неистово жадным до ее сладости.
Почти с яростной силой Тарас погружался внутрь нее, так и удерживая затылок и бедра Нади. Вскидывал таз с таким напором, что каждый раз, казалось, погружался все глубже и глубже, добиваясь своей цели - ее стоны, ее крики удовольствия, вплетались в тишину комнаты.
Но, как ни странно, они не нарушали того непонятного очарования, которое так и не отпустило его мозг.
Будто бы Тарас продолжал спать, потому что только в нереальном мире наваждения можно ощущать такое удовольствие от простого акта удовлетворения физических потребностей тела.
Но Тарас точно знал, что он бодрствует. Они оба, определенно, не спали.
Надя так возбуждала его этими хриплыми звуками, который срывались с ее губ после каждого его погружения, что Тарас терял разум.
Он двигался все сильнее. Он хотел все больше.
И на фоне его страсти, его желания, в сознании Тараса появилась еще одна потребность. Дурацкая, непонятная, но показавшаяся в тот момент невыносимо важной. Хоть он даже не был в состоянии до конца ее осмыслить.
Надя откинула голову настолько, насколько позволяла это рука Тараса, сжимающая ее волосы. Ее веки были плотно сомкнуты, а на напряженном лице блестела влага испарины, которая покрывала и его тело, делая их обоих скользкими.
- Надя, - голос Тараса прозвучал низко и сипло. С требованием повиновения. - Посмотри на меня, - он придавил ее голову, чтобы она опустила лицо.
Может и непроизвольно, но глаза Нади распахнулись от этого требования.
И в них горел тот же огонь, который всегда доводил его до безумия. Она смотрела с неистовым желанием к нему. К Тарасу.
Именно в этом он нуждался. Это хотел увидеть.
Но заглянув в серо-голубые глаза Нади, Тарас увидел больше. За всей их жадной страстью он увидел и ее потребность в чем-то большем. В том, что невозможно было высказать словами. Только ощутить в каждом их движении навстречу друг другу.
И от этого, будто ток прошел по его телу, сделав ощущения непередаваемо острыми.
- Да, Надя, так, - не замечая сам, все еще хрипло шептал Тарас, сблизив их лица, двигаясь еще сильнее. - Так, я хочу видеть себя в твоих глазах, когда ты будешь испытывать удовольствие.
От этих слов волна дрожи пробежала по ней, заставив Надю выгнуться в его руках. И…
- Да, черт возьми, да! - он сам выгнулся, вдавив затылок и пятки в подушки дивана, чтобы погрузиться еще глубже, когда ощутил, как она кончила, так и не закрыв при этом глаз.
Надя смотрела на него, когда ее тело сжималось, обхватывало его. Когда сам Тарас срывался с катушек, последними толчками доводя и себя до оргазма.