— Понимаешь, хорошо, что ты именно такая. Так ты была воспитана, — говорил ей Ларсон, стоя так близко, что у девушки кружилась голова. — Тебе надо благодарить отца за это.

Глэдис почувствовала ком в горле и опустила глаза. Мысль об отце вызвала приступ горечи и тоски.

— Я знаю, — пробормотала она. — По маме я почти не скучала. А он был для меня всем, не могу поверить, что его больше нет и никогда не будет. Я столько не успела сказать ему…

Как ни пыталась Глэдис сдержать слезы, они сами покатились по щекам. Наверное, не надо было говорить об отце, но ей необходимо было высказать то, что слишком долго хранила в душе.

— Понимаю, Глэдис, — тихо проговорил Ларсон. — Но он же не исчез без следа, он в твоей памяти навсегда.

Сквозь слезы девушка пробормотала:

— Прости…

— За что? — удивился он.

Глэдис поспешно вытерла слезы и всхлипнула.

— За то, что я такая плакса.

Он ничего не сказал на это, просто притянул ее к себе и нежно обнял. Глэдис уткнулась носом ему в грудь, даже не думая в этот момент о том, что это Ларсон Редгрейв. Ей действительно стало легче от поддержки, которой она была лишена долгое время. Она слышала, как бьется его сердце, и пыталась успокоится. Ларсон гладил девушку по голове и шептал:

— Тише… все… все, тише…

Вдруг Глэдис словно очнулась, осознала двусмысленность ситуации и почувствовала — или ей только показалось? — неладное. Она отстранилась и, не глядя на Ларсона, проговорила:

— Извини меня, — и попыталась усмехнуться.

Ларсон не выпустил ее из своих рук, только ослабил объятья. Теперь она явственно ощущала тепло его ладоней на спине. Боже, вдруг он почувствует, как бешено колотится ее сердце?

— Перестань, тебе надо было выплакаться. Ничего такого. — Он улыбнулся, и Глэдис попыталась сделать то же самое.

Его губы были так близко, что Глэдис могла думать лишь о том, чтобы он ее поцеловал. От этой мысли ее бросило в дрожь.

В этот момент Ларсон наклонился и осторожно коснулся губами ее лба. Вот это поцелуй! Так обычно целует ее местный викарий. Глэдис попыталась представить на месте высокого и статного Ларсона маленького полного священника, надеясь, что это поможет ей отвлечься от опасных мыслей, но в голове было только одно — ее обнимает Ларсон Редгрейв. Пусть даже ради того, чтобы просто утешить.

— Тебе лучше? — раздался словно издалека голос Ларсона.

— Да, спасибо. Гораздо лучше.

Глэдис едва могла говорить. Она попробовала высвободиться, но он не разжимал объятий. Думает, что она упадет без его поддержки? На самом деле у нее действительно слегка подкашивались ноги и голова кружилась. Наверное, это из-за того, что она поддалась минутной слабости и расплакалась. Любой человек после такого слабеет. Определенно, ее состояние чисто психологического свойства, и Ларсон тут вовсе ни при чем. Глэдис постаралась собраться.

— Ну и хорошо, — сказал он. — И запомни: горе лучше выплакать, чем держать внутри. Что бы ты обо мне ни думала, в чем бы ни обвиняла, какими бы необоснованными ни были твои претензии, я всегда относился и отношусь к тебе с пониманием и терпением. Так что не надо стесняться своих чувств.

Значит, он готов стать ее утешителем? И только? Глэдис с сожалением подумала, что ей хотелось бы гораздо большего. Она тяжело вздохнула и посмотрела на Ларсона. Глаза их встретились.

— Да, ты прав, — проговорила она.

Глэдис мысленно умоляла Ларсона оставить ее в покое. Это же невозможно — она чувствует его всем телом, никак не может унять дрожь…

— Значит, ты согласна со мной? Надо отметить этот день в календаре! — И он рассмеялся.

Глэдис опустила глаза, не в силах больше смотреть на него… А Ларсон вдруг опять поцеловал ее в лоб, а потом, приподняв лицо за подбородок, в губы — легонько, едва касаясь.

Так целовать можно только девушку, у которой подавленное настроение. К сожалению, для него она лишь бедное расстроенное дитя. Глэдис попыталась опять представить на месте Ларсона священника… Мог ли тот утешать кого-то подобным образом? Боже, как глупо!

И в этот момент Ларсон поцеловал ее по-настоящему.

Глэдис затрепетала в его руках, не веря происходящему. Ощущение, нет — вкус его губ поразил ее, она отвечала, потрясенная невероятным блаженством, охватившим ее. Она прильнула к нему всем телом, испытывая приступ страстного желания…

Ларсон провел ладонями по спине девушки. О, если бы он расстегнул рубашку, стал ласкать ее грудь… Глэдис закрыла глаза, мысли ее перепутались. Она понимала, что ничего подобного делать нельзя, это опасная игра, и в то же время хотела продолжения…

Но все решил Ларсон — он отпустил ее и резко отстранился, не сводя с девушки затуманившегося взора. Они смотрели друг на друга некоторое время, тяжело дыша.

— Я думаю, — произнес Ларсон хриплым голосом, — тебе пора идти спать.

Он отошел к окну и стоял молча, повернувшись к Глэдис спиной. Наверное ждал, когда она уйдет.

Она же была не в состоянии сдвинуться с места, произнести хотя бы слово. Глэдис никогда еще не чувствовала себя такой униженной и подавленной.

Она постояла немного, стараясь собраться с силами и выйти из комнаты, хотя ей хотелось бежать. Только не это! Наоборот, надо медленно, рассчитывая каждый шаг, дойти до спальни, открыть дверь, войти и поплотнее закрыть спасительную дверь. Наконец остаться наедине с собой, со своими мыслями.

Она не зажгла свет. Подошла к кровати и без сил опустилась на край. Уставилась в пустоту, пытаясь сообразить: что же произошло несколько минут назад?

Оставалось надеяться, что он сейчас винит себя в случившемся. Думает, что воспользовался слабостью бедной отчаявшейся девушки, и корит себя за это?

Но ведь нужно быть полным идиотом, чтобы не понять, что она вполне охотно ответила на его поцелуй, не заставив себя долго уламывать!

Она даже не пыталась воспротивиться. Наоборот — льнула к нему, прижималась всем телом, готовая растаять в его объятиях. Хоть разумом и понимала, что не стоит этого делать, но разве чувствам можно приказать, особенно, когда охватывает такое блаженство…

Остается признать — она не понравилась Ларсону. Глэдис даже застонала, вспомнив, как крепко обнимала его.

Господи, что же он подумал, когда она буквально повисла на нем? Какой ужас! А он, обнимая ее, наверное понял, что она полновата… Впрочем, за эти несколько дней Глэдис похудела без особых усилий. Конечно, до Тельмы ей далеко, да и глупо стремиться к этому. Фигура почти в норме, а вот одежда висит на ней, как на вешалке. Денег на новый гардероб нет, надо хотя бы ушить старые платья. Да вот беда — обращаться с иголкой и ниткой она не умеет. Следовало научиться этому в детстве, но ей тогда было все равно. Теперь придется наверстывать. В общем, не стоит отчаиваться: она сделает из себя такую девчонку — закачаешься!

На следующее утро Глэдис не торопилась вставать — пусть Ларсон уйдет на работу, Наконец, решив, что прошло достаточно времени, она вышла из комнаты.

Больше всего ей не хотелось увидеть на его губах ехидную улыбку, когда он вспомнит вчерашний вечер.

Глэдис осторожно вошла в кухню и увидела Ларсона, сидящего с газетой в руках перед чашкой утреннего кофе. У Глэдис сердце так и упало.

— Привет, — бросила она небрежно и принялась готовить тосты и чай.

Судя по одежде, Ларсон собирался идти на работу, пиджак, как всегда, висел на спинке стула. Глэдис обратила внимание, что костюм другой, вчера был синий в полоску, сегодня — темно-серый, идеально выглаженный. Еще бы, у него достаточно денег, чтобы иметь хоть сто костюмов, да и не сам же он гладит, чистит и чинит одежду. Она заняла себя этими мыслями нарочно, чтобы отвлечься.

— Я тебя ждал, — сказал Ларсон.

Глэдис чувствовала спиной его пристальный взгляд, и от этого ей снова стало не по себе.

— Да? — бросила она небрежно, не оборачиваясь.

Но все-таки пришлось подойти к столу, чтобы поставить завтрак.

— Прости. Я бы вышла раньше, если бы знала, — соврала она. — Решила поваляться немного в постели.