Поскольку архитектура Бё и Тера очень похожа, с непривычки отличить одно от другого казалось тяжеловато. Но я быстро адаптировалась. В Бё совсем другой дух. Не спутаешь.

— Это что? — спрашивает Сакураи.

— Это Бё!

— Как ты их различаешь???

— Честно?

— Честно!

— Если у входа сидят несколько мужиков типа бездельники и дуют чай из алюминиевого чайника, то, значит, это Бё!

— А ведь правда, — говорит Сакураи и начинает хохотать. — Надо же, архитектурный признак! Безошибочно!

Мы ходили смотреть жилой дом XVIII века. Я даже сначала не поняла, что это дом, а не храм. Выглядит почти так же, только цвет не красно-серый, а бело-синий и на алтаре вместе со статуями богов стоят фотографии жителей. В этом доме и сейчас люди живут. Нас сам хозяин по дому водил. Непонятное пространство — храм, жилье, улица и внутренний двор, колонны с резьбой, детская педальная машинка и сушащееся на балках белье, мотороллеры, хлам, склад сомнительной чистоты носков, ведра с водой, запах курительных палочек… Переплелось все вместе. И внешнее и внутреннее, и сакральное и бытовое срослось намертво.

А в архитектурном комплексе с двумя старинными крепостными башнями есть мемориал черепах — ряд огромных каменных тортил стоит, уткнувшись носами в бассейн. Закат, цветет розовая зонтичная акация. Крыши башен черепичные и почти сходятся друг с другом. Узкая деревянная лестница ведет на второй этаж. Там маленькая комнатка, где выставлены макеты старинных кораблей. Я выхожу на балкон и гляжу, как по мощеному дну оборонительного рва целеустремленно рыщут Сакураи с Косидой. Оранжевое солнце просвечивает им уши. Я не выдерживаю этого феерического зрелища и щелкаю фотоаппаратом. Чуткий, как кошка. Сакураи оглядывается и молча грозит мне кулаком…

А потом пошел дождь, а зонтик оказался только один, у Сакураи. И мы втроем очень смешно под ним переползали от храма к храму. И смеялись…

— Они варвары! — сказал мне Косида о тайванцах. — Они знаешь как храмы реставрируют? Они их ломают, а потом строят новые, такой же формы. Из бетона!

Тут мне живо вспомнился рассказ Сакураи о спорах в Японии по поводу восстановления старинных храмовых росписей — достаточно ли восстанавливать только цвет, или необходимо делать это красками точно такого же состава, как старинные. Да, почувствуйте разницу.

— Мы что-то сделать пытаемся, — говорит Кошида. — Вот здесь, — он тычет пальцем в темноту, в сплетения строительной сетки и баньяновых веток, — тут хоть использованы старый кирпич и целые деревянные столбы. Но это редкость, потому что в реставрации охрана памятников непосредственно участвует. А бывает знаешь как!

Знаю, мы уже порядком повидали новых бетонных храмовых чудищ. Взять хотя бы тот огромный буддийский храм с жирными бетонными слонами у входа, переходами, галереями и огромной прогулочной крышей при двух башнях. С крыши видны толстые пагоды с балконами: не поймешь, то ли храм, то ли жилой дом. Внутри куча всяких залов — места хватило бы и для университета, и для небольшого театра. Бетон… Бетон и дерево. Интересно, но противно.

Кстати, храм тайваньский в полной мере не деревянный — стены у него кирпичные, а на них уже укладывают деревянные балки каркаса крыши. Столбы и всякую прочую дребедень тоже собирают из деревяшек. Во время реставрации разбирают все, кроме торцевых стен. Статуи и алтарь-жилище бога переносят в соседние, построенные специально для этого красные ангары. Туда пока люди будут приходить молиться.

А внутри реставрируемых храмов пыль и битая черепица с зеленой глазурью. Несколько особенно огромных статуй не смогли вынести и накрыли их домиком-навесом из досок. С окошком — чтобы богам не скучно было… Полуголый парниша смолит балки, сидя на козлах. Девица в шароварах красит олифой деревянного кудрявого льва. Пахнет тайваньским хиноки — кипарисом, из него все сделано. В Японии тоже из кипариса почти все, по крайней мере все хорошее, по выражению Сакураи. Но запахи у тайваньского и японского хиноки разные. Очень забавно. Мы все нюхали. Наша хрупкая сигаретная реставраторша показывает местному персоналу технологию замазывания щелей на старом дереве. Мы с Косидой тоже внимаем: интересно, как она работает, — как мышь, тихо и тщательно, с кучей всевозможных прибамбасов типа целлофановых фунтиков, чтобы клей в узкую щелку было удобно вливать. Если дерево темное, в клей надо добавлять темный пигмент из коробочки от фотопленки…

Сакураи принес мне местную рулетку — на ней четыре системы делений: сантиметры, футы, старинные японские сяку [50]и тайваньские не знаю что. Прикол в том, что на этих тайваньских делениях указаны красным благоприятные числа, а черным — вредные. И не один мастер не использует такой черный размер для постройки дома или храма.

— Это как-то связано с пропорциями?

— Неа, это просто предрассудок.

— Надо же!

Неизгладимое впечатление — посещение местной аптеки. Точнее, я даже не знаю, можно ли назвать аптекой заведение в духе кабинета алхимика. Вряд ли там есть хотя бы аспирин. Зато куча трав и всяких разных банок с заспиртованными корнями довольно неприличного вида, сушеных фруктов, старинных аптечных весов, порошков в бумажных кулечках… И спиртовых настоек «для поднятия духа».

И фрукты в Тайване особенные. Помимо ставших привычными за годы шатаний по разным южным закоулкам папайи и манго, имеются и некоторые особенные. Например, странный фрукт гава — зеленый, с плотной кожицей, формы груши, на вкус немного напоминает смородину, но довольно жесткий (кажется, что-то близкое к айве). Или еще — крупные чешуйчатые красные овальные плоды неизвестного названия [51], или маленькие коричневые и круглые, похожие на молодую картошку фрукты, которые продают в пучках вместе с их тонкими веточками. Шкурка с этих малявок облупливается, как с перепелиного яйца. А внутри они прозрачно-белые и сладкие, с одной черной блестящей костью посередине. Похоже на рамбутан, только разновидность другая, наверное.

Вообще, тайванская еда немного похожа на китайскую, но есть свои особенности — например, пристрастие к жареным лягушкам. Как их в ресторане принесли, все японцы сразу сделали загадочные рожи и сказали мне, что это очень вкусно, но что это, не уточнили. Можно подумать, я лягушку не узнаю. Пусть хоть она будет пятнистая и крупная, как эти. В общем, поела я их. Они за головы схватились — что, говорят, у вас едят лягушек? Ага, говорю, едим. Сами в прудах ловим и жарим. Очень любим. Пусть теперь радуются, узнав такую пикантную подробность из нашей жизни!

Кроме лягушек, тайванцы едят ростки бамбука с кальмарами в сладком соусе. Всякие колбаски и ветчинки, по виду как наши домашние, но на вкус тоже сладковатые. Угрей едят копченых с лапшой. Всяких крабов и ракушек, в том числе наших речных перловиц. Очень даже ничего.

Вечером в день приезда компания собирается пройтись после ужина в бар. Сакураи в одиночестве удаляется в отель спать. При этом весь его вид говорит: теперь можете хоть на голове стоять!

— Косида, а Косида, ты пить пойдешь? Мне что-то не хочется…

— Я пойду, мне нельзя не идти, а ты вот можешь тоже пойти спать.

— А почему тебе нельзя не идти?

— Да потому, что я японец, у нас такие порядки. Пить с коллегами необходимо. А ты иностранка, тебе все можно.

— А Сакураи чего тогда спать пошел?

— А ему тоже все можно — он очень большой человек. Сечешь?

— Ага! Не, Косида, и не надейся, я сейчас тоже с тобой пить пойду.

— Ну пошли, ладно. А почему это ты вообще на ногах стоишь и не шатаешься даже?

— А почему это я должна шататься?

— Так ты же с сэнсэем на ужине рядом сидела. А все, кто с ним рядом сидит, потом пьяные валятся. Такая уж у него привычка — соседей поить.

— Я не валюсь.

— Но почему???

— Да потому, что я не японка! И у нас тоже свои порядки!

Бар расположен в заброшенном дворике между исписанных баллончиками стен. Жарко, хоть и ночь. На закуску приносят сухой соленый горох и бобы. Мартини на вкус гадковатый. Реставратор старинных документов Саката — добрый человек, любезно обмахивает меня своим изящным веером. А Косида приносит мне зонтик от своего коктейля. Знаете, такой маленький, бумажный, но открывающийся и закрывающийся. Интересно, откуда он знает, что я такие зонтики люблю?