– Бери ее! – срываясь, крикнул Гребень, и Артем, вытянув руки вперед, бросился на тетку.

Она отшатнулась. Артем успел схватить ее за серый плащ и потащил внутрь. Теткина сумочка упала, тетка хваталась за косяк... но Артем был выше ее на голову и вдвое шире в плечах.

Он еще раз рванул ее на себя, и, перелетев через порог, тетка рухнула на пол.

Теперь орали уже все. Тетка протягивала руки в сторону двери. Артем матерно рычал. Кассирша, выпав из реальности, на грани ультразвука голосила.

– Заткни ей пасть! Быстрее!

Спустя еще секунду:

– Мочи ее!

Носком тяжелого ботинка Артем, не целясь, пнул женщину в грудь и сдернул автомат с плеча. У женщины было некрасивое старое лицо... и некрасивые старые руки... этими руками она пыталась закрыться от пуль, вылетевших из автомата Артема.

Дуло вздрогнуло всего несколько раз. Больше четырех одиночных выстрелов позволить он себе не мог.

(мы не власть. не армия и не менты. городской партизан сам добывает себе боеприпасы. и добывать их приходится большим потом и кровью.)

Тело женщины дернулось, съехало со ступенек, и больше она не шевелилась.

Даниил прекрасно понимал, что это означало. Теперь они должны будут убить их всех. Гребень, отвернув лицо, чтобы не видеть, два раза выстрелил кассирше в голову. На стену брызнуло.

Артем, стоя в дверях, орал:

– Уходим! Быстро, быстро уходим!

Ногой он придерживал дверь и, скалясь, будто у него свело лицо, смотрел на Даниила. Гребень уже бежал к выходу, на ходу заталкивая за пазуху сумку с деньгами.

– Ну же! Ноги! Ноги!

Перед глазами у Даниила плыли красные пятна. Он чувствовал ядовитый запах собственного пота.

Он должен был выстрелить. Просто напрячь указательный палец правой руки... и сделать шаг в сторону... чтобы не испачкаться кровью... больше ничего.

Он должен был выстрелить. Но он не выстрелил.

– Писатель!.. Твою мать!.. Кончай его!..

Он все еще стоял и держал свой пистолет возле головы парня. Левой рукой он все еще душил охранника воротником. Тот даже не пытался пошевелиться.

Артем в последний раз крикнул: «Ну?!»

Даниил смотрел Артему в глаза. Он знал, что сейчас произойдет. Он вообще удивительно четко и ясно все понимал. Он чувствовал горячую мокрую кожу охранника под своей рукой. Тетка хотя бы пыталась защититься от выстрелов руками. Парень же просто стоял на коленях... и дышал.

«О'кей...» – произнес Артем. Большим пальцем он сдвинул рычажок с отметки «одиночный выстрел» на «стрельбу очередью».

Звякнув о стену, гильзы градом посыпались на пол. В воздухе поплыл кислый запах пороха. Только спустя секунду

(секунду?)

от рук до головы Даниила дошло ощущение того, какими тупыми толчками входят пули в упругое... жаркое тело охранника.

Три... шесть... восемь пуль... потом он перестал считать.

Артем все еще стоял в дверях. Он словно застыл в странном танцевальном па. Охранник, взбрыкнув ногами и дернув рукой, начал заваливаться. Прямо на Даниила.

Даниил все так же ясно понимал, что происходит вокруг него, вот только сделать хоть малейшее движение... хотя бы шагнуть в сторону, хотя бы снять руку с шеи парня он был не в состоянии. Его ладонь все еще была засунута за воротник охранника.

Когда тот навалился на него всей тяжестью своего мертвого... совсем мертвого тела, на ногах Даниил не удержался и рухнул на пол вместе с ним.

Лежа на полу, он полной грудью вдохнул запах крови. Омерзительный запах крови уже умершего человека.

Машину вела Лора. Лицо у нее было равнодушное. Рывок переключения передач, резкий поворот руля. В окне мелькали обшарпанные стены домов. Через двадцать минут их «москвич» стоял в пустом и тесном дворе.

Куртки они побросали в багажник. Гребень щелкнул зажигалкой. Дальше они ехали уже в другой машине. Еще через час, все вчетвером, они сидели на скамейке в скверике на другом конце города и прикуривали одну сигарету от другой.

Говорить не хотелось. Вам бы хотелось?

Потом Гребень сказал:

– Пивка бы сейчас.

Голос у него был усталый. Даниил курил и иногда смотрел на коричневую грязь у себя под ногтями... так себе... просто странного цвета грязь.

– Не нахлобучивайся, Писатель.

Даниил запрокинул голову. Взглянул на пустые, серые и скучные небеса.

– Не переживай. С каждым бывает. Со мной тоже.

Даниил молчал.

– Деньги у нас... Может быть, теперь все получится... Как сказать-то? Типа того, что дело того стоило.

И тогда Даниил поднялся со скамейки, отошел чуть в сторону, и его начало рвать прямо на пожухлую осеннюю траву.

«Всякий раз, когда я надеваю маску-пассамонтану, я ощущаю жар пролетарского сообщества. Результат меня не волнует, возможный риск не тревожит.

Всякий акт разрушения и саботажа отзывается во мне как голос классовой общности. Я ощущаю лихорадочное возбуждение, как если бы ожидал встречи с любовницей!»

Это слова идеолога левого радикализма Тони Негри.

Неизвестно, испытывал ли такое «лихорадочное возбуждение» один из боевиков «Красных бригад», профессор литературы Энрико Фенци, когда принимал участие в нападении на банкира Карло Кастеллано.

Фенци страстно желал всадить в него несколько пуль, и именно из-за этого акцию пришлось несколько раз переносить: Энрико постоянно простужался, температурил и не мог выйти из дому.

Когда налет все-таки состоялся, профессор прострелил Кастеллано коленные чашечки («Пусть хромает так же, как эта буржуазная власть!»), и тот потом долго лечился в Советском Союзе, в клинике Елизарова.

Банкиру не помогло ничто, он на всю жизнь остался калекой. А профессор на следующий после покушения день с азартом рассказывал студентам о гомосексуальных мотивах в поэзии Пьера Паоло Пазолини...

С этого все и началось. Мазефака! С этих нескольких абзацев его собственной книги. Он помнил каждое слово на той странице.

Свою первую в жизни книгу Даниил писал быстро и легко. По три больших главы в неделю. Почти без черновиков.

Это было самое начало лета, которое в том году выдалось ранним и жарким. На Марсовом поле отцветала сирень. Каждое утро он просыпался от слепящего сквозь окно солнца, чувствовал запах плавящегося асфальта, целовал золотые волосы Полины...

Потом она уходила на работу. Он залезал в душ, включал радио, садился за компьютер и выпивал несколько чашек горячего кофе. Очень пахучего. А затем несколько часов не отрываясь писал.

Так хорошо ему не было еще никогда.

Сперва Даниилу казалось, что пишет он научное исследование. Абсолютно серьезное – со ссылками на источники и библиографией на четырех языках. Немного странно выглядела тема («Левый терроризм 1970-х годов. История и современность»), но это была уже головная боль рецензента.

А получилось, что написал он чисто бестселлер. Палп-фикшн с красными, словно туфли у шлюх, знаменами... с кучей динамита, наркотиков и кровавых преступлений.

Тираж разошелся за пять недель. Взмокший издатель оборвал телефон, зазывая Даниила продлить контракт.

На такой поворот Даниил не рассчитывал. Кому, думал он, могут быть интересны все эти итальянские «Красные бригады», немецкие «R.A.F.», французские «Аксьон директ» и прочая публика, давно обосновавшаяся на тюремных нарах половины стран Европы?

Но раз так вышло, отказываться от увеличившегося почти в четыре раза гонорара не стал. После допечатки первого тиража денег ему выплатили столько, что хватило почти на три месяца. Плюс осталось немного, чтобы покатать Полину на белом пароходике по Средиземному морю.

Полина... Девушка, лучше которой никогда не будет в его жизни.

Впрочем, ладно.

Собирая материалы для книги, он беседовал с людьми... с разными людьми. В том числе с такими, с кем мало кому до него удавалось побеседовать. Чем собеседники занимаются сегодня, его не интересовало. Ему была важна психология человека, берущего в руки пакет с динамитом.