— Государыня, я надеюсь оправдать ваши ожидания.

— Поклянись мне в верности до гроба, — решительно велела она.

— Клянусь, — ответила я, не догадываясь, какие беру на себя обязательства.

— Я уверена, что ты сдержишь слово.

Я была вне себя от радости и благодарности. Но попрощавшись с царицей и выйдя из ее кабинета, почувствовала себя так, словно мои руки закованы в кандалы с царским клеймом.

Отныне я была рабыней царицы. Затем я вспомнила наследника престола и поняла, что величие души не делает его более привлекательным как мужа. Мне стало ясно, что за славу придется заплатить дорогой ценой.

Эта новость стала для моих родных громом среди ясного неба. Конечно, я понимала, что Мутнеджмет изнывает от зависти, а Тей частично разделяет ее чувства. И все же новость для моей семьи была радостная. Судьба возводила меня на египетский трон и поднимала их до уровня особ царской крови. Поэтому они осыпали меня поцелуями и поздравлениями.

Я вспомнила пророчество старика и вздрогнула, поняв, что оно частично сбылось. Интересно, как сядет на престол Мутнеджмет… Видимо, сестра тоже вспомнила пророчество и нашла в нем некоторое утешение.

— Отныне твоя мать может спокойно спать в своей могиле, — сказал отец, когда мы остались в его комнате одни.

— Надеюсь, — грустно ответила я.

— Дочь моя, кажется, ты не слишком рада, — смерив меня взглядом, с улыбкой промолвил он.

— Действительность страшнее всякого воображения, — серьезно ответила я.

— Судьба не могла дать тебе большего шанса на счастье.

— Отец, ты уверен, что я буду счастлива?

— Трон принесет тебе славу, но счастье — только в твоем сердце.

— Я верю тебе, отец.

— Я буду просить богов даровать тебе и славу, и счастье.

Брак был заключен с необычной поспешностью.

Роскошь состоявшегося во дворце праздника была достойна великого царя Аменхотепа III и его любви к мирским удовольствиям. Тийя отвела меня в золотую комнату и усадила на царскую кровать, сверкавшую золотом. Я надела прозрачную ночную рубашку, сквозь которую просвечивало обнаженное тело. Вскоре появился наследник престола. Когда он открыл дверь, в стенах отразились отблески пламени факелов. Он снял одежду и остался в одной прозрачной набедренной повязке. Глаза царевича сияли. Он подошел, остановился, взял мои ноги и прижал их к своей груди.

— Ты — солнце моей жизни, — прошептал он. Моя душа радовалась его близости, но тело корчилось. Он продолжил: — Я полюбил тебя на празднике Хеб-Седа. Вечером я пошел к матери и сказал, что хочу взять тебя в жены. — Он весело засмеялся. — Сначала она мне отказала. Не хотела, чтобы я женился на девушке нецарской крови. Когда я напомнил, что она и сама нецарской крови, мать сделала вид, что рассердилась, и сменила тему. А в следующий раз сказала, что познакомилась с тобой, и дала согласие.

Я вспомнила, как Тийя говорила, будто мой брак с наследником престола — ее идея, и скрыла улыбку. Похоже, Эхнатон ждал от меня ответа. Желательно правдивого.

— Я верила в твоего Бога еще до знакомства с тобой.

— Какое счастье! — воскликнул он. — Ты слышала о Нем от Эйе?

Я кивнула.

— Нефертити, ты — первая женщина, которая в Него поверила, — сказал царевич.

Мне хотелось подольше поговорить с ним и оттянуть момент, когда он ляжет рядом.

— Я хочу быть первой, кто споет гимн в Его храме.

— Это я тебе обещаю, — прошептал он и поцеловал меня. — Ты родишь мне наследника трона. — Внезапно все высокие чувства, которые я испытывала, испарились. Я был разочарована. Остались только молчаливые досада и раздражение.

Мы продолжали вместе идти по жизненному пути — как супруги и единоверцы одновременно. Под его руководством я все глубже погружалась в вопросы религии. Его дух окружал меня, наполнял светом, и я надеялась, что вскоре Бог заговорит со мной так же, как заговорил с ним. Что же касается моего тела, то оно молча корчилось каждый раз, когда он ложился рядом. Его семя зрело во мне. Я побледнела и плохо себя чувствовала; казалось, ребенок, живший внутри, издевался над моим стройным, прекрасным телом. Эхнатон жил в правде. Он презирал ложь и притворство. Я гадала, что отвечу, если он спросит: «Ты любишь меня, Нефертити?» Солгать ему мне не хватило бы духу. Я пыталась подготовиться. «Любовь придет со временем», — сказала бы я. Попросила бы у него прощения и объяснила, что он сам научил меня любить правду. Задай Эхнатон этот вопрос до свадьбы, вряд ли я стала бы царицей. Но он его не задал.

Однажды меня вызвала царица Тийя. Когда я пришла, она внимательно осмотрела меня и начала:

— Тебе следует заняться своим здоровьем. Ты носишь в себе драгоценную жизнь, которая скоро станет частью истории нашей страны.

— Помолитесь за меня, государыня.

— Тебе предстоит долгая жизнь, — уверенно ответила она. — Не давай страху воли над собой.

— Есть вещи, неподвластные людям, — сказала я.

— Царица больше, чем человек. — Она тяжело вздохнула.

Тийя заставила меня сдаться. Мой отец всегда называл ее могучей женщиной. Мой муж любил ее без памяти, а она относилась к нему как к своей собственности. Даже после свадьбы я чувствовала тяжесть ее оков.

Новость о Единственном Боге дошла до жрецов, и борьба началась. Только тогда я поняла, какая сила таится в тщедушном теле моего мужа. Я ощущала мощь его духа, смелости и решительности.

— Я ни за что не отступлю. Легче сдвинуть с места каменные пирамиды, — однажды сказал он мне.

— Я всегда буду с тобой, — ответила я.

— Господь не оставит нас! — воскликнул он.

Его не могла переубедить даже мать. Как-то Тийя вызвала меня к себе в кабинет. Войдя туда, я поняла, что. возможно, настал самый важный день в моей жизни.

— Беременность не отвлекла тебя от дел, которые происходят в Фивах? — спросила она.

— Дела Фив — мои дела. — Я приготовилась к битве.

— Твои добрые слова не оказали влияния на мужа? — спросила она.

— Слова его Бога могущественнее моих.

— Похоже, ты не слишком расстроена.

— Государыня, я верю в то, что он говорит. — Наконец мои запястья освободились. Этой фразой я дала ей знать, что любовь к моему Богу сильнее моей любви к престолу.

Тийя вспыхнула.

— Ты действительно веришь в Единственного Создателя?

— Да, государыня.

— И отвергаешь богов Египта?

— Бог один. Равных у него нет, — ответила я.

— Ты не считаешь, что другие люди имеют право почитать собственных богов?

— Мой Бог ни для кого не представляет угрозы.

— Но однажды твой муж станет царем, и ему придется служить всем богам.

— Мы служим только Единственному и Единосущему.

— Ваше упрямство будет иметь самые тяжелые последствия! — воскликнула она.

— Господь нас не оставит. Никогда.

— Ты поклялась мне в преданности до гроба, — с горечью напомнила царица.

— Вы — моя государыня. Но Господь превыше всех.

Я вернулась к себе с тяжелым сердцем и заплаканными глазами, не зная, какая судьба меня ждет. И все же на душе у меня полегчало. Вскоре царевич получил приказ отправиться в поездку по империи. Я поняла, что Тийя начала свою месть. Она оставляла меня без мужа накануне родов. Когда Эхнатон уехал, я испытала новое для себя чувство. Свет жизни померк; даже солнце потемнело. Меня душил страх. Ничто не могло возместить мне отсутствие мужа, даже постоянная близость Тей. Я погрузилась в скорбь и каждую минуту тосковала по царевичу. Неужели он так много значил в моей жизни? Я поняла, что без него мне счастья нет. Именно тогда до меня дошло, что я люблю его не только как духовного спутника, но как мужа и любовника. По моему лицу струились горькие слезы. Я каялась в своей слепоте и невежестве и мечтала, чтобы он поскорее вернулся и позволил мне упасть к его ногам.

Роды у нас с царицей Тийей состоялись одновременно. Я родила Меритатон, а она — двойню, Семнехкара и Тутанхамона [43]. Когда я узнала, что родила девочку, меня охватила скорбь. В гареме шептались, что это проклятие жрецов Амона. Они говорили, что я никогда не смогу родить сына.