Ограничения и тяжелейшие условия, в которых работали духовные школы, сказывались на их выпускниках, которые и в духовном, и в интеллектуальном отношении отличались от прежнего духовенства далеко не в лучшую сторону. К тому же их было попросту мало. Архиереям приходилось (да и теперь приходится) рукополагать «выдвиженцев», т.е. самоучек, положительно проявивших себя в качестве чтецов, алтарников, певцов и др. Хотя в этом контингенте нередко оказывались «самородки», пастыри, горящие верой и любовью, однако отсутствие систематического (а подчас даже какого бы то ни было) богословского образования неизбежно обнаруживалось в их деятельности, способствуя превращению кое–кого из них в далеких от истинной духовности буквоедов, чаще всего обрядоверов, не столько пастырей, сколько, согласно крылатому выражению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, «требоисправителей и кадиломахателей».
Бедственное положение, в котором оказалась Церковь в условиях советского режима, объясняется объективными обстоятельствами. Однако наряду с внешней неблагоприятной ситуацией приходится признать наличие многих факторов, тоже затрудняющих и ограничивающих церковную деятельность, но зависящих в той или иной мере от самой Церкви.
Новые условия, новые возможности и новые трудности
В результате прекращения гонений, а также практически полного свертывания с 1986 г. искусственно культивировавшейся антирелигиозной пропаганды, церковная деятельность приняла широкие масштабы. Массовое возникновение новых общин и передача им сохранившихся церковных зданий, разукрупнение епархий и связанное с этим увеличение их численности, открытие новых семинарий, бурный рост числа монастырей — все это говорит об усилении влияния Церкви на жизнь народа, о повышении ее авторитета, об увеличении числа верующих, о чем в какой–то мере можно судить по возрастанию числа крещений и венчаний.
Однако, как это ни горько, приходится признать, что у тех, кто болеет душой за дело Христово, т.е. за дело спасения человеческих душ, нет оснований для триумфальных настроений. Если уменьшение в последнее время (1992–1994 гг.) числа приводящих к св. крещению можно объяснить тем, что стихийное повсеместное устремление сотен тысяч (если не миллионов) к купелям в предшествующие годы было вызвано снятием законодательных и психологических барьеров и что оно ослабело, когда желавшие креститься, но ранее трусливо воздерживавшиеся успели за 1987–1991 гг. осуществить свое благое намерение, то несомненно происходившее одновременно снижение посещаемости богослужений не поддается уже такому простому и утешительному объяснению. Отчасти это можно сказать и о небольших городских и районных центрах: расположенный них храмы неуклонно из года в год пустеют и ситуационный рост посещаемости на переломе 80–х и 90–х гг почти их не затронул. Воскресные богослужения сплошь и рядом совершаются в них с молитвенным участием пяти, десяти, много если двадцати посетителей. Только в самых торжественных случаях (Пасхальная заутреня, храмовый праздник, родительская суббота, архиерейские служения) их число возрастает до нескольких десятков.
Весьма тревожным явлением следует признать сравнительную стабильность числа лиц, приходящих к исповеди и святому причастию. Хотя учет их в большинстве приходов или не ведется, или имеет отнюдь не точный характер, все же повсеместно бросается в глаза отставание роста числа причастников от числа принимающих крещение. Ведь вступление в церковную ограду через таинство крещения должно быть началом православно–христианской жизни, в частности, регулярной, более или менее частой исповеди с последующим причащением, Между тем подавляющего большинства новокрещеных в очередях к исповедальному аналою, а следовательно и к св. чаше (да и вообще за Божественной литургией), не видно; относясь к таинству крещения как к традиционному обряду, они никак не связывают его с последующим образом своей церковной, а тем более частной и общественной жизни. К сожалению, неотделимое от крещения «обращение», духовное возрождение и обновление остаются для подавляющего большинства лишь прописями, изложенными на страницах Священного Писания и катехизиса.
Невысокая посещаемость и вообще низкая церковная активность обусловливают финансовые затруднения как множества отдельных приходов, так и всей Церкви в целом. Ведь основную массу частых посетителей храмов составляли и составляют пенсионеры, домашние хозяйки, отчасти служащие, т.е. малоимущие и низкооплачиваемые слои населения. Недавний спонтанный и кратковременный всплеск посещаемости не был следствием роста крещений и увеличения численности прихожан, он не повлек за собой повышения церковных доходов; случайные посетители — ведомые зачастую не более чем любопытством или же примером окружающих (следование «моде»), отнюдь не испытывают склонности активно пополнять церковные ресурсы, которые (особенно под остаточным действием антицерковного воспитания и соответствующей агитации) чаще всего представляются им грандиозными и неисчерпаемыми. Поэтому передача общинам бывших церковных зданий обычно влечет за собой трудности, сопряженные с реставрацией, ремонтом и обустройством, трудности часто непреодолимые.
Инфляция, ставшая социальным бедствием для всей страны, особенно тяжело отразилась на необеспеченной, беднейшей части населения, результатом чего явилось дальнейшее оскудение церковного бюджета и даже резкое снижение материального уровня жизни церковных тружеников.
В чем причина всего этого оскудения? Причин много. Несомненно, одной из наиболее очевидных следует признать антирелигиозную обработку душ, которая проводилась в течение 70 лет усилиями компартии со всемерным использованием государственных средств насилия, угнетения и подавления. В течение целого исторического периода, охватывающего почти три поколения, людям внушалось, что единственным заслуживающим доверия мировоззрением является атеистический материализм, что всякая религия противоречит научно установленной истине и потому всего лишь пережиток прошлого, сам по себе для общества вредный и терпимый только как удел коснеющих во мраке невежества суеверных старух. Именно такое отношение к религии, а следовательно, и к ее носительнице — Церкви, прививалось уже детям, а потом закреплялось в юном и зрелом возрасте. В результате формировалось массовое предубеждение против всего церковного, которое, по излюбленному выражению Ленина, «пахло фидеизмом и поповщиной», представлялось подавляющему большинству населения чем–то постыдным, отчасти нелепым, отчасти уродливо–страшным и во всяком случае в житейском плане обременительным и даже сугубо вредным.
Такие взгляды и убеждения не могут исчезнуть из человеческих душ быстро, тем более в срок, ограниченный несколькими годами, даже в результате законодательных актов, предоставляющих теперь религиозной деятельности достаточную свободу. До сих пор многим (может быть, даже большинству) молодым и пожилым людям посещение храма продолжает казаться поступком необычайным, а учитывая заведомое отсутствие; церковных навыков, даже рискованным. Подобные настроениям естественно, не способствуют тому, чтобы человек зашел в храм хотя бы случайно, не говоря уже о частом или тем более систематическом посещении.
Все это относится к тем, кто имеет хотя бы минимальную потребность в посещении храма, пусть даже в порядке первичной, так сказать, туристической заинтересованности. Что же можно сказать о тех, кто этой потребности вообще не испытывает, кто полностью проникся материальными заботами, чья» душа как это произошло со многими пожилыми людьми, подверглась в сталинскую эпоху кардинальной обработке, не оставившей в ней ничего возвышенного и святого? Можно ли ожидать появления их в церкви, хотя бы даже эпизодического?
Второй причиной того, что снятие законодательных, административных и других запретов не вызвало значительного роста молящихся за богослужениями, приходится признать слабость позитивного, т.е. религиозного воздействия, которое призвана оказывать на население Церковь [5]