При повороте на грунтовую дорогу к запасному аэродрому Краус затормозил слишком сильно, и ему пришлось «ловить» машину резкими поворотами руля. Пришлось разворачиваться и возвращаться к съезду с шоссе. Драгоценные секунды уходили, и Вальтер чувствовал течение времени всем своим существом. Он остановил автомобиль у края летного поля и вышел из машины, прихватив плащ-палатку. В ангаре загудели двигатели, обслуга проворно открыла огромные ворота, и трехмоторный «Юнкере» Ю-52 выполз на поле.

— Объект «Гора», — сказал Вальтер штурману.

Пока убирали трап, пассажир устраивался в просторном салоне. Самолет рейхсфюрера всегда был в его распоряжении, за исключением тех случаев, когда Гиммлер пользовался «Тетушкой Ю» сам.

Самолет взлетел и набирал высоту. Пилоты вели переговоры с наземными службами. Вальтер снял с полки кожаный портфель и поставил возле себя на широкий диван. Мокрая плащ-палатка лежала здесь же — стюард пытался ее принять, чтобы просушить, но Вальтер попросил его приготовить кофе и чего-нибудь перекусить. Оставшись в салоне один, Краус вытащил сверток.

Черная коробочка из жесткого материала более всего походила на портсигар. Вальтер осторожно открыл портсигар, крепко держа его пальцами за боковины. В пяти мягких углублениях лежали пять горошин — ярко-синие, прозрачные, с красным мерцающим ядром внутри, они испускали голубоватое сияние. Скорее, горошины больше походили на гранатовые зернышки причудливой окраски, но для Вальтера эти сравнения были лишними. В них он видел именно то, чем эти икринки были на самом деле: живые сердца отважных гархов, покорителей глубин пространства, в просторечии — коричневых драконов.

* * *

Голубое сияние зернышек говорило об их полном благополучии, но нужно было спешить. Запас автономной энергии сердец ограничен, и без жестоких лучей родной звезды долго они не протянут. Алтарь питал их жизнь, но теперь они были полностью на собственном обеспечении. Только инкубатор даст им нужные лучи и поддержит волю к жизни во время трансформации. Пока — перелет. Вальтер никогда не переживал за те процессы, на ход которых он не мог повлиять. В самолете от него не зависело ничего. Он осторожно завернул драгоценный груз в мягкую кожу и убрал в портфель. Стюард принес завтрак и горячий кофе. В иллюминаторе проплывали облака. Сквозь клочковатые разрывы была видна земля, покрытая желтеющими лесами.

Предыдущая пятерка гархов, почти завершившая трансформацию, погибла в результате августовской бомбардировки станции Норд. Англичане превзошли сами себя, вывалив на немецкий ракетный полигон в северной оконечности острова Узедом двухнедельный запас бомб. Полтысячи бомбардировщиков были неудержимы. Лаборатории, бараки, изуродованный ракетный полигон — всех потерь не сосчитать, да и незачем. Хорошо еще, проектировщики изначально спрятали под землю, под толщу бетона, главные научные мощности. Вальтера не очень интересовали баллистические ракеты «Фау-2», взлетавшие с полигона — он не вникал в дела фон Брауна. Являясь ответственным за проект «Беовульф», Вальтер по указанию Наставника искал самые охраняемые объекты — именно там, в недрах глубочайших секретов рейха, гархи могли делать все, что им нужно.

Вальтер без труда обосновал Карлу Штайеру необходимость создания центров биологических исследований по производству суперсолдат не где-нибудь, а в Пенемюнде и Нордхаузене, а гениальный шеф особых проектов «Аненэрбе» облек мысли Вальтера в форму лаконичной служебной записки. Записка получила одобрительную резолюцию рейхсфюрера, а Вальтер с Наставником — великолепную ширму для своей истинной деятельности.

С конца августа штандартенфюрер Краус был не просто частым гостем в Пенемюнде, но и осуществлял надзор за ходом восстановительных работ на острове от могущественной «Аненэрбе». Инкубатор в Пенемюнде разрушен — Вальтер в этом убедился лично. Только искореженная скрученная арматура и глыбы бетона остались на месте лаборатории, инкубатора и квартир персонала. Об «обезьяннике», бараке с заключенными, отобранными для опытов, расположенном как раз над объектом «Беовульф-Норд», не стоило и вспоминать. Работы на острове шли быстро, но о возобновлении всех проектов раньше Рождества мечтать не приходилось. Теперь путь штандартенфюрера лежал на объект «Беовульф-Конштайн», в обиходе — объект «Гора».

* * *

«Тетушка Ю» грузно заходила на посадку, плавно снижая скорость. Перелет был стремительным и мягким, как утренний сон. Штандартенфюрер сбежал по трапу и сел в автомобиль — на этот раз с водителем. Курт всякий раз радовался шефу — тот отличался простотой и дружелюбием, хотя бы по сравнению с надутым индюком доктором Готлибом. Тот совершенно терял рассудок, оставаясь за старшего, и придирался ко всем — не только к водителю служебного «Мерседеса». Доставалось и фрау Копфер, старшей медицинской сестре, и Ванессе Риман, провизору, и опытному лаборанту Юргену Шмицу, и вообще каждому, кто подвернется под руку. Доктор Готлиб был одаренным медиком, и это признавали все, даже неспециалисты, но также он был идиотом и параноиком. Поговаривали, что в молодости он был вполне вменяемым человеком, и что Фрица Готлиба подкосило внешнее сходство с фюрером… Ну, то есть после того, как фюрер назначил себя фюрером, в голове доктора что-то замкнуло…

— Как дела? — спросил господин Краус, развалившись на заднем диване автомобиля.

— Замечательно, господин штандартенфюрер! — Словоохотливый розовощекий Курт только и ждал вопроса начальника. Теперь до самых ворот лагеря он не умолкал. Вальтер надвинул фуражку на глаза и дремал, слушая душераздирающую историю о том, как доктор Готлиб заставил медсестер перемывать полы в операционном блоке, обнаружив там кота, завтракающего упитанной мышью. В это время медсестер ждали на свидание охранники, свободные от дежурства по объекту. Не дождавшись дам в условленном месте, три ловеласа отправилась в верхний этаж и не придумали ничего умнее, чем призывно мяукать в отверстие вентиляции. Доктор Готлиб ненавидел животных еще сильнее, чем людей, и впрыснул в вытяжку свежеприготовленную смесь масла цитронеля и какой-то непереносимо вонючей дряни, которая должна была навсегда отвадить похотливых животных от лаборатории. В результате все трое отлучены от казармы, дежурят только вместе, а женщины к ним не подходят на пушечный выстрел — такой, знаете, невыносимый запах. В столовую их тоже не пускают, выносят еду отдельно. Стоит ли говорить, что зовут их теперь очень просто: фельдфебель Наф-Наф и рядовые Ниф-Ниф и Нуф-Нуф. Бедняги отдали все свое месячное жалованье за внеочередное обмундирование, шампуни и душистые притирания, и посещают душ чаще, чем в детстве школу. Им даже пришлось обриться наголо, но вонь все еще держится. А вот, кстати, и они собственной персоной…

Курт затормозил у высоких ворот, опутанных сверху колючей проволокой. Из полосатой будки показался подергивающий шеей и нервно нюхающий воздух фельдфебель Ротбарт. Заприметив в глубине автомобиля шефа, фельдфебель улыбнулся и отдал честь дорогому начальнику. Из будки выскочили рядовые, подозрительно водящие носами точно так же, как их фельдфебель. Оба бросились открывать шлагбаум. Бритые затылки под новенькими пилотками и наивно оттопыривающиеся уши придавали воякам вид необстрелянных новобранцев, и Краус едва сдержал смех. Действительно, поросята.

Территория лагеря «Дора» была наполнена упорядоченным движением. Конвойные с собаками сопровождали отряды заключенных к подъемникам, ведущим в шахты, на работы по территории, на санобработку и мало ли куда еще. Движением в лагере управляло специальное подразделение — каждый винтик механизма должен был крутиться в нужное время и в нужном направлении. Лагерь был кровью, нервами, мышцами и костями гигантского подземного производства, расположенного в горе прямо под ним. Четыре длинные штольни уходили в массив горы. Их соединяли коридоры, в которых располагались технологические звенья цепи — цеха. Вдоль штолен от коридора к коридору по рельсам двигались платформы, перемещая между цехами заготовки и детали. В конце каждой штольни появлялось готовое изделие: турбореактивный двигатель для самолета или ракета «Фау». Процесс производства был выверен и точен. С такой же точностью в штольни должны были поступать новые работники, и так же аккуратно следовало вывозить и сжигать пришедшие в негодность тела. Курт несколько раз притормаживал, пропуская пешие отряды и грузовики по сигналу регулировщиков. Наконец стройные ряды бараков остались позади, и автомобиль штандартенфюрера был осмотрен охраной второго кольца — уже при въезде в лабораторно-производственную зону. Это было разумно: враги должны были преодолеть сначала свирепую охрану лагеря, затем пройти внутреннее оцепление. Вероятность такого события была равна ничтожно малой доле процента, но тем не менее на каждом объекте существовала своя собственная охрана. Охранники объектов знали сотрудников в лицо и по именам, и могли распознать «своих» в густом тумане, в дождь, при вспышке молнии — по одному только жесту или повороту головы. Именно из такой охраны были изгнаны «три поросенка» с фельдфебелем Ротбартом во главе — до приведения запаха к норме.