— Я строго придерживался намеченного нами маршрута. Мы сделали крюк по степи, вышли к пустыне Гоби восточнее Хух-Хото и пересекли Внутреннюю Монголию. Всякий раз, когда я поворачивал к центру пустыни, сопротивление нашему продвижению возрастало. Начинались песчаные бури, перепады давления валили с ног проводников и вьючных животных. Мне иногда казалось, что песчаные сопки начинали двигаться нам навстречу!

Канунников взял карту, тетрадь и начал выписывать в столбик координаты.

— Я действовал в точном соответствии с секретным отчетом Маннергейма Генеральному штабу — не с тем, официально опубликованным, с Памиром, далай-ламой, горными племенами и этнографией, а настоящим. Здесь, здесь и вот тут я полностью повторил его попытки. Только теперь я представляю всю мощь сопротивления, которое испытал Маннергейм двенадцать лет назад. Нет-нет, его старания дали результат, и это выражается в полном и абсолютном отсутствии результата! Его вытесняли с намеченного маршрута такие силы, что даже железная воля барона была бессильна. Как вы и предполагали, дополнительные попытки дали нам дополнительные азимуты. — Федор понизил голос и сделал длинную паузу, во время которой Седому даже показалось, что разведчик уснул, мечтательно прикрыв глаза, но Федор открыл глаза и обвел на карте кружок. — Получается, что объект находится вот здесь, во Внутренней Монголии. Попытки двигаться к объекту с севера дали неожиданный результат: добраться до него относительно легко можно только со стороны Амура.

Седой весело посмотрел на Канунникова, а затем опять мечтательно уставился в окно.

— Знаешь, Федор, твоим словам есть весьма неожиданное подтверждение. В манускриптах, где есть хотя бы отрывочные сведения о подобных объектах, обязательно встречаются «песок», «вода» и «страж». На Востоке иероглиф «страж» сочетается с иероглифом «чудовище» или «дракон». Амур, он же — Хэйлунцзян, в переводе с китайского — «река черного дракона», все выстраивается одно к одному. Перейди воду, минуй дракона, и шагай в пески.

* * *

Федор все утро работал с документами в закрытом хранилище. Разрозненные факты и догадки сложились в стройную теорию, прекрасно подтверждаемую результатами командировки в Гоби. Оставалось оформить все в виде доклада — коротко, емко и значимо, — и сдать в архив разведуправления Генштаба.

После обеда на пороге кабинета Канунникова возник вестовой. Зампред ВЧК по особым операциям Арсен Михайлович Серапионов вызывал Федора на Волхонку к шестнадцати ноль-ноль.

В приемной Серапионова Федора знали и ждали.

Красноармеец убрал от дверного проема винтовку с варварским штыком и радостно улыбнулся.

— Здравствуй, Федор Исаевич, — зампред пожал Канунникову руку и указал на кожаное кресло. — Закуривай, товарищ господин!

Серапионов двинул по полированному столику лаковую коробку, набитую сухими ароматными папиросами. Канунников закурил, с удовольствием глотая дым.

— Хорош табак. Турецкий?

Арсен Михайлович механически кивнул, постукивая бумажной гильзой по столу. Из папиросы просыпались табачные крошки, и зампред аккуратно смел их в ладонь и стряхнул в пепельницу.

— Федор Исаевич, мы с тобой не первый год знакомы, и повоевать вместе довелось, и на балах отличиться. Давай без предисловий.

— Что за вопрос, Арсен Михайлович! Конечно, без предисловий!

— Так вот, у меня было время обдумать все, о чем мы с тобой говорили по пути в Москву. Я прошу тебя упомянуть в докладе только факты. Цифры, азимуты, градусы. Выводы оставь при себе. Ну и про Хейлунцзян, конечно, тоже. А я тебе обещаю: когда настанет пора, мы вместе туда наведаемся. Устроим совместную экспедицию. Хорошо?

— О чем речь, Арсен Михайлович! — Федор привык доверять своему генералу и лишних вопросов не задавал.

Седой встал из-за стола и проводил Федора к выходу из особняка. Канунников пересек тенистый внутренний дворик и вышел в августовское пекло. Воздух дрожал над горячей мостовой. Федор сел в служебный «Виллис».

— В штаб, и давай с ветерком, уж больно жарко.

— И то! — обрадовался водитель. — Я думал, сомлею от жары, товарищ красный командир!

Товарищ красный командир откинулся на сиденье. Товарищ красный командир сейчас не отказался бы искупаться в чистом пруду своего бывшего имения. А еще ему было бы очень интересно когда-нибудь узнать, как самый молодой и многообещающий генерал Русской Императорской армии занял один из ключевых постов в большевистской машине подавления. Новая власть зоологически ненавидела военспецов из «бывших», равно как и всех «бывших» вообще, и это не было секретом. В этих условиях Серапионов умудрился стать куратором разведывательного управления Генерального штаба по линии ВЧК, а также вернуть своего бывшего адъютанта Канунникова на службу в упомянутое разведывательное управление. Федора приняли в Генштаб по рекомендации генерала Серапионова примерно за год до октябрьского переворота. Он же, уже зампред ВЧК Серапионов, вернул туда Федора минувшей зимой. Когда Канунников думал об этом, ему хотелось ущипнуть себя, но это было бы слишком легкомысленно для армейского разведчика. Вот и теперь он удержался. Автомобиль остановился. Канунников поднялся по гранитным ступеням и нырнул в благостную прохладу здания. После Гоби он относился к жаре с большим предубеждением, хотя с легкостью переносил и зной, и лютую стужу.

Глава 1

УСАДЬБА

Канунников отпустил машину и пошел пешком. Хорошее место выбрал Арсен. Тихое, а все рядом. Сколько лет он уже обитает здесь? Трудно вспомнить. Да и к чему?

Двухэтажный особняк на Волхонке тонул в тени. Колыхание реки в сонном русле распространяло волны сырого воздуха. Федор несколько раз с удовольствием втянул носом тонкий аромат лип и жасмина и свернул за угол, к черному ходу. Все так же, как и год назад, как десять, как двадцать. Люди меняются, стареют и умирают, а природа упряма в своем постоянстве. Колесо катится и катится; день да ночь, ночь да день мелькают себе спицами. Человек думает, что это колесо вращается вокруг него… Он прав, конечно. Пока жив.

Незнакомый охранник взглянул на удостоверение, ощупал Федора быстрым взглядом и открыл дверь во всю ширину. Все-таки Серапионов молодец. Истинный философ, настоящий разведчик. Красные князьки даже гораздо меньшего масштаба стремились окружить себя личной гвардией — кто лезгинами, кто казаками, кто бывшими однополчанами. Арсен спокойно терпел любую охрану, пользовался дежурной машиной, заказывал обеды из столовой наркомата — словом, был свободен, показывая своим поведением, что скрывать ему нечего. Впрочем, внутренняя свобода генерала простиралась так далеко, что он и не показывал ничего — просто жил и работал почти 24 часа в сутки.

— Садись, Федор Исаевич. — Серапионов увлеченно грел на спиртовке бронзовый чайничек и готовил к чаепитию маленькие чашечки. — Любишь «жемчуг дракона»? Сейчас заварю.

Канунников с удовольствием глядел на алхимический процесс. Мощные руки Арсена Михайловича легко управлялись с тончайшим фарфором и бронзовой утварью. Через пять минут чашки были ополоснуты кипятком и перевернуты для сохранения тепла, а в заварном чайнике на дне распаривались зеленые шарики благородного чая, свернутые и высушенные в форме жемчужин.

— Теперь или никогда! — Серапионов быстро наполнил крохотные чашки и протянул одну из них Канунникову. Тот принял чашечку с полупоклоном, пригубил и откинулся в кресле. Момент блаженства, торжество простой истины: хо-ро-шо!

Золотистый напиток приятно щекотал небо и гортань. Федор протянул Серапионову свою невесомую, почти бумажную чашечку, и руководитель сверхсекретного отдела наполнил ее снова.

— Хорошо как! После третьей чашки перейдем к делу, не возражаешь?

Федор был совершенно согласен, и чай продолжили пить в блаженном молчании.

— Федор Исаевич, обстановка такова. На днях Молотов встретился с послом Шуленбургом. Гитлер долго раздумывал, принял решение и теперь нажимает на все рычаги. Все кончится соглашением, но это ближе к осени. Сейчас в центре внимания — Халхин-Гол. Нам удалось внушить там, — Седой показал большим пальцем за спину, в южную стену, в сторону Кремля, — что решительная победа над японцами гарантирует нас от удара в спину, когда будет война с Гитлером. Это должно сделать позиции СССР и более прочными при выработке договора с Германией. Во всяком случае, теперь монголы не удивляются грузовикам с русскими солдатами. Нам повезло, что японцы не особенно церемонятся с местными, так что симпатии местного населения на нашей стороне. Мы долго ждали, Федор. Двадцать один год, если не ошибаюсь. Хороший план зреет долго. Теперь все сложилось один к одному. Добро на самом верху получено, эшелон зарезервирован. Готовь предложения.