— Что ты собираешься делать? Ты ведь не будешь их преследовать?
— Буду.
Звук выстрелов еще стоял у нее в ушах. Она сжала дрожащие губы, перевела дыхание и спросила:
— Но как?
Джон скрипнул зубами.
— Найду их машины, отгоню подальше и потом дождусь полицию.
— Но это не игра! Они вооружены! — ужаснулась Палома. — Тебя могут убить.
— Стрелять в человека они не посмеют, до этого не дойдет.
Джон помолчал и затем добавил, успокаивая ее, как ребенка:
— Не волнуйся, я не совершу глупости.
Срывающимся голосом женщина произнесла:
— Связываться с ними — уже глупость. Сколько времени им потребуется, чтобы вернуться к машинам?
— Не меньше часа. Этого хватит, чтобы отвезти тебя домой и вернуться.
Палома не могла отпустить его одного. Она робко заметила:
— Если ты так уверен, то мы можем значительно опередить их…
— Нет.
— Но если это неопасно…
— Нет. Ты не поедешь со мной. И прекратим этот разговор.
Столько решимости было в его голосе! Машина неслась по шоссе с бешеной скоростью. Палома предложила:
— Ты можешь высадить меня здесь. Я сама доберусь до дома.
— Нет.
— Почему?
— Они неподалеку отсюда. Могут заметить тебя и решить, что им нужен заложник.
Сдавшись, Палома закусила губу. Потом она вспомнила:
— Когда я услышала первый выстрел, я позвонила в полицию.
Джон благодарно на нее взглянул.
— Молодец! Что ты им сказала?
Палома ответила.
— Замечательно. Значит, вооруженная бригада уже в пути.
Но растерянная, встревоженная Палома возразила:
— Все равно они прибудут только через час. Джон, оставь их полиции.
— Полиция не знакома с ними, — твердо сказал Джон. — Это моя земля, и я не позволю этим негодяям стрелять голубей, а потом пропивать деньги.
Палома поняла, что не сможет отговорить Джона, и всю оставшуюся дорогу молчала, глядя на синее, ясное небо и свежую зелень за окном.
Немного не доезжая до усадьбы, Джон остановился, чтобы высадить Палому и взять еще двух собак, затем помахал рукой и направился не север.
Дом был заперт. Палома вспомнила, что Марта собиралась поехать в город за покупками. Она села на крыльце и, стараясь прогнать тревогу, громко сказала:
— Это смешно!
Она даже попыталась представить себя на месте Джона, но прервала размышления и стала бродить вокруг дома. Мысли вертелись вокруг опасности, угрожающей Джону. Браконьеры не задумаются выстрелить в него. В доме зазвонил телефон. Палома сняла туфлю и хотела разбить окно, но звонки вскоре прекратились.
Через час подъехала машина Джона в сопровождении еще двух автомобилей. Он вышел, и за ним выпрыгнули три огромные собаки. Из остальных машин также выскочили собаки. Мужчины, приехавшие с Джоном, были Паломе не знакомы, хотя она догадывалась, что один из них — Крис. Не в силах сдержаться, Палома бросилась навстречу Джону.
— С тобой все в порядке? — торопливо спросила она.
Он сверкнул глазами.
— Все хорошо, — ответил он и крепко прижал ее к себе.
Палома почувствовала, что он волнуется. Его сильные руки тяжело легли на ее плечи. С минуту она стояла неподвижно. Спокойствие быстро возвращалось к ней. Но потом она отстранила Джона и спросила:
— Что случилось? Я чуть с ума не сошла!
— Мы их взяли, — коротко ответил Джон.
— Благодаря тебе, — сухо добавил один из мужчин. — Но больше никогда не делай этого. Когда я повернул за угол и увидел тебя, со мною чуть инфаркт не случился.
Палома воскликнула:
— Что?!
Джон пожал плечами.
— Я лишил их возможности удрать, только и всего.
— Но зачем так рисковать?
Джон быстро взглянул на собеседника и затем хрипло произнес:
— Они застрелили Дикси и еще одну собаку. Смеялись над их трупами, стреляли в Сэма.
— Понимаю, — сказала она. И это было правдой.
Палома не удивилась, когда, проводив полицейских, Джон отправился на место стычки забрать тела собак. К этому времени вернулась Марта. Ей хотелось узнать подробности, но Палома, рассказав ей о происшествии лишь в общих чертах, поспешила уединиться. Она ушла подальше от дома, к бассейну, где села и, обхватив себя руками, попыталась унять дрожь.
За эти часы она многое поняла. Жизнь одна. В это утро Джона могли убить, застрелить, как Дикси и Джока. Как сообщил ей Крис, хотя браконьер целился в Джона, пуля прошла мимо. А если бы нет, тогда она горевала бы по нему всю оставшуюся жизнь. Смерть — вот настоящий конец всему. Сейчас она не хочет выходить за него замуж, но он все равно останется в ее жизни. Теперь она поняла, что лучше быть для него последним человеком, чем никогда больше не увидеть его.
Рев мотора вновь привлек ее внимание. Палома побежала к гаражу. Джон разыскал собак.
— Джок жив, — сказал он. — Ранен, но это ерунда.
— А Дикси?
В ответ он покачал головой, и Палома заплакала.
— Не надо так расстраиваться, — попытался утешить ее Джон. — Она умерла сразу. К тому же Дикси достаточно пожила на свете. А этот поправится и будет здоровее прежнего.
Тем временем Джок зализывал рану розовым языком. Глядя на красивые пальцы Джона, теребящие черное ухо пса, Палома понемногу успокаивалась.
— Ты бледная, как полотно. Обедала? Нет? Попроси Марту, пусть приготовит тебе что-нибудь. И обязательно выпей сладкого чая. А я отвезу Джока к ветеринару и похороню Дикси, пока девочки не вернулись.
— Может быть, им стоит поприсутствовать на похоронах?
— Нет, похорон с них уже достаточно, — процедил Джон сквозь зубы.
Но девочки вернулись раньше Джона, и Палома сама рассказала им о смерти Дикси, стараясь сделать это как можно деликатнее. Лавиния разрыдалась у нее на плече. Виола лишь сильно побледнела, но сдержалась, хоть глаза ее наполнились слезами. Палома обняла ее свободной рукой и крепко прижала к себе.
— Дикси была очень храброй собакой, — сказала она с пафосом.
Лав громко всхлипнула, и тут по щекам Виолы тоже потекли слезы. Когда Джон вернулся, глаза у всех троих покраснели. Палома рассказала девочкам о происшествии, не упомянув, однако, о пуле, чуть не лишившей жизни их отца.
Джон был очень нежен с дочерьми, но строго посмотрел на Палому, когда девочки захотели попрощаться с Дикси.
— Если вы так хотите, — сказал он, скрывая свое недовольство.
Они похоронили собаку под яблоней, и девочки прочитали придуманную ими молитву. Глаза Паломы странно поблескивали: если бы она утаила от дочек смерть их любимого пса, то уберегла бы их от этого горя. Но быть может, страдание тоже полезно людям. Когда все, не исключая и Марты, пропели «Все вокруг светло и прекрасно», Лав уже улыбалась, и Виола, казалось, успокоилась. По дороге домой она взяла отца за руку и тихо сказала:
— Папа, давай заведем щенка?
Джон встретился взглядом с Паломой. Его глаза были холодными и непроницаемыми, ее — словно извинялись. Сжимая маленькую ладошку дочки, он сказал:
— Конечно, давай. Но не сейчас, милая. Нужно немного подождать.
Следующие три дня были на редкость спокойными. Проводя длинные, неторопливые дни в ожидании Джона, Палома решила, что если он еще раз предложит ей замужество, она согласится. Но она сама ни о чем его не спрашивала. Все свое время она посвятила дочерям, узнавая без устали, что они любят, а что — нет и открывая в них свои черты. Виола была очень похожа на нее, а Лавиния пошла в Патерсонов.
Девочки постепенно привыкали к ней. Однажды в «Голубиный холм» приехала погостить Констанция Браун. После ее отъезда Лавиния радостно заметила:
— Ну вот, все опять как при маме. Гости в доме.
— Что ты собираешься делать теперь, когда вернулась в Новую Зеландию? — спросила как-то Виола.
— Да, что ты собираешься делать? — присоединился к вопросу дочери вошедший незаметно Джон.
Палома растерянно взглянула на него и нерешительно ответила:
— Еще не знаю.
— Но ты думала об этом? — настаивал Джон.