Любовь есть самоотдание, но не всякое самоот–дание есть жертва в точном смысле. Жертвуя, мы лишаемся чего–то; отдавая себя в любви, мы не лишаемся себя, ибо взаимная любовь есть не взаимо–уничтожение, но великое обогащение и приобретение друг друга. Жертвенная любовь есть путь искупления, борьбы со злом и претерпения его. Жертва простирается на все земное и на самую нашу земную жизнь. Но отдавая душу нашу Богу, мы приобретаем ее в Боге преображенной и просветленной… Христос принес Себя в жертву ради людей и любви к Отцу (Ио., XIV, 30); Он «до конца возлюбил людей (XIII, 1). За это Он был возлюблен Отцом (X, 17) и прославлен всей вселенной (Фил., 5–11). Но и мы должны «полагать душу за братьев» (I Ио., III, 16). Наша жертва входит в жертву Христову.

Любовь к Богу и Христу должна превосходить всякую иную любовь. Любящий Христа меньше родных недостоин Его (Мт., X, 37). Дело здесь не в ревности Бога к твари, хотя Бог и называет Себя «Ревнителем», но в том, что любящий Бога меньше твари, любит не Бога, но тусклый образ Его в нашем духе. Тот, кто понял, что такое Бог и Христос, может отвернуть Их, но не может любить Их меньше твари, потому что постиг Их бесконечное совершенство. Большинство людей, говоря, что любят Бога, лицемерят или обманывают себя, именно потому, что фактически любят Бога меньше многого другого на свете. На самом деле они не знают Бога.

«Всякий любящий рожден от Бога и знает Бога», хотя «Бога никто никогда не видел» (I Ио., IV, 7, 12). Бог видим в явлениях Его Славы, но бытие Божие лишь частично открывается в Славе Божией. Опыт благодатной любви дает нам знание Божественной жизни, ибо она есть любовь. Однако, любовь к Богу по мере своего возрастания дает нам и многостороннее знание Бога, так как любовь есть единение, следовательно, в любви мы соединяется с Богом и познаем Его всего, сколько это возможно для нас. До тех пор, пока возможно любить Бога, можно и знать Его. Без любви богопознание, даже созерцательное, остается внешним. Только любовь может проникнуть в бытие Божие, делая нас причастниками этого бытия… Когда сердца наши соединены в любви, мы можем познать «тайны Бога и Отца и Христа, в Котором сокрыты все сокровища премудрости и ведения» (Кол., II, 2–3). Тут Апостол провозглашает одно из главнейших начал Православия: — познание Бога и Его откровения возможно только в единстве Церкви. Любовь необходима для богопознания, а любовь нераздельна: равнодушие или ненависть к людям несовместимы с любовью к Богу (I Ио., IV, 20–V, 3). Без любви нет духовного единения, а без единства христиан возможно только индивидуальное познание, поневоле бедное и ненадежное. Единый Бог познается только в единстве.

Новый Завет воспевает любовь, как высочайшее совершенство (Кол., III, 14). Она есть источник бытия, единение сущего, начало всякого добра; она «никогда не перестанет» (I Кор., XIII, 8). Любовь обнимает все положительные формы жизни: знание, смирение, доброту, мир, святость, творчество. «Все у вас да будет с любовью» (I Кор., XVI, 14)… Любовь исключает зло (Рим., XIII, 10)… «Не видел того глаз, не слышало ухо и не приходило на сердце человека, что приготовил Бог любящим Его!» (I Кор., II, 9). Не есть ли «венец жизни», уготованный любящим Господа (Иак., I, 12), — Сам Бог?

Молитва. В Новом Завете нет особого сборника молитв, подобного книге Псалмов. Число молитв, приведенных в Новом Завете, невелико и они большей частью кратки. Вместе с тем о молитве говорится постоянно. Самое поразительное, что говорится даже о молитве Св. Духа и Сына Божия. Ап. Павел говорит, что мы не знаем, как должно, о чем молиться, и Св. Дух по воле Божией (очевидно, Бога Отца) поддерживает нас в нашей слабости и «ходатайствует за нас воздыханиями неизреченными» (Рим., VIII, 26–27). Молитва наша немощна; мы не знаем, что главное в молитве. И Богу угодно, чтобы Дух Св. молился с нами и вместо нас. Не в том ли главное, чтобы быть усыновленными Богу и воскреснуть духом и плотью? (Рим., VIII, 5–23)… Если бы молитва была рабским делом, Бог не мог бы молиться. Но молитва есть личное общение, обращение к Другому. Всё и все происходят от Отца; к Нему же обращается все живое, потому что жизнь от Него. Потому и Дух Жизни «воздыхает» перед Ним по Его благоволению. Дух Св. и Сын Божий не «упрашивают» Отца против Его воли: Они как бы совещаются с Ним, подобно тому, как «совещались» перед творением человека (ср. Ио., XVI, 26–27). Если нам дано молиться вместе с Сыном Божиим и Духом Святым, не восходит ли и наша молитва силою Духа к Отцу, не как рабская просьба, но как голос сердца детей Божиих, как радость о том, что Богу угодно быть нашим Отцом?

Христос молился постоянно. Его молитва была, конечно, и человеческой молитвой. Молитва Христа всемогуща перед Отцом, но в то же время она проникнута абсолютным послушанием Ему. У Сына нет другой воли, кроме воли Отца. Христос есть Сын Божий и по Божеству и по человечеству [28] ). И крест не останавливает Христа в Его послушании, хотя Он и открывает Отцу весь переживаемый Им смертельный ужас зла. Человеческая природа хотела бы, чтобы спасение совершилось без чаши смертных мук. Но Спаситель должен испить «чашу сию», претерпеть даже богооставленность.

Молитва христианина должна быть столь же постоянна, как молитва Христа (I Фес., V, 17). «Если сердце наше не осуждает нас, мы имеем дерзновение к Богу и чего не попросим получим от Него». И сердце наше не осуждает нас, когда мы любим не на словах, но делом и истиною и веруем во Христа, Сына Божия, когда мы «просим по воле Его». Тогда Он Сам пребывает в нас и дает нам Духа Своего (I Но., III, 18–24, V, 14). Таким образом любовь и вера являются условиями молитвы, которая должна соответствовать воле Божией. Такая молитва всегда услышана, ибо она уже в сущности богочеловеческая молитва. Просить во имя Христово не значит также просто прибегать к Его заступничеству, но просить о том, что угодно Ему и сообразно Его Духу. Дерзновение христианской молитвы основано на том, что христианин живет жизнью Христовой. Христос — наш Первосвященник, но такой, Который «во всем уподобился братьям, чтобы быть милостивым и верным Первосвященником перед Богом, для умилостивления за грехи народа, ибо, как Сам Он претерпел, быв искушен, то может и искушаемым помочь» (Евр., II, 17–18, IV, 14–16)… «Господь близко; не заботьтесь ни о чем, но всегда в молитве и прошении с благодарением открывайте свои желания перед Богом, и мир Божий, превышающий всякий ум, соблюдет сердца и помышления ваши во Христе Иисусе» (Фил., IV, 5–7)… Господь близок даже в страданиях и смерти, которые Сам претерпел… Молитва не есть особое или исключительное состояние христианина; она неотлучна от всей его жизни в ту же меру, в какую христианин неотделим от Христа и Св. Духа. Христианская жизнь есть, вообще, общая жизнь с Богом; решительно все ее содержание, кроме греха, должно быть принесено нами Богу; все должно совершаться нами как бы в личном присутствии Божием и с Его участием. Поэтому молитва не может не связывать нас с Богом всегда и во всем.

Молитва Господня обнимает все стороны жизни, но первые три прошения ее с особой силой говорят о нашем единении с Богом. Имя Божие святится, когда Бог открывается нам в нем и освящает нас, т. е. когда Дух Божий почиет на нашем духе. Царство Божие приходит, когда воцаряется в нас Христос, когда Он становится нашим Господом и Богом. Воля Божия совершается в нас, когда она становится нашей волей… Самое обращение к Богу, как к Отцу, означает, что молитва эта должна быть молитвой детей Бо–жиих, т. е. тех, кто имеет в себе образ Сына Божия и начало Божественной жизни.

Знание» Мы видели, что по мере приближения к Богу, знание и любовь совпадают: мы познаем Бога любя и в Его любви. Когда Христос говорит, что Он знает Своих «овец» так же, как «овцы» (т. е. верные Ему христиане) знают Его, то это то же, как если бы Он сказал, что между Ним и верующими существует совершенная любовь (Ио., X, 1–16, 24–30). Любовь, единение, взаимное понимание — одно и то же. «Раб не знает, что делает господин его, но Я назвал вас друзьями, потому что сказал Вам все, что слышал от Отца Моего» (Ио., XV, 15)… «Да будет с вами благодать, милость и мир от Бога Отца и от Господа Иисуса Христа, Сына Отчего, в истине и любви» (II Ио., 3; ср. II Тим., I, 13) Любящий пребывает в свете, ненавидящий — во тьме (I Ио., II, 9–11)… Христос предсказывает, что в последние времена «охладеет любовь» и вместе с тем «многие лжепророки восстанут и прельстят многих» (Мт., XXIV, 8–13)… Любить Бога должно всем умом и всем разумением (Мр., XII, 30, 33). Любовь без знания — слепа; она есть устремление сердца к неведомому и в неведении; такая любовь не может достичь единения с любимым. Бог непостижим более всего сущего, то тот не любит Бога, как должно, кто не обращен к Нему всеми силами своего духа, в том числе и разумом. Нельзя любить Свет во тьме, как бы ослепителен ни был Сам Свет. Любящий Бога будет стремиться познать Его сколько возможно для нас. Полюбить можно по одному озарению, но сама любовь умножает знание, соединяя с любимым.