— Зачем? Куда?

— Куда угодно! Например, на Канары!

— Конечно, поезжай, отдохни, — машинально согласился Мишель и вдруг по ее взгляду и выражению лица понял, что она говорит серьезно, и переспросил: — Ты действительно собралась в отпуск? А как же…

— Что как же? — торжествующе перебила она. Но он обрадовался резкой перемене ее настроения. — Как же ты без меня? Или ты хотел спросить что-то еще?

С подносом подошел официант. Мишель вместо ответа пожал плечами и опять пожалел, что поленился принять таблетку аспирина, — голова совершенно не справлялась с клубком мыслей.

— Ну, что ты замолчал, мой милый? — Она отломила кусочек пирожного, положила себе в рот и многозначительно, по одному, облизала пальцы. — События приобретают неожиданный оборот?

— Да. — Из клубка мыслей он вытянул самую простую. — Ты не такая, какой мне казалась. — И под столом с силой сжал ее колено, а потом скользнул выше, по бедру. — Совсем не такая!

— Это хорошо или плохо? — Она продолжала в той же развязной манере поглощать свое пирожное, как бы не реагируя на его энергичное подстольное «туше».

— Пойдем, протестируем на твоем диване, — подделываясь под ее непривычно-вульгарный тон, предложил он и сквозь шум в голове подумал: скорее бы!

Может быть, нормальная физиологическая процедура — полноценный половой акт — вернет комфорт его организму? Или нужно просто выспаться? Нет, нет! Конечно, секс! Воздержание в его возрасте — совершенно излишнее геройство. Зачем мучить уже не молодую плоть укрощением желания? Вон как призывно облизывает губы дама де ля пляс! Как отзываются на его прикосновения ее бедра…

Но Жюльет? Сможет ли она простить такое поведение отцу? Ой, какие глупости? При чем здесь еще не родившийся ребенок? Да дочь и не узнает! И в конце-то концов он в первую очередь щадит ее саму, занимаясь сексом не с ее матерью… И каким сексом!

— Да, Мишель, да, да! Идем скорее! — Они уже бежали по лестнице вверх к двери квартиры. Дама де ля пляс почти уже отдавалась ему на лестнице. — Скорее, мужчина моей жизни!

Они едва захлопнули дверь и тут же, в прихожей, повалились на пол, срывая одежду друг с друга. Из клубка мыслей Мишель вдруг выскользнула одна: нет, это не она отдается ему, а он ей! Это она всеми силами старается ублажить, удовлетворить, усладить его. Ее гибкие тренированные руки заставляют откликаться каждую клеточку его тела, а губы, проворный язык, вся ее змеящаяся, верткая плоть… Нет, Полин ведет себя совсем не так! Она не заставляет его и не изобретает сама чего-то там… эксклюзивного, а лишь жадно радуется его ласкам. Но как эта женщина умеет радоваться! Радость Полин захлестывает, переполняет его самого, от столь бурного и искреннего проявления чувств она становится все желаннее и страстнее… Нет, разве можно сказать так: «страстнее»? Надо сказать: «вызывающей все большую страсть»…

— Эй? Ты что там притих? — откуда-то издалека, из другой галактики долетел заботливый женский голос. — Что-то не так?

— Хорошо… Все хорошо…

Вот, вот, сейчас. Еще один вздох! Наконец-то! Какое блаженство! И он закричал:

— О, Полин! О-о!

И тут же лицо звонко обожгла пощечина. Слева.

— Мерзавец! — Еще одна пощечина справа.

— Мерзавец! Мерзавец! Мерзавец!..

Слева, справа, слева, опять справа. И как будто даже царапнули ногти… Она сидела на нем верхом и как заводная игрушка лупила по щекам.

— Прекрати! — Мишель с силой схватил ее за руки. Женщина лягнула его ногой. — Прекрати сейчас же! У тебя истерика!

— Ты все врал! Ты любишь только ее! — Она сразу обмякла и повалилась ему на грудь, щекотнув по дороге волосами его нос. Он невольно фыркнул.

— Тебе смешно, — беспомощно обиделась она, но не шелохнулась. — Да-а, тебе смешно…

— Нет. Нет же! — Он бережно погладил ее узкую спинку с острыми крылышками лопаток. — Извини, просто щекочут твои волосы.

— Конечно, у меня плохие волосы.

— Да что ты, малышка, замечательные!

— А грудь?

— И грудь замечательная!

— А ноги?

— И ноги, и руки, и музыкальные пальцы. — Он принялся старательно целовать их по одному. — И губы, и глаза, и ушки…

— Почему ушки, а не уши? — страдальческим тоном поинтересовалась она.

— И уши, и пятки… — Боже мой, когда это кончится? — И зубы, и колени, и… — Господи, что же бывает у человека еще? — И живот, и плечи, и…

— Это смешно, Мишель. — Она вдруг заговорила будничным голосом и резко поднялась на ноги. — Как бы ты ни притворялся, все равно не любишь меня.

— Люблю!

— Тогда почему мы не вместе? Почему встречаемся украдкой и только в рабочие дни? Почему я должна в одиночку тосковать по выходным? Почему? — Она неторопливо начала одеваться.

Мишель тоже поднялся. Как-то глупо выяснять отношения, лежа на полу в прихожей.

— Малышка, ты прекрасно знаешь, что я никак не могу развестись сейчас. У сына такой трудный возраст! Ты не представляешь, что он закатил вчера вечером, когда узнал о беременности Полин!

Какого лешего это слетело с моего языка, ужаснулся Мишель. Зачем! Только привел даму де ля пляс в чувство! И вот. На тебе. Не сдержался. Теперь уж точно не миновать сцены…

Но дама де ля пляс отреагировала на удивление спокойно, хотя и не вполне адекватно.

— Ну-ну, — сказала она. — А вот лично я очень за всех рада!

— Правда! Милая!

— Правда. Милый. Я рада за всех нас! — «Нас» она произнесла особенно выразительно. — Теперь я вольна поступать так, как мне вздумается! Понимаешь, мне! Мне! — На этом все спокойствие и закончилось. — Я уезжаю на Канары!

— Да езжай, пожалуйста. Только я не понимаю, зачем ты стараешься поссориться со мной перед отъездом?

— Я не стараюсь, просто… — Она шмыгнула носом и как обиженная девочка прижалась к нему. Такая маленькая, едва до плеча. — Просто ты меня не любишь.

Он вздохнул и погладил ее по голове. И едва сдержался, чтобы не отдернуть руку: волосы были противно-липкими от лака. Надо же, он заметил это только сейчас.

— Это не так, моя малышка.

— Ну, пожалуйста, разведись с ней!

— Разведусь, обязательно разведусь! Но ты же сама понимаешь, что я не могу бросить жену в таком положении. Подожди, потерпи еще немножко. Маленькая моя. — Он нагнулся и поцеловал ее щеки. — Ну не плачь, мы же рядом!

— А если я умру, так и не дождавшись? Вот возьму и умру!

Нет, это просто невозможно! Что творится со всеми, кто его окружает? — в который раз возмутился Мишель.

— На Канарах? Ты решила умереть на Канарах?

— Поедем вместе?

— Обязательно поедем. Естественно, не сейчас, но потом поедем обязательно.

— Конечно! Так всегда! Не сейчас…

Неизвестно, сколько бы еще продолжалась эта пытка, но мобильный голосом его секретаря сообщил, что пришел один запрос, которого давно ждет мсье Сарди, так что мсье Сарди может не волноваться, пакет лежит на его столе.

— Патрон вызывает срочно, — сказал Мишель, отключая мобильник. — Извини, малышка, ты же знаешь, что я подневольный человек.

Дама де ля пляс горько вздохнула и привычным жестом заложила за ухо прядь волос. Мишель наклонился, осторожно обнял ее и тихо поцеловал в губы.

— Пока, малышка! На следующей неделе Полин ляжет в клинику, все будет по-другому.

— Я бы родила тебе без всякой клиники. Ладно, мужчина моей жизни. Уходи. — Она чмокнула его в саднящую щеку. Словно коснулась наждаком. — Зря я выдернула тебя сегодня с работы.

— Что ты! Я так соскучился!

Она внимательно посмотрела на него снизу вверх.

— Больно, любимый? — И осторожно прикоснулась к его лицу пальцами. Они были холодными, как всегда, но сейчас это было приятно. — Извини. Я сама не знаю, что на меня нашло. Ты же не в первый раз назвал меня Полин…

— Знаешь, Эдит, я ужасно счастлива!

Я только что покормила Жюльет грудью, а теперь моя подруга докармливала ее из бутылочки. Ей так не терпелось взять на руки свою будущую крестницу! А я, позволяя себе чуть-чуть передохнуть от требовательных губенок, смотрела в окно. Мой садик, моя клумба, мои деревья… Конечно, сейчас под моросящим дождем и шквальными порывами зимнего ветра сад выглядел далеко не лучшим образом. Но я дома! Дома!