Иное положение заняло христианство. Оно не имело своих исповедников известного народа: его последователи набирались или из иудеев, или из язычников, и в то же время, оно безусловно исключало все другие религии и, сверх того, чуждо было националистических тенденций иудейства, будучи универсальной религией. У христиан не было ни храмов, ни статуй богов, ни жертв, ни курений, т. е. не было того, в чем язычники полагали сущность религии. Вследствии этого, римская власть и народ рассматривали христианство, как отрицание всякой религии, нечестивое учение, враждебное богам и ниспровергающее основные законы государства об обязанности религии для каждого подданного. Эта nova religio есть prava et immodica superstitio (грубое и безмерное суеверие). Неизбежность гонения на христианство лежала, таким образом, в самом существе языческого государства и отличительных особенностях христианства, как религии абсолютной, исключающей все другие культы. Для этого вовсе не было надобности в каких-либо особых специальных указаниях касательно непозволительности христианства. Весь строй языческого государства восставал против христиан и требовал их уничтожения.

В.  Политические причины гонений. Римляне издревле привыкли подозревать политические опасности в том случае, когда какой-нибудь чужестранный бог без позволения Сената, контрабандным путем проникал в Рим и соединял около себя группы людей. Меценат по Диону Кассию говорил перед императором Августом: «сам почитай богов непременно по отеческим законам и других принуждай почитать таким же образом. Тех же, кто вводит что-нибудь чуждое, преследуй и наказывай не только за то, что они презирают богов и все другое, но и за то, что они, вводя новые божества, соблазняют к принятию новых законов; отсюда происходят потом заговоры и тайные союзы». Во времена принципата (империи), когда появились статуи императоров, после обоготворения их, римская религия в значительной степени совпала, отождествилась с культом императоров. «Презирать храмы — значит отвергать императоров» говорит Пруденций. Вследствие этого на суде над христианами религиозный процесс легко переходит в процесс политический и христиане становились «hostes caesari» и «hostes rei publicae», т. е. преступниками политическими.

Первоначально христиане составляли незначительный процент населения и разумеется никак не могли возбуждать мысли о политической опасности. Эта опасность в глазах язычников начинает возникать с конца II в., когда христиане организуются из разрозненных общин в Церковь, как сплоченный вселенский союз всех христиан. Это совпадает с первыми Соборами (Евс. Ц. И. V, 16). Цельс отмечает это явление: «христиане образуют тайные союзы между собою вне законного порядка» (с. Celsum 1, 1). Кто вступает в союз сепаратный, отдельный от государства, тот этим выражает недовольство государственными уставами и оскорбляет «majestas populi Romani», — юридическое понятие, введенное в язык еще Суллою. Когда Юлий Цезарь устранил республиканский строй, то «все коллегии — сообщает Светоний — распустил, кроме учрежденных в древности» (Lex Julia). Все коллегии естественно распались на два класса: «licita и collegia illicita». К первому классу принадлежали коллегии, освященные древностью и имевшие исключительно экономический или религиозный характер; ко второму — все новые, подозрительные коллегии (Траян не позволил Плинию устроить в Никомидии пожарное общество из 150 человек). Закон «Lex Julia», в течение первых двух веков, послужил ко благу христианских обществ и церквей. Христианские общества, вызванные к жизни необходимостью погребения умерших и принявшие религиозный характер, подпали под узаконение collegia funeraticia. Но вот со времени Марка Аврелия Церковь впервые выступает в своем внешнем единстве, и Собор является выразителем этого единства, как орган, создающий постановления, обязательные для всех общин. С этого времени из языческого общества начинают раздаваться голоса, указывающие на незаконность сосуществования христианских общин и опасность их для государственного спокойствия. С точки зрения государства, Церковь являлась тогда обществом враждебным существующему порядку вещей. Преследование христианства, как противогосударственного общества, оказалось неизбежным, и оно должно было стать всеобщим и систематическим. Такие преследования открылись со времени Декия, т. е. в середине III в.

В трех отдельных случаях христиане, казалось, являлись нарушителями римских законов: 1) как члены тайного общества, 2) как противники государственной религии (sacrilegium) и 3) как не почитатели культа Цезарей (crimen laesae majestatis). Впрочем, два последние преступления трудно или даже почти нельзя разграничить между собою. Но в чем же состояла криминальность христианства? Ведь одно дело — юридическое положение и другое — фактическое. Нужно знать, что римский закон наказывал не убеждения, а действия. Речи и сочинения против религии, осмеяния и порицания не составляли преступления. Св. Иустин имел в Риме школу и проповедовал там о христианском Боге. Вот уклонение от чествований следуемых богам, как обязательное дело для всех граждан, — есть преступление, — sacrilegium, как majestas есть уклонение подданного высказывать свое почтение к императору в известных случаях или действиях. Факт религиозного преступления мог быть установлен только официальным лицом, т. е. римскою администрацией. Вина могла быть определена или accusator'ом, или в приемах coercitio. Христианство - это была легкая возможность совершения преступления, а не само преступление, как доказанный факт. Каждый христианин мог быть привлечен к суду за нарушение закона о почитании Цезаря, но он наказывался не как христианин и не за христианство, а как только противник культа цезарей, как человек виновный в majestas. Звание христианина тогда лишь было наказуемо, когда оно фактически доказывалосьотказом от совершения церемоний в честь римских богов и императора. Вплоть до Декия, по Гарнаку, «преследований в строгом смысле со стороны государства не было». Римский юрист Ульпиан, во времена Каракаллы, собрал все рескрипты и эдикты римских императоров по делам христиан; но он их не поместил в уголовное право, а в «De officio proconsulis», которое имело в виду чрезвычайные случаи и полицейское право. Уже отсюда видно, что христианство не подлежало обычному криминальному процессу, а полицейской коерциции. В силу особых полномочий, полицейское coercitio, невзирая на Траяново положение о христианах «conquirendi non sunt» — да едва ли это и относилось к coercitio, — имело право само возбуждать процессы о христианах без всяких accusator'ов. Вот почему гонение на христиан было непрекращающимся фактом и до Декия; мученики были всегда и везде, и при императорах, расположенных к христианству. Однако, римские проконсулы, магистраты, убедившись в фактической безвредности христиан, оставляли их в покое. Св. Ириней около 185 г. писал: «мир наслаждается спокойствием чрез римлян, и мы — христиане движемся без страха по улицам, ездим по морю куда хотим». Однако, было бы ошибкою представлять положение христиан вполне сносным. Юридически над каждым христианином висел Дамоклов меч. Фактически число мучеников не было значительным до половины III века. Ориген хотя и в полемических видах против Цельса (III. 8) заявляет о Мучениках: ολίγοι κατα καιρούς και σφόδρα ευαρίθμητοι — немногие по временам и легко исчислимы.

История гонений на христиан в римском царстве. В течение всего 1-ого века христианской эры, представители римской власти не подозревали существования христианства, как отдельного от иудейства религиозного общества. Христиан не отличали от иудеев, а иудейская религия была licita — дозволенною. Поэтому, пользуясь образным выражением Тертуллиана, говорят, что христианство в течение 1-ого века существовало sub umbraculo judaicae (licitae) religionis. У римских властей были столкновения с христианскими проповедниками или самими христианами, но последние не квалифицировались как таковые (Деян. 18:12-15; 21:31-35; 22:28-30; 23:15-35). Даже сами кесари сталкивались с христианами, однако не могли отличить их от иудеев. Уже приведен выше эдикт Клавдия против бунтовавших в Риме иудеев, на самом деле, по нашему мнению, против споров иудео- и языко-христиан, о значении Моисеева закона. Второе известие о христианах в римских источниках мы встречаем у Тацита (115 г.) в его Анналах XV, 44 по поводу пожара, бывшего в Риме в 64 г. В этом году имело место первое великое гонение на христиан при Нероне(Евс. Ц. И. II, 25, 33). Существует вероятное предположение, однако нет данных выдавать его за факт, что сам император Нерон велел поджечь Рим, а потом, испуганный народным возбуждением, отклонил от себя подозрение, указав на христиан, как виновников пожара (Tacitus, Annales, XV, 44 «…jussum incendium crederetur. Ergo abolendo rumoiri Nero subdidit reos et quaesitissimis poenis affecit».). Пожар начался в ночь с 19 на 20 июля 64 г., бушевал 6 дней и 7 ночей. Из 14-ти кварталов Рима остались не поврежденными только четыре. Как уже сказано, источники считают гонение при Нероне последним иудейским гонением на христиан. Предполагают, что иудеи именно чрез императорскую наложницу Поппею, может быть даже прозелитку иудейства, навели Нерона на мысль обвинить христиан. Прежде всего, по Тациту, были схвачены те, которые сознавались (в чем? — не ясно) («Сознавались» — В чем — или se incendium fecisse, или se christianos esse), а затем, по их указанию, великое множество… Многие христиане были одеваемы в шкуры диких зверей и растерзаемы собаками; другие бросаемы в Тибр, или, обмазанные смолой, горели по ночам в садах Ватикана. Жертвою нероновского гонения пали апостолы Петр и Павел. Твердую дату смерти их определить очень трудно; её полагают между 64-68 г. Павел был обезглавлен, как римский гражданин, по дороге к Остии; Петр был распят головою вниз (Евс. Ц. И. III, 1). Петр был погребен к северу от via Cornelia, при подошве ватиканского холма, Павел же на via Ostiensis, в равнине между дорогою и Тибром. Церковное предание от II в. полагает одновременное убиение обоих апостолов в один и тот же день (Евс. Ц. И. XXV, кон. гл.). Что касается праздника в честь апостолов 29 июня, как дня общей их кончины, то таковой появился лишь с 300 года; на самом деле 29 июня есть день перенесения реликвий, мощейапостолов Петра и Павла в 257 г. в S. Sebastiano (Holl. Die Entstehung der vier Fastenzeiten. Berlin. 1924. — ср. H. Lietzmann, Petrus und Paulus im Rom. S. 81. Болотов, Лекции по Истор. древней церкви).