Сказанное подтверждается также тем общеизвестным фактом, что большинство святых, имена которых можно найти в православном календаре (в «святцах»), вообще не имеют составленных в их честь и обращенных персонально к ним молитвословий и служб. Если в том или ином приходе есть желание почтить память такого святого, ему совершается служба по Общей минее, где помещены несколько служб, из которых каждая предназначена для молитвенного чествования любого лица, принадлежащего к одной из известных нашей Церкви групп святых, т.е. мучеников, преподобных, святителей и других, так что любому святому поются и читаются песнопения и молитвы те же, что и другим святым той же группы; разница — только в имени святого, которое вставляется в предусмотренные в тексте места.
Практически, однако, память большинства святых, не пользующихся широкой известностью и почитанием [26] вообще богослужебно не отмечается; в лучшем случае усердный священник упомянет их имена в отпусте или при совершении проскомидии.
Все это говорит о большой степени свободы в богослужебном почитании святых: не имея догматического или даже канонического обоснования, оно базируется главным образом на народном благочестии; лишь в отношении богослужений в честь наиболее древних и особо почитаемых святых можно найти указания в типиконе и в Минее месячной [27] (таковы наиболее близкие Христу святые апостолы, наиболее почитаемые пророки, прославленные великомученики и святители древности). Обращение к святым в частной (личной) молитве Церковью никак не регламентируется и предоставляется целиком воле и инициативе молящихся.
Этими обстоятельствами, равно как и отсутствием по обыкновению, современных тому или иному прославляемому лицу свидетельств, объясняется легендарный характер значительной части житийной литературы (агиографии). Наименее «украшены» легендарными, в большинстве чудесными деталями жития святых, живших в сравнительно позднее время. Так, сравнительно достоверными можно считать жития многих русских святых, вошедших не только в агиографию, но и в гражданскую историю нашего народа, таких, как князья Владимир Киевский, Александр Невский, Дмитрий Донской, преподобные подвижники Сергий Радонежский, Серафим Саровский, святители, в том числе московские, Петр, Алексий, Филипп, Иов и Гермоген, Митрофаний Воронежский, Феофан Затворник, подвижники Антоний и Феодосии Печерские и многие другие.
Однако и позднейшие творения житийной литературы не обошлись без надуманных, фантастических «басен» (1 Тим 4:7; 2 Тим 4:4); таковы, например, упоминания о молитвенных воплях, якобы издаваемых в утробе матери, и воздержании грудных детей по постным дням от материнского молока [28] Если подобные сказания вызваны естественным желанием как–то возвеличить святого, приписать ему святость с момента рождения, то в житийной литературе можно встретить также легенды, создание которых вовсе нельзя объяснить: они являются просто плодом богатой, даже безудержной фантазии. Таково, к примеру, «предание» о путешествии Марии Магдалины в Рим, где она якобы преподнесла императору Тиверию крашеное яйцо и приветствовала его словами «Христос Воскресе». Эту выдумку, совершенно не укладывающуюся в исторический и социально–бытовой контекст, можно услышать в проповедях чуть не каждый раз, когда речь зайдет о Марии Магдалине, чаще всего в третье воскресенье Пятидесятницы. Не менее фантастическим представляется использование св. Кононом (день памяти — 5 марта) для сельскохозяйственных работ бесов, изгнанных им из людей. Но известны, однако, и древние святые, жития которых свободны от явных вымыслов, засвидетельствованы до мельчайших подробностей и от коих до нас дошли не только биографические сведения, но и многотомные сочинения. Таковы, например, отцы каппадокийцы (IV в.) и особенно святой Иоанн Златоуст (+ 407).
Следует отметить однако, что, независимо от степени достоверности, жития святых не только интересны и содержательны, но и представляют собой поучительное чтение, на котором духовно воспитывалось множество христиан в течение двух тысячелетий церковной истории.
Почитание святых имеет различные и взаимосопряженные стороны.
1. Знакомство всей Церкви с событиями земной жизни как признанных и прославленных святых, так и членов Церкви, еще не канонизированных, но уже пользующихся местным или общецерковным почитанием; повествование о жизни таких лиц сопровождается обычно указанием на их поведение и деятельность как на образец, достойный подражания; пример святых служит при этом своего рода ободрением, свидетельствующим о реальной, открытой для каждого возможности достигнуть высот нравственной, богоугодной жизни и близости к Богу, т.е. святости.
2. Прославление святых (признаваемых Церковью, т.е. канонизированных) в общественной и частной молитве, для чего фактическим обоснованием служит опять–таки их богоугодная жизнь, а канонически — причисление их Церковью к лику святых, т.е. канонизация.
3. Обращение к святым как к молитвенникам за человечество в целом, за Церковь и за отдельных христиан, в частности, и в особенности за тех, кто призывает их на помощь.
Первый фактор не вызывал и не вызывает в христианском мире особых разногласий. Даже протестантские течения не отрицают полезности и допустимости памятования о жизни людей, прославившихся в истории благочестием и доброделанием.
Второе же обстоятельство — восхваление и прославление (обычно посмертное) членов Церкви, широко известных своей богоугодной жизнью — является не чем иным, как эмоциональным преломлением первого аспекта, лирическим к нему комментарием.
Совсем иная ситуация сложилась относительно третьей стороны церковной жизни, являющейся предметом оживленных дискуссий, особенно обострившихся на Западе в ходе Реформации и поныне не утративших остроты и злободневности. Как известно, в то время как обе Кафолические Церкви (Восточная и Западная) включают молитвенное обращение к святым в свое вероучение и богослужебную практику, почти все протестантские церковные организации (конфесии, деноминации), сформировавшиеся на почве Реформации, отвергают возможность такого обращения или, по меньшей мере, от него воздерживаются.
Следует отметить, что отрицательное отношение реформаторов к почитанию святых в значительной мере вызвано извращениями, которыми это почитание сопровождалось в условиях средневекового католицизма. Но надо также признать, что и в Восточной Церкви такие же и им подобные отклонения не только имеют место, но и широко распространены, что опасно не только для чистоты христианского сознания отдельных верующих, но и для чистоты самого провозвещения Христовой истины, для всей церковной жизни.
Проблема допустимости и обоснованности обращения к святым с просьбой о ходатайстве перед Богом затрагивается в Священном Писании лишь вскользь. Можно сослаться на обстоятельства земной жизни Спасителя, когда к Нему обращались с просьбами через посредников. Таким посредником на брачном пиру в Кане Галилейской явилась Матерь Иисуса, доведшая до Его сведения озабоченность хозяев дома по поводу нехватки вина (Ин 2:1–11). Другим примером может служить обращение ко Христу учеников Филиппа и Андрея, по ходатайству которых были допущены к беседе со Спасителем приехавшие на праздник чужестранцы (Ин 12:20–29).
Примеры эти звучат убедительно, но касаются ходатайства друг за друга людей, пребывающих в условиях земной жизни.
Но вот текст из Апокалипсиса, где находим намек на молитвы, воссылаемые в условиях потустороннего бытия (Откр 8:3–4): говорится о дыме фимиама с молитвами святых — однако здесь остается неизвестным характер этих молитв; имеются ли в виду молитвы просительные, хвалебные или благодарственные. Наиболее вероятно, что «молитвы святых» в Апокалипсисе — это славословия «множества людей, которого никто не мог перечесть, из всех племен, и колен, и народов и языков», которые восклицали громким голосом: «спасение Богу нашему, сидящему на престоле, и Агнцу» (Откр 7:9–10). Тот же хвалебный характер имеет и ангельское славословие, которое приводится в одном из следующих стихов той же главы: «Аминь! Благословение и слава и премудрость и благодарение и честь и сила и крепость Богу нашему во веки веков! Аминь!» (ст. 12). Элемент прошения или ходатайства здесь обнаружить трудно.