Золотистый бог Локи. И сверкающая Снежная королева. Сколько ступеней разделяет их? И суждено ли ему подняться к ней? А, быть может, ей придется спуститься? Роман о том, как рушатся стены… и ломаются копья… если любовь настоящая.

Вальки́рия(др. — исл. valkyrja — «выбирающая убитых») — в скандинавской мифологии — дочь славного воина или конунга, которая реет на крылатом коне над полем битвы и подбирает воинов.

Ветер горстями кидал снег в лицо. От жалящих попаданий колючих снежинок не спасал даже глубоко надвинутый на глаза капюшон пуховика, отороченный по краю пушистыми останками какого-то зверя. Высоко поднимая длинные ноги, Глеб пробирался через сугробы, короткой дорогой от остановки до подъезда. Выйдя, наконец, на расчищенную площадку перед домом, остановился, притопывая и хлопая себя руками, чтобы отряхнуть снег. Подходя к двери подъезда и доставая из кармана ключи, автоматом отметил слегка припорошенную снегом женскую фигуру на лавочке. Не сидится ж людям в такую погоду дома. Мало того, что буран, так еще и холодно, в районе минус пятнадцати.

Из квартиры навстречу промерзшему Глебу дохнуло теплом. И маленьким, но невероятно стремительным телом, которое с истошным мявом кинулось ему под ноги. Весу-то всего три килограмма, но энергия такая, что он покачнулся. В воздух полетело заковыристое ругательство. Еще же с утра помнил, что у Масяни жрачка кончилась! И так скотинка целый день дома голодная просидела, и еще он с пустыми руками домой приперся. Вздохнув, Глеб вышел обратно. Благо, магазин в двух шагах от дома.

Возвращаясь с пачкой «Вискаса», у подъезда Глеб замедлил шаг. Нет, в этом явно есть что-то ненормальное. Неподвижная фигура на лавочке, еще больше присыпанная снегом, была как будто из другой реальности. Человек, у которого все в порядке, не будет сидеть полчаса, если не больше, на улице. В минус пятнадцать. Когда на улице снег и буран. А ему-то какое дело? Глеб вздохнул. «А кто давал клятву Гиппократа?». Впрочем, дело не в клятве даже. Кто к ней всерьез относится? Дело больше в том, что когда Господь Бог благоразумие раздавал, Самойлов где-то в другом месте ошивался.

Глеб подошел к скамейке, рукой в теплой, кожаной, на меху перчатке очистил место от снега. Присел рядом.

— У вас все в порядке?

Да уж, вопрос на миллион!

Фигура шевельнулась, опущенная голова поднялась. Открывшееся лицо Глебу не понравилось категорически. Может, дело в искажающем свете фонаря над подъездом, но голубая бледность, покрасневшие глаза и сосульки на ресницах вместе представляли собой довольно жалкое зрелище. Если не сказать еще хуже.

— У меня все в порядке, — кажется, синие губы двигаются с трудом.

Ну, да, полный порядок. Заметно невооруженным взглядом.

— Погода неподходящая для того, чтобы сидеть часами на улице. У вас лицо синее.

Молчание.

— Ждете кого-то? Пройдите в подъезд, погрейтесь. Я вам дверь открою.

— Спасибо, — голос сиплый. — Я уже сейчас пойду.

Глеб резко поднялся. Вот и отлично.

— Учтите, у меня окна во двор. Если через пять минут вы не уйдете, выйду с лопатой и закидаю вас снегом. Чтоб глаза не мозолили.

Второй раз Глеб уже был готов к натиску Масяни и даже не шелохнулся. Разулся, помыл руки, наспал кошке корма. Есть не хотелось, у родителей его накормили до отвала, еле отбился от пакета «с собой», пообещав прийти на обед в субботу. Нажал на кнопку включения компьютера. Погонять монстров пару часов и спать. Может, чаю? Мысль о горячем чае совершенно непоследовательно натолкнуло его на другое. Подошел к окну.

Вот зараза! Так и есть. Сидит, чучело бестолковое. Ну что за дура! Неужели то, что какой-то подлец ее бессовестно бросил, предал, обидел, изменил — нужное подчеркнуть, стоит того, чтоб заработать себе воспаление легких? В том, что причина именно в этом, Глеб нисколько не сомневался. У баб иных поводов для печали не водится. Пошел на кухню и нажал на кнопку чайника.

Натягивая пуховик и ботинки, в который раз порадовался хранящемуся в папке с документами свидетельству о разводе. Мужчины и женщины — две разные расы, чудом оказавшиеся на одной планете. И кроме секса, их не связывает ничего. Теперь придется идти, спасать глупого представителя другой расы. Ведь он же давал клятву Гиппократа.

— Я вас предупреждал, — с этими словами Глеб, не церемонясь, схватил глупое создание за плечи и резко дернул вверх.

Никакой реакции не его действия не последовало. Вот и отлично! Отряхивая с девушки снег, Глеб хлопал по ее плечам, рукам, спине, возможно, излишне энергично, но он был зол. Раздосадован, точнее. Вот что за человек он! Умудряется найти себе приключения на пороге собственного дома! Схватил за руку, потащил к подъезду. Как кукла, честное слово. Впрочем, некстати проснувшемуся профессионалу внутри сильно не нравились эта вялость и апатия. Ладно, дома, при хорошем свете, разберемся.

А дома ее еще и раздевать пришлось. И разувать. Провел на кухню, усадил на стул. Ну и что, что бардак и посуда несколько дней не мыта? Он к себе в гости никого не звал! Достал последнюю чистую кружку. Так, лимон, сахар, пакетик чая и кипяток. Разгреб завал на столе перед ней, поставил кружку.

— Пейте.

Никаких, как говорит один его коллега, реакция. Глеб берет ее руки в свои и содрогается от ледяного холода тонких пальцев. Твою мать! Приседает на корточки, прикасается к ступням в тонких, почти невидимых колготах. Кто, бл*, такое носит зимой! Ноги еще холоднее рук.

— Пейте, — повысив голос, рявкает он.

Девушка вздрагивает. Наконец-то. Глеб поднимается с колен, берет кружку, сует в ледяные руки.

— Ай, горячо!

— Хорошо, значит, чувствительность есть, — он ставит кружку на стол и тыкает в нее пальцем. — Пейте! Живо. А я пока таз принесу.

— Зачем?

Все всем надо знать, мрачно думает Глеб, набирая в таз горячей воды.

Приносит на кухню. Отлично, прогресс налицо. Кружка уже в руках. Ставит таз у ног пострадавшей за любовь.

— Ноги в воду!

— А?..

Он забыл про колготки… Такие заметишь, только когда трахать начнешь. Глеб усмехается своим мыслям.

— Снимайте, я выйду. Две минуты у вас.

Уже в дверях кухни оборачивается.

— Пальцы слушаются? Может, помочь?

— Спасибо, я справлюсь.

На кухню вернулся как раз в тот момент, когда серая шерстяная узкая юбка уже опустилась до середины бедра. Господи, коленки какие красные! И бедра все в красных пятнах…

Глеб останавливает ее руки и рывком поднимает юбку выше.

— Что это у вас? — опять приседая на корточки, спрашивает резко, не задумываясь о том, какую реакцию могут вызвать его такие, наверняка странно выглядящие со стороны, действия. Впрочем, у его «гостьи» заморожено все, включая чувство стыдливости. Не делает никаких попыток одернуть юбку.

— У меня аллергия на холод. Холодовой дерматит.

Господи, покарай дур!

— Ноги в таз!!! Живо!

Хоть послушная дура.

Глеб полез в шкаф, достал початую бутылку коньяку. Щедро плеснул себе в кружку. Он заслужил.

Пил коньяк, контролируя, как это чучело уничтожает чай. Дисциплинированно. И на том спасибо. Надо будет еще одну порцию соорудить. И чуть коньку плеснуть.

— Вы доктор?

— А? — Глеб удивился. Первые слова, которые она сама, по собственной инициативе, произнесла. — С чего вы взяли?

— Не знаю, — выражения бледно-голубых, в тон цвету губ и лица, глаз не понять. — Вернее, знаю. Вы точно доктор.

Экстрасенс, мля.

— Доктор, доктор, — бормочет Глеб. — Но не психиатр, учтите.

И тут его «пациентка» начинает смеяться. Впрочем, смех тут же переходит в кашель.

Еще этого только не хватало!

— С чего вы взяли, что мне нужен психиатр? — голос после приступа кашля хриплый.

— С того, — отвечает Глеб, вспоминая, где лежит фонендоскоп. Он, конечно, не терапевт, но пользоваться «слушалкой» умеет. Хрипы, если они есть, должен услышать. — Вот скажите мне, неужели он того стоит? — роется в одном из шкафов, в другом.