– Ты права! – поддакнула Викки. – Как он только мог предпочесть эту пошлую блондинку моей прелестной сестренке?

– Он и не предпочел... – Глэдис вспыхнула и прикусила язычок.

– Ты сказала, что он бросил тебя ради блондинки.

– Я сказала, что он вернулся в Лос-Анджелес, и я застала его с любовницей. Но я вовсе не утверждала...

– Так он не собирался к ней вернуться?

– Откуда я знаю? – Глэдис принялась свирепо оттирать стол. – Я не стала его слушать.

– Как так – не стала слушать?

– Если ты застукала мужа наедине с обнаженной блондинкой, нетрудно догадаться, чем они занимались. Я просто развернулась и ушла. Не смотри на меня так, Викки. Ты сделала бы то же самое!

– Наверное да. И что Мартин сказал в оправдание?

– Он приходил в тот же вечер, но я его не впустила. Зачем? Нам не о чем говорить.

– И все? Он так легко сдался? – удивилась Викки.

На кухне на какое-то время воцарилось безмолвие.

– Он позвонил. Оставил сообщение на автоответчике. Сказал, что я неправильно все истолковала... – первой нарушила молчание Глэдис.

– Что же именно он сказал? – осведомилась Дина, метнув предостерегающий взгляд на Викки, уже готовую съехидничать.

– Не помню, – солгала Глэдис. Каждое слово намертво отпечаталось в ее памяти; ненавидя себя за слабость, она прослушала запись с десяток раз, прежде чем стереть лживые слова и хрипловатый голос. – Какую-то чушь: дескать, мерзавка угрожала смешать мое имя с грязью, если он ей не заплатит. Ну, что обычно говорят в таких случаях? Этот тип привык добиваться своего любой ценой. Говорю вам: он собирался отобрать у меня ребенка!

– Это и его ребенок тоже... – Дина нервно сглотнула, ощущая себя крайне неуютно под враждебными взглядами. – Да, так! – с вызовом подтвердила она. – Справьтесь в учебниках по биологии, если угодно. Из чего следует очередной вопрос: с какой стати он от тебя отступился?

Викки вопросительно изогнула бровь.

– В самом деле? Почему он и впрямь сдался без боя, после того как сам навязал тебе этот брак?

– Он... он позвонил и оставил еще одно сообщение. Сказал... сказал, что не имеет права принуждать меня к сожительству. Дескать, он понимает: я никогда не полюблю его так, как Кевина.

– Кевина? – Викки досадливо поморщилась. – При чем здесь этот кусок дерьма?

– Мартин еще добавил, что с самого начала поступил недостойно, навязав мне замужество, и что брак без любви не имеет смысла.

– Интрига запутывается... – Дина подалась вперед. – Я знаю, что вы, подружки, изваляете меня в смоле и в перьях, но Мартин Фагерст не производит на меня впечатления отпетого мерзавца.

– Может, тебе стоит ответить на телефонный звонок, ты как думаешь? – Викки накрыла ладонью руку сестру.

– Не болтайте глупостей, вы обе! Я перезвонила ему и тоже оставила сообщение. Я сказала, что мне плевать на историю с блондинкой, потому что он абсолютно прав. Брак без любви – чушь, но брак, в котором жена ненавидит мужа, – обречен. И еще сказала, что ненавижу его и всегда ненавидела и что с самого начала воспринимала наши отношения как секс и не больше, так что пусть с этим примирится! Не смотри на меня так, Викки! А чему мне прикажешь верить? Что эта особа ворвалась в квартиру без приглашения и сбросила платье?

– Это он так говорил?

– Да!

Викки мягко улыбнулась.

– Но ведь это возможно, разве нет? Дама не показалась мне воплощением деликатности и скромности.

Глэдис вскочила с табуретки.

– Я же все собственными глазами видела! Боже ты мой, мало мне предательства Кевина! Я-то воображала, что люблю его, и чуть с ума не сошла от горя... Но быть обманутой Мартином, собственным мужем, единственным человеком, которого я действительно любила и люблю, это... это... – Голос ее прервался. – Боже мой, я люблю его, люблю! И никогда не перестану любить! – Глэдис взглянула на подруг, и губы ее задрожали. – Уходите, – жалобно попросила она. – Уходите и оставьте меня в покое...

Но они остались – до тех, пор пока Глэдис не успокоилась, не разделась и не заснула.

Чем еще они могли помочь этому истерзанному сердцу?

Что мне остается? – думал Мартин, занося кувалду.

Ничего. Ничего – только бить по проклятому камню и доводить себя до полного изнеможения с рассвета до заката в надежде, что ночью он уснет как убитый и во сне не увидит Глэдис.

Отличная была задумка, только, к сожалению, не срабатывала.

Вот уже два месяца Мартин не видел жену, не слышал ее голоса, однако она незримо присутствовала рядом все двадцать четыре часа в сутки. По ночам приходилось хуже всего. Один в темноте, в постели, где некогда их было двое, он часами ворочался с боку на бок, прежде чем погрузиться в тревожный, лихорадочный сон.

Фагерст подумывал о том, чтобы возвратиться в Лос-Анджелес, но как можно спокойно работать в городе, где живет Глэдис? Так что глава «Фагерст импайр» остался на Стервике, изнурял себя непосильным физическим трудом и руководил корпорацией по телефону. Рассчитывая, что со временем боль притупится. Не тут-то было. Боль только усиливалась...

Хильда и Якоб с ума сходили от тревоги.

Мартин закусил губу и размахнулся кувалдой. Если старик желает ему добра, пусть держит рот на замке. Тоже помощник выискался!

Возвратившись в Швецию, Мартин тотчас же призвал Якоба к ответу.

– Это ты разрешил моей жене покинуть остров и последовать за мной в Лос-Анджелес?

– Да, я.

– Ну и кто тебе позволил подобное самоуправство, а, старик?

– Я сам себе позволил, – спокойно ответил Якоб. – Она не пленница, и остров не тюрьма.

На щеке Мартина дернулся мускул.

– Не тюрьма, – согласился он.

– Она уверяла, что должна сообщить тебе нечто важное, – поведал Якоб, не сводя глаз с Мартина. – Она нашла тебя и сказала все, что хотела?..

– Еще бы, – отозвался тот, предостерегающим жестом заставляя старика умолкнуть на полуслове. – И обсуждать тут нечего. Прошу больше не упоминать об этой женщине...

Мартин изо всех сил размахнулся кувалдой, но промазал: железо только скользнуло по камню. Что-то в глаз попало – пот, должно быть, что же еще?

– Черт, – выругался он, снова занося кувалду.

– Мартин, – тихо прозвучал голос Якоба. – Камень тебе не враг.

– Тоже мне философ выискался! – рявкнул Фагерст, поудобнее перехватывая рукоять.

– Ты ведь ведешь войну не с валуном, сынок. А с самим собой. Перестань притворяться, будто у тебя нет и не было жены!

– Я просил не упоминать о ней!

– А я буду!

– Черт тебя дери, старик...

– Ты ее любил. И до сих пор любишь.

– Нет. Нет! Я не люблю ее. В конце концов, что такое любовь? Любовь делает человека идиотом!

Якоб скрестил руки на груди.

– Итак, я поступил, как идиот, подобрав тебя на стокгольмской улочке? Ты поосторожнее с выражениями, а не то я, чего доброго, отшлепаю тебя, как в детстве!

– Ты все отлично понял! Я говорю о любви между мужчиной и женщиной и повторяю тебе, что никогда не любил Глэдис. Ты доволен? Можно мне вернуться к работе?

– А вот она тебя любила...

– Ни одной минуты. – Голос Мартина звучал глухо. – Она меня не любила, старик. Она меня презирала, она проклинала тот день, когда я заставил ее выйти за меня замуж.

– Она тебя любила, – повторил Якоб. – Я знаю это от нее самой.

Мартин побледнел.

– Какого черта ты мелешь, старик?

– Поэтому я и послал ее к тебе. Глэдис призналась, что любит тебя всем сердцем. А ты... ты трус, ты боишься взглянуть правде в глаза! Ты любишь эту женщину, но поскольку чувство причиняет тебе боль, ты предпочитаешь вычеркнуть Глэдис из своей жизни.

– Да провались ты в ад! – проревел Мартин, встряхивая старика за плечи. – Слушай, Якоб, и запоминай хорошенько, потому что я больше не вернусь к этой теме. Да, я люблю ее. Но она меня не любит.

– С чего ты взял?

– С чего я взял? – Мартин хрипло рассмеялся. – Она мне сама так сказала, ясно? Это тебя устраивает?