— Господи… Не шевелись… Не говори… Я… сейчас… жгуты наложу…

— Жаль, нет фото… аппарата… Такие бы… снимки получились… в нашей… турпоездке…

Появилась еще одна черная тварь, она кинулась к раненому Рипазхе. Штерн вскинул автомат и срезал ее, затем скорчился — его резкие движения и отдача оружия вызвали острую боль в груди.

— Черт… Рип…

Товарищ молчал.

Рейдер подполз совсем близко к нему.

— Рип… Репейников. Эй…

Никакого ответа. Глаза безжизненными стеклами, не мигая, смотрели в затянутое тучами небо. А лицо больше не было искажено гримасой боли, или ярости, или страха. Оно было совершенно спокойно.

— Нет… Нет, Рип… Как же так…

В проулке, который они недавно пересекли на снегоходе, уже кишели белые и черные твари. Толпясь, они подбирались к мертвецу и пока еще живому человеку.

— Ну, давайте, — кивнул Штерн, поднимая автомат. — Давайте подходите, сукины отродья. Сегодняшний обед не будет легким… Подавитесь…

Еще один трудный вдох, и он надавил на спусковой крючок.

Он не считал убитых и покалеченных. Главное, пули попадают в цель. Главное, что летят куски хитина и брызги оранжевой гадости. Но рожок автомата имеет свойство очень быстро пустеть, что и случилось. Штерн потянулся к «Калашникову» Рипазхи, что лежал в стороне на снегу. А твари все приближались. Стрельба рейдера словно освободила уцелевшим проход на тесной улице, дав возможность двигаться энергичнее.

Штерн, морщась от боли в ребрах, дотянулся до ремня автомата. Он был готов встретить смерть и не боялся ее. Вот только будет обидно, если во втором автомате останутся неизрасходованные пули. Еще бы хоть несколько тварей отправить обратно в ад! И вдруг он услышал жужжание. Наступающие плотной стеной твари стали распадаться на части. Белый и черный хитин разлетались в стороны, снег стремительно окрашивался в оранжевое. Твари пищали и метались, а какая-то жуткая сила перемалывала их в отвратительную кашу. Те немногие, что уцелели в этой бойне, бросились обратно в руины. А Штерн наконец увидел причину произошедшего. По заснеженной улице двигался большой вездеход. На крыше дымился шестиствольный пулемет, за пулеметом сидел Сапсан.

Измученный Штерн улыбнулся.

— Смотри, Рип, ребята приехали… Теперь все будет хорошо… Наверное…

Он лег на снегу поудобнее, чтобы не болели сломанные ребра, и прикрыл глаза.

Вчерашняя история повторилась — они снова попали под обстрел. Благо на этот раз никто не был ранен. Но пришлось спрятаться за одиноко торчащей стеной.

— Ты заметил кто? — тихо спросил Жуковский у Селиверстова.

— Издеваешься? — так же тихо огрызнулся искатель. — Я не вижу толком ни черта.

— Степан, а ты?

— Тварелюбы это, — ответил Волков.

— Точно?

— Да точно. Наплечники у них из колес автомобильных.

— А на хрена им эти наплечники идиотские? — спросил Ломака у Селиверстова.

— Для защиты. Тварь не может их пробить хвостом. Как правило, кончик в резине застревает, и можно этот хвост отрубить.

— А новый хвост, как у ящериц, не отрастет? У них же вроде есть и гены рептилий.

— Так добить надо, чтобы ничего не выросло. А вообще ты у папаши этих самых тварей лучше спроси. — И Селиверстов зло посмотрел на Жуковского.

— У меня очень непослушные дети, — невозмутимо ответил Андрей. — И внуки, кстати, тоже. Они мне ничего про свои хвосты не рассказывали. Ладно. Тварелюбы, скорее всего, в том домике.

— Оттуда и стреляли, — кивнул Волков.

— Значит, вы посидите. Пусть думают, что мы все здесь прячемся. Пульните в их сторону пару раз. А мы с Костей попробуем обойти их и положить.

Ломака повернул голову, недобро посмотрел на Жуковского.

— А кто сказал, что я пойду с тобой?

— То есть?

— Я говорю, с чего ты, предатель, взял, что я с тобой пойду?

— Слышь, сопляк, ты думаешь, сейчас самое время лаяться?

— Еще раз назовешь меня сопляком, и я решу, что самое время разбить тебе голову. Ты понял?

Жуковский усмехнулся.

— Да у тебя кишка тонка. Вон как бравировал с Паздеевым. А пришел срок его кончить, так ты сопли распустил. Ну не сопляк после этого?

— Хочешь проверить, сработает в этот раз или нет? — Константин наставил на Жуковского автомат.

— Да успокойтесь вы. — Волков легонько оттолкнул ствол оружия. — Я с тобой пойду.

— Ну хорошо, Вася. Смотри, чтобы этот умник самодеятельностью тут не занимался. Покажете им разок-другой шапку на прикладе, дадите пару выстрелов, и все.

— Ладно. — Селиверстов кивнул, усмехнувшись. — А ты, Степан, смотри, чтобы наш дорогой друг за тридцать сребреников не объяснил тварелюбам, как нам в спину зайти.

Жуковский зло сплюнул и, дав знак Волкову следовать, пополз к ближайшему снежному бархану.

— Слушай, Василий, а если он кинет? — с тревогой спросил Ломака у Селиверстова.

— Да он уже кинул, Костик. Если бы не кинул, то и не пошли бы мы за Мариной. И во всем этом дерьме не оказались бы… А сейчас уже деваться некуда, надо идти вперед. В этом больше шансов на успех. Мы ему нужны.

— А что ты думаешь насчет его идей?

— Что думаю? — Селиверстов пожал плечами. — Что все это недалеко от истины, к сожалению. Но как бы тебя не допекло мерзкое положение дел, предавать своих нельзя. Никак нельзя.

— А свои ли мы ему? — вздохнул Константин.

— Хорошая постановка вопроса. Если люди — лишь материал для революции, или инструмент для продвижения идей, или объект для реализации инстинктов заботливого вождя… то ничего удивительного, что любой человек в любой момент может превратиться в разменную монету.

— Эй! — послышался крик из дома, у которого еще сохранились три этажа. — Выходите! Хватит прятаться! Вам все равно деваться некуда!

— А ты сам подойди! — ответил Василий, приготовив оружие. — Или подойдите, сколько вас там?!

— Не тебе условия ставить! Вы, ребятки, в очень хреновой ситуации! Ясно?!

— Чем ваша лучше нашей, а?!

— Так вот и подойдите к нам! И потолкуем обстоятельно! Мы не будем стрелять! Честное слово!

— Так я и поверил! Какого хрена тогда стреляли?!

— Да мы так! Шугануть! Хотели бы убить, убили бы!

— Тварям своим любимым сказки рассказывай про шугануть! Так я и поверил! Патроны тратить забавы ради, ага!

— Да ладно! Главное, что все целы! Давайте по-хорошему. Все равно вашему Перекрестку Миров осталось недолго. Но вы можете присоединиться к нам, если пособите в одном деле.

— Что ты сказал про Перекресток Миров? — напрягся искатель.

— Мы с вашими в состоянии войны, — ответил тварелюб.

— Это с чего вдруг?!

— А то не знаешь! Ответка за то, что ваши напали на нашу территорию! На станцию «Речной вокзал»! Убили трех наших! Забрали добычу вопреки всем договоренностям! И похитили дочь влиятельного охотника! Не ждите, что после всего этого у вас будет еще шанс договориться мирно с кем-то из Архиона!

— Отбили добычу? — У Ломаки зажглись глаза. — Черт, речь о Марине! Кто отбил?!

Искатель был удивлен не меньше, однако склонялся к тому, что эти слова — пустой звук, неуклюжая уловка тварелюбов, чтобы выманить их под прицельный огонь.

Ломака вдруг вскочил.

— Эй, что вы там?!

Селиверстов схватил его за ноги, повалил в снег и затащил обратно в укрытие.

— С ума сошел?! — зашипел он.

— Василий, но ведь они говорят…

— Да по херу, что они там говорят! Не дури!..

Жуковский некоторое время разглядывал свежие следы на снегу возле остатков здания, прячась за перевернутым самосвалом. Вот тут тварелюбы прошли, двое. Вот тут упала гильза. Они заметили людей с Перекрестка и сделали выстрел. Вот следы, свидетельствующие о торопливом движении к дому, в котором они сейчас и находятся. Надо внимательно посмотреть на окна, не идет ли оттуда едва заметный пар от дыхания. Не идет. Жуковский кивнул Волкову и двинулся к стене. Тварелюбы и Селиверстов все еще перекрикивались. Андрей уже понял, что началась война между Архионом и Перекрестком Миров. Собственно, все укладывалось в давно разработанную им схему. Оставалось надеяться, что Борис вовремя прочтет записку и примет правильные меры. Ведь тварелюбы не ожидают серьезного сопротивления от центральной общины, зная и про сокращение вооруженной дружины, и про и запрет на личное оружие. Но если надежные люди воспримут послание как надо, архионцы получат неприятный сюрприз. Да и власти Едакова придет долгожданный конец.