— Кружево? — Этот голос. Тягучий, хриплый, возбуждающий. Заставляющий забывать ее о том, о чем стоило помнить.

— Возможно. — Ее голос, слега севший, с придыханием, заставляет учащаться дыхание на той стороне трубки.

— Черное? — Он любил черный цвет, это она прекрасно знала.

— Банально. — С улыбкой произнесла она, увлажняя губы языком. Он не видел этого, но знал, что она сделала. Его вздох сказал ей об этом.

— Сексуально. — Напористо возразил мужчина, заставляя поджиматься пальцы на ее ногах. Она сходила с ума от этого тембра в его голосе.

— Нет.

— Ведьма. — Что-то она не заметила разочарования. На той стороне трубки раздался детский голосок. — Мне пора. До вечера…

Гудки…

Ему понравится. В этом она не сомневалась…

Сколько же они забавлялись этим?

Намек. Украдкой брошенный взгляд. Тайное, никем не замеченное касание… пальцы, скользящие по изгибу спины в вырезе вечернего платья. Прерывистый вздох… его. Полувсхлип… ее.

Горящий след на коже. И огонь в его глазах. Обжигающая ладонь на бедре, повторяющая узор кружева чулка. Стремительная ласка, которую никто не должен увидеть…

Просто мысли об этом заставляли ее дышать тяжело и прерывисто, а низ живота сжимался, сворачиваясь в напряженный узел. Хотя…, скорее, в шаровую молнию, распространяющую свои крошечные искры и вспышки по каждому нерву ее возбужденного тела.

Звонок. Всего лишь звонок. И просто голос. Скупые слова. И она готова была умолять о том, чтобы он прикоснулся к ней, так, как обещал его голос. Как весь вечер будет обещать его взгляд.

Но она не сделает этого. Она промолчит. Только улыбнется, чуть закусывая нижнюю губу и слегка изменяя осанку. Давая мельком заметить его напряженным глазам тонкую полоску бронзового атласа и…, все-таки, черные кружева.

Отвернется к другому собеседнику, который спросит о здоровье ее мужа, о школьных успехах сына. И будет говорить об этих мелочах, ощущая кожей спины, как он смотрит на нее, рассказывая о новом проекте своей жены и шалостях маленькой дочери кому-то другому. Прекрасно зная, что его длинные, заставляющие ее трепетать, пальцы с силой сжимают бокал, и хотят прикоснуться к ней. Он захочет дотронуться к ее коже, чуть выше этих кружев своими пальцами, пробежать по ним губами, прикусывая через тонкую ткань ее кожу, увлажняя ее языком… Но вместо этого, одним глотком допьет свой коньяк, незаметно салютуя ей бокалом.

А она все так же будет говорить о чем-то, улыбаться кому-то, едва сдерживая сбивающееся частое дыхание и, с трудом унимая возбужденную дрожь в собственных пальцах. И будет ждать, когда беззвучно замерцает экран ее телефона, чтобы, с облегчением, извиниться перед собеседником, и нажать на кнопку гарнитуры, и да….наконец-то, опять, услышать этот тягучий хриплый голос, медленно и мучительно описывающий ей, что он хочет с ней сделать….

Они так давно забавлялись этим…

Ночной город за окнами ее машины. Быстро мелькающие за окнами огни. Чересчур быстро. Но у нее не было выдержки сдерживать себя. Нервное возбуждение томительного предвкушения уже овладело разумом и телом. Ей хотелось быстрее увидеть его. Сегодня она была одна. И он будет сам…

Экран телефона, небрежно брошенного на соседнее сиденье, засветился, показывая номер, которому она и не думала присваивать имя. Зачем? Она знала его наизусть и никогда не спутала бы ни с одним другим.

Рука оторвалась от руля, скользнула по коже щеки, заставляя вздрагивать напряженные нервы даже от своего касания. Задержала пальцы, представляя, что они — его. Откинула волосы, и нажала на маленькую кнопочку, задерживая дыхание в ожидании.

— Тебя здесь нет. — В его голосе сквозит недовольство.

— Я еду. — Она усмехается его нетерпению, совсем как ребенок, который не может дождаться вечернего праздника, и требует подарок с самого утра.

— Не люблю, когда ты задерживаешься. Мне и так не хватает времени с тобой.

— У меня были дела. — Зачем уточнять, он и так все поймет…

— Я хочу тебя видеть. Меня не волнуют твои дела. — Он знает, что властные нотки в его голосе еще больше возбуждают ее, заставляя прикусывать щеку изнутри и опускать веки, забывая о том, что она за рулем. — Я решаю, когда ты должна быть здесь. — Он замолчал на мгновение, лишая ее удовольствия от звука своего голоса. — И ты опоздала. Я накажу тебя за это.

— Я буду ждать наказания. — Это весело, но голос дрожит от желания и ожидания, а не от смеха.

Машина резко тормозит на стоянке, у нее уже нет сил притворяться невозмутимой, она прибережет остатки сдержанности для вечера.

Каблучки весело стучат по граниту ступенек. Она не поднимает голову. Он стоит на балконе, она знает это. Она ощущает его взгляд на глубоком декольте, на коже груди. Он, словно шелковый шарф, струится мимо тяжелой подвески, подаренной мужем, сдвигая ее в сторону. Соскальзывает в ложбинку, и остается там, пытаясь угадать …

Она не смотрит вверх, но на ее губах появляется понимающая улыбка.

Люди кружат вокруг, мешая их взглядам. Но и так, она чувствует его желание, видит, как белеют костяшки его пальцев, когда он сжимает их в кулаки. Улыбка не сходит с ее губ, но она лишь прикрытие, чтобы скрыть собственное возбуждение и нужду в его взгляде, касание, …хотя бы голосе…

Звонок, и она извиняется перед собеседницей, отвечает на вызов, но не может найти его в зале взглядом.

— Черный «лексус». Рискнешь?

«Рискнет?», повторяет она про себя, вслед за ним. Руки дрожат. Но не от страха и сомнений. И вот, уже она невозмутимо покидает зал, и в стуке каблучков, спускающихся по ступенькам ей слышно предвкушение…

Черная кожа салона, тишина, прерываемая их частым дыханием, и бешено проносящиеся огни ночного города…

Это его квартира, она даже не сомневается в этом. Но в ней тихо, пусто и темно. Он увлекает ее в спальню, подталкивая к широкой кровати. Его губы уже давно завладели ее, прикусывая, терзая и мучая. А руки, наконец-то касаются так, как и он, и она давно хотели этого.

Он уже получил ответ на съедающий его вопрос, опустив бретельки ее платья и мучительно долго спуская шелк по ее горящему телу. Его глаза вспыхнули, когда он оценил ее выбор, а губы изогнулись в одобрительной усмешке, прижимаясь к черному кружеву, увлажняя атлас, мучая ее грудь. Все, как она и думала, как давно хотела…

Но, она все же удерживает его, слегка отстраняя и многозначительно глядя на кровать.

Он только усмехается, прикусывая кожу на ее ключице.

— Не беспокойся, жена сегодня поменяла белье.

Она насмешливо хмыкает и отпускает свои руки блуждать по его телу, раздевая, добираясь до горячей кожи, и дерзко пробегает пальцами по его животу, спускаясь ниже…

Слыша, как он с усилием втягивает в себя воздух, не отрываясь от ее груди, и зная, что на ее губах продолжает блуждать все та же улыбка…

Как же долго они ждали этого…

Его руки, сжимающие ее запястья так, что, скорее всего, будут синяки…

Но она завтра придумает, что с этим делать…

Его губы, скользящие по ее шее, и зубы, которые прикусывают кожу, заглаживая боль языком…

Ее ногти, царапающие его спину, заставляющие его только усмехаться, не поддаваясь на провокацию. Его движения остаются все такими же размеренными и мучительными, приближая ее так близко и не давая окончательной разрядки…

Но, и у него не хватает выдержки, его дыхание учащается, сбиваясь, темп нарастает. Она сжимает пальцы на ногах. Она вонзает ногти ему в спину. И кричит от того удовольствия, которое дарит каждое его движение, мотая головой на атласе наволочки. Он опускает голову, впиваясь в ее губы с хриплым стоном, и замирает, совершив последний толчок…

Их тела дрожат от наслаждения, сплетенные друг с другом. Им безумно хорошо…, а об остальном, они подумают после…

Утро врывается в ее сон шорохом за дверьми и тихим женским шепотом, на который звонко отзывается детский голосок. Она лениво открывает один глаз, нежась в теплых мужских объятиях, и слушая его сонное ворчание.