Ни черта не понимая, он попытался откатиться, но не успел и дернуться, как игла вонзилась в напряженный мускул, тянувшийся от плеча к голове.

Незнакомец попросту сделал ему укол в шею.

ГЛАВА 31

Уставившись на распечатку, лежавшую на столе в его номере, де Анжелис играл золотой статуэткой взметнувшегося на дыбы коня, искрившейся рубинами и бриллиантами.

Лично ему статуэтка представлялась безвкусицей. Он знал, что это дар Русской православной церкви, преподнесенный святому отцу по случаю аудиенции в конце девятнадцатого века, и знал, что она бесценна. Вульгарная, уродливая вещица и тем не менее бесценная.

Он внимательнее взглянул на изображение. Эту распечатку Рейли передал ему при первой встрече, когда интересовался, какую ценность представляет многодисковый механический шифратор. Каждый раз, когда он видит этот кадр, его сердце бьется быстрее. Расплывчатая фотография неизменно пробуждала в нем волнение, которое он испытал, впервые увидев на Федеральной площади запись видеонаблюдения музея.

В двадцать первом веке рыцари в сияющих доспехах громят манхэттенский музей.

«Какая изобретательность! — восхищался он. — Воистину замечательно».

Распечатка изображала всадника — де Анжелис уже знал, что это четвертый, тот, что унес шифратор. Он уставился на него, стремясь проникнуть сквозь краску и бумагу в мысли рыцаря. Снимок был сделан сзади слева, в три четверти оборота. Вокруг всадника виднелись разбитые витрины. А в левом углу снимка из-за витрины выглядывало женское лицо.

«Ученая дама, подслушавшая латинскую фразу, произнесенную всадником, — думал де Анжелис. — Чтобы услышать голос, она должна была находиться совсем рядом. Наверняка та самая».

Он рассматривал лицо, стянутое ужасом, застывшее. Насмерть перепуганное.

Наверняка она.

Он положил снимок и статуэтку на кровать рядом с подвеской, взял в руки медальон. Изумруды в серебряной оправе, дар Низама Хидерабадского. Стоит княжеского выкупа, да им и была в свое время. Раскачивая подвеску на цепочке, он мрачно размышлял о тупике, в котором оказался.

Человек, за которым он охотился, хорошо замел следы, как и следовало ожидать от столь смелого противника. Найти, допросить и убрать с дороги его подручных, мелких подонков, оказалось нетрудно, но допрос ничего не дал.

Установить противника не удавалось.

Ему нужен был свежий след. Своего рода божественное вмешательство.

А теперь еще эта… досадная помеха.

Отвлекает.

Он снова взглянул на женское лицо, достал сотовый телефон и нажал клавишу быстрого набора. Всего два коротких гудка, и хрипловатый грубый голос ответил:

— Кто говорит?

— А вы многим давали этот номер? — раздраженно огрызнулся монсеньор.

Слышно было, как собеседник выдохнул в трубку:

— Рад слышать вас, сэр.

Де Анжелис ясно представлял, как человек тушит окурок и сейчас же тянется за следующей сигаретой. Отвратительная привычка, однако приходилось терпеть ради его многочисленных талантов.

— Мне нужна ваша помощь, — произнося эту фразу, он нахмурился. Ему не хотелось вовлекать посторонних. Де Анжелис снова уставился на лицо Тесс. — Мне нужен доступ в базу данных ФБР по делу «Штурма Метрополитен», — и добавил: — Только поаккуратней.

Ответ последовал незамедлительно:

— Нет проблем. Светлая сторона войны с террором: мы все братья и готовы делиться. Скажите только, что вам нужно.

ГЛАВА 32

Тесс свернула с извилистой кладбищенской дорожки на усыпанную гравием тропинку между могилами.

Было чуть больше восьми утра. Над могильными плитами пробивались весенние бутоны, подстриженная трава блестела после ночного дождя. Утром немного потеплело, и между деревьями висели клубы тумана.

Над головой пролетела одинокая галка, разорвав торжественную тишину призрачным криком. Несмотря на потепление, Тесс, проходя между могилами, дрожала в своем теплом пальто. Прогулки по кладбищу никогда не вызывают веселья, а сегодняшняя заставила ее вспомнить отца и задуматься, сколько же она не была на его могиле.

Остановившись, она сверилась с планом, который распечатала в киоске у больших готических ворот. Кажется, она шла в верном направлении, но уверенности уже не было. Кладбище раскинулось более чем на четыреста акров, и заблудиться было нетрудно, тем более что она пошла пешком. Она проехала подземкой от центра до станции на Двадцать пятой улице в Бруклине, прошла квартал на восток и через главный вход попала на кладбище.

Тесс огляделась в поисках примет, задумалась, стоило ли вообще сюда приходить. Положение ни в каком случае не сулило выигрыша. Если Венс здесь, она вторгнется в очень личное. Если он не придет, она только даром потратит время.

Тесс, поколебавшись, пошла вперед. Эта часть кладбища явно была старой. Проходя мимо фигурного надгробия со склонившимся гранитным ангелом, она услышала сбоку какой-то звук. Вздрогнув, всмотрелась сквозь туман. Ничего не было видно, кроме смутных темных очертаний деревьев. Ей стало не по себе, и она ускорила шаг, остро сознавая, что уходит все дальше от людей.

Наскоро заглянув в план, она решила, что идти уже недалеко. Определив, где она находится, Тесс рискнула срезать путь через лужайку по скользкой траве. Споткнувшись о камень бортика, она ухватилась за угловой столбик, чтобы не упасть.

Тогда-то она и увидела его.

Он стоял примерно в пятидесяти ярдах от нее, один, перед небольшой надгробной плитой. На плите лежал букетик красных и белых гвоздик. Он стоял, склонив голову. В стороне одиноко ждал серый «вольво».

Тесс не сразу решилась подойти к нему. Она медленно, тихо приблизилась и взглянула на плиту, разобрав слова «Марта» и «Венс». Он не обернулся, даже когда она оказалась в десяти шагах от него, хотя кроме них двоих кругом было пусто.

— Профессор Венс, — с запинкой проговорила она. Он на секунду окаменел, затем медленно повернул к ней лицо.

Перед ней был другой человек.

Густые волосы поседели, лицо обтянуто кожей. По-прежнему высок и строен, но спортивная осанка сменилась легкой сутулостью. Он стоял, спрятав руки в карманы темного плаща с поднятым воротником. Тесс заметила, как вытерлись у него манжеты, увидела пару пятен на ткани. Она отметила про себя, что весь он выглядит каким-то потрепанным. Чем бы он сейчас ни занимался, положение, как видно, было не одной ступенью ниже прежнего. Пожалуй, встретившись на улице, Тесс его не признала бы, но здесь, при таких обстоятельствах, сомнений у нее не было.

Он настороженно смотрел на нее.

— Простите, что прерываю, — смущенно заговорила Тесс, — надеюсь, вы меня извините, я понимаю, это очень личное, и поверьте, если бы был другой способ с вами встретиться… — Она замолчала, заметив, что его лицо чуть заметно просветлело.

— Тесс. Тесс Чайкин. Дочь Оливера.

Она глубоко вздохнула и протяжно, с облегчением, выдохнула. Его лицо смягчилось, глаза вспыхнули ярче, и она различила следы прежнего обаяния, очаровавшего ее десять лет назад. И с памятью у него все было в порядке, потому что он сказал:

— Теперь я понимаю, почему не сразу узнал. Ты тогда была беременна. Помнится, я еще думал, что тебе в твоем положении не место в турецкой глуши.

— Верно, — Тесс расслабилась. — У меня дочь. Ким.

— Ей должно быть…

Он подсчитывал в уме.

— Девять, — подсказала она и смущенно отвела глаза. — Прости… Мне не следовало приходить сюда.

Тесс увидела, как погасла его улыбка, и ей захотелось тихонько исчезнуть. Лицо его словно потемнело, когда он взглянул на могильный камень. Он тихо сказал:

— Моей дочке Энни сегодня исполнилось бы пять.

«Дочери?» Тесс ошеломленно взглянула на него и перевела взгляд на надгробие. Изысканно простая белая плита с вырезанной надписью. Буквы крупные:

МАРТА и ЭННИ ВЕНС

Пусть их улыбки осветят лучший мир

Сперва она не поняла. Догадка обрушилась как удар.