Вы еще не знаете, что такое реклама, которая, раздвигая полушария, втекает прямо в ваши мозги. Которую невозможно остановить, от которой нельзя смыться. Но именно так работал экспериментальный интракорпорал, не нуждающийся даже в линзопроекторах — прямое подключение к оптическим нервам, максимальный КПД.
От всего, что было в нашем здании, разлетались розовые бабочки, пузыри с румяными щечками, разбегались лисята и микки-мауз-подобные мышата, и, конечно же, расползались веселые червячки. (Они есть и на логотипе Pear: надо ж показать, что груша — вкусная, а не такая «пластиковая», как в дискаунтном супермаркете.) Всё щебетало, смеялось, завлекало и настаивало на своем, как если б взять блошиный рынок из купчинского гетто для обнищавших экс-менеджеров и усилить в сто крат. Причем гадкий гаджет обрушивал на меня двойной удар — как на покупателя и как на сотрудника корпорации.
Отовсюду верещало и внушало, но зажимать уши было бесполезно — голоса возникали прямо в голове — там, где находятся интракорпоральные динамики.
Усовершенствуй мир, купи новый гаджет Pear. Все вместе: «Мы любим мир, в котором есть Pear».
Pear первый в мире, старайся быть первым в «Пире». Pear — это лучший мир.
Мужественный голос мачо: для сотрудника «Пира» — все женщины мира. И сразу же толерантно-писклявый дуэт: гей из «Пира» — самая желанная задница мира…
Через полчаса у меня мозги звенели как бутылки на пункте приема стеклотары, еще немного и расколются; меня качало, словно я стоял на палубе парусника, болтающегося в зыбях Бискайского залива. Чтоб охрана не подумала, что я на игле, решил выбираться вместе с основным стадом коллег, несущимся из сотен прозрачных боксов многоуровневого хлева. Все они были, как и я, в куртках «от Pear» с броской стереоскопической рекламой интракорпоралов, конкретно как в анатомическом атласе показывающей, куда можно встроить гаджет. Вплетенное в эту одежку устройство позиционирования, между прочим, докладывает полную правду на сервер учета внеофисной полезности сотрудников (СУЧ-2): сколько куртка находилась за пределами домашнего шкафа и выполняла рекламные функции.
Однако и в стаде выбраться из Pear-Building не так-то просто.
Сперва идентификация: лазерные лучики прыскают на радужку твоего глаза (заодно дыхни в трубочку, дабы было ясно, что он — твой, а не от мертвого осла). Затем бесстыжий куб терагерцерцевого излучателя не только раздевает тебя, но и прощупывает твое тело до клеточного уровня, рамка электромагнитного сканера размером с дверной косяк — до молекулярного.
Не выносишь ли ты из здания какие-либо устройства, являющиеся собственностью корпорации? Не тащищь ли ты внутри себя информацию, составляющую технологическую или коммерческую тайну корпорации? Ну-ка, что у тебя там в жировой прослойке спрятано? Не превращены ли липосомы в ячейки памяти — мемоциты — в которых записаны все сведениях о новых разработках корпорации?
Затем мистер робохранник мановениями многопальцевых манипуляторов проверяет, чем набиты у тебя карманы. Вдруг ты похищаешь дизайнерскую туалетную бумагу «Делай со мной», преступно увеличивая расходы фирмы на содержание персонала. Это щекотно, но не веселит.
В конце еще имеется пост с двумя, так сказать, живыми охранниками — впрочем, вы вряд ли найдете у них какое-то отличие от биороботов. Они и моргают редко. Эти «иносранцы», от которых не отделаешься щуточкой; за хорошую зарплату они изучают выражение твоего лица, твою походку — не обманул ли ты ведущего производителя интракорпоральных устройств, не злоупотребил ли своим положением. И вообще тщательно показывают, что ты — микроб, в отличие от них.
— Попрошу остановиться, господин… — его сканер быстро считал мой интракорпоральный бэджик, — Царегородский.
Секьюрити смотрел на меня оловянными глазами из-под узкого лба — это был взгляд свободной личности, исполненной внутреннего достоинства и осознания собственной миссии. Это не просто «я только делаю свою работу», скорее уж: «я загрызу тебя, едва заподозрю, что ты вредишь нашей всемирно известной корпорации, где мне дали должность такого крутого парня.» Заметно было, что я ему не понравился; неловкая улыбка или быстрое моргание могут только усугубить мое положение.
— Вы шатались при ходьбе, — наконец приговорил он, пробуривая во мне взглядом дырку. — Ввиду подозрения в употреблении вами наркотических веществ, я вынужден вас протестировать: пройдите по виртуальной белой линии к электронному носу, который проанализирует ваши запахи.
Я должен испугаться, почти что обкакаться. Как бы не так! Жри, гад:
— Сами идите к носу. Или к экрану терагерцевого сканера, где все тетки голые. Сегодня мне вживили испытательное устройство и вы получили об этом информацию с СУЧ. Некоторый сенсорный хаос, видимо, привел к проблемам с моим вестибулярным аппаратом, это и ежу понятно.
— Согласно данным СУЧ вы должны были находиться в испытательном секторе до 19.00, — отбарабанил охранник.
— Но эксперимент закончился раньше и я не мог, имея хаотизированную сенсорную сферу, возвращаться на свое рабочее место.
— На СУЧ нет никаких упоминаний о том, что эксперимент возможно закончится досрочно и что вы не сможете продолжить работу.
Вообще с охраной заедаться нельзя. За препирательство с секьюрити фирма выгоняет с работы в два счета и без выходного пособия. Но эта скотина смотрела на меня как на негра с плантации. И я не мог обуздать свои чувства.
— Слушай, я отдал этой фирме пятнадцать лет жизни, перерабатывая почти каждый день и не тебе читать мне нотации.
«Оловянный глаз» немного удивился моему сопротивлению.
— Сейчас идите, но я составлю на вас рапорт, господин Царегородский, — сказал он чуть более тихим голосом.
— Да подотрись ты им, сэкономишь для любимой фирмы на туалетной бумаге.
Когда я сделав несколько шагов обернулся, то чуть не упал. Не потому, что поскользнулся.
Распахнулась форменная куртка на животе охранника, там мгновенно расцвел цветок с мясистыми листьями, да еще из него заскользил червеобразный отросток в сторону какой-то сотрудницы, проходящей контроль. Вокруг секьюрити, демонстрирующего такую скорость биологических процессов, всё будто застыло и для красоты немного заискрилось. Сотрудница не реагировала и почти не шевелилась, пока блудный червяк ощупывал ее лицо, елозил по тому, что ниже, и вползал ей под юбку. Вот так номер. Только лицо её посерело…
А потом наваждение развеялось. Охранник как охранник, никаких отростков не видно. За мною через контроль, тупо жуя резинку и выдувая из нее пузыри с рекламой Pear, прошла очередная карьеристка средних лет. Никто ничего особого не видел. Кроме меня. А я что — идеал разве? С кем не бывает — померещилось с недосыпу. Если честно, до полуночи катался виртуальным колобком, к тому же в игре «Рашн боллхед» явно не хватало викселей — это ж дешевый контрафакт с блошиного рынка. «И от тебя, тираннозавр злоеб…, уйду».
Я повернул голову к желанным наружним дверям — и тут сюрприз. Секьюрити уже стоял передо мной. И он хорошо подготовился к новой встрече.
Его кожные покровы стали, по большей части, прозрачными. Красный цветок рта опускался стеблем пищеварительного тракта вниз, неморгающие глаза пускали корни в гиацинтовое пятно, находящееся на месте мозга. А там, где на животе разошлась его рубаха и распахнулась куртка, что-то активно шевелилось и даже чмокало.
Кажется, я так рванул, что он отлетел в сторону как пушинка. У меня ускорение такое было, что я нашел себя уже в кабине моего авто-старичка на скайвее. Здание фирмы, хоть и напоминало, соответственно названию, грушу, но теперь не исполинскую, а просто большую — километр от Pear-Building я просвистел.
2
По дороге, конечно, думал-гадал на тему этого ужастика, но ни к какому выводу не пришел. Померещилось — это солидная версия. И «колобок» мог повлиять, и употребление в пищу энерджайзеров; из-за них нервные цепи, идущие от органов чувств, иногда берут передышку, а мозг, расправив крылышки, устремляется в полёт фантазии. Версия вторая — тот интракорпоральный гаджет, который мне впрыснули в испытательном секторе, так подействовал. Но в такой версии самым важным является то, что этого не может быть.