— Разве мы договаривались встретиться?

У Ральфа был такой вид, словно он тоже думает о беглом прикосновении губ, которое горело в ее мозгу как клеймо. Но этого не может быть. Поцелуй ведь ей только приснился…

— Мы будем встречаться каждое утро, пока я окончательно не спланирую и не проведу гонку Тур д'Оберхоф, — решительно ответил он.

Она жестом показала на гору бумаг.

— Сомневаюсь, что смогу уделить вам много времени.

Выражение лица Ральфа говорило, что он с наслаждением смахнул бы эти бумаги со стола.

— У вас нет выбора. В данный момент этот проект является делом первостепенной важности. Я знаю, что Эрих уже сообщил вам об этом.

Откуда он знает, о чем шла речь на совещании с князем Эрихом? Ингрид не сумела скрыть, что идея проведения спортивных соревнований в замке ей не нравится. Однако князь еще раз подчеркнул значение велогонки для будущего благотворительного фонда и предупредил, что программа материальной помощи детям из бедных семей находится под угрозой срыва. Ральф — двоюродный брат князя. Черт побери, кровные узы — дело святое, но на сына Ральфа это не распространяется, подумала Ингрид, радуясь приходу гнева, который помог ей забыть о злополучном поцелуе. Эта дурацкая гонка ей не по душе, но все остальные, кажется, думают по-другому.

Что является причиной ее антипатии — гонка или сам Ральф? Едва ли можно отделить одно от другого. Если бы Ральф выполнил свой долг перед Урсулой и их ребенком, Ингрид отнеслась бы к этой идее без предубеждения. Но она не могла простить Ральфу, что он отвернулся от собственного ребенка, и это отношение распространилось на все их совместные дела.

Пытаясь избежать его взгляда, она потянула к себе какую-то бумагу.

— Князь просил меня помочь вам работать над проектом, но не сказал, на какой срок я должна отложить выполнение своих прямых обязанностей.

Ральф уперся ладонями в крышку стола.

— Тогда я сделаю это сам. Если гонка не будет иметь успеха, то, даже если вы выставите все имеющиеся в замке картины, это ничего не изменит. Поэтому я предлагаю вам отложить все другие планы на сегодняшнее утро.

Она чопорно сложила руки, заставила себя поднять глаза, увидела гневный взгляд Ральфа, и сердце ее сжалось.

— Если время настолько поджимает, то почему вы так долго здесь не появлялись?

И дернул же черт ее за язык! Теперь Ральф догадается, что вчера она ждала его весь день, а когда он не пришел, чуть не умерла от досады.

Со злости она сама провела одну из экскурсий и поймала себя на том, что наблюдает за опоздавшими туристами, предполагая, что Ральф Дикс снова присоединится к ним. Предполагая или надеясь? Я буду счастлива, если ты не появишься здесь вообще! — запальчиво ответила Ингрид на собственный вопрос и почувствовала некоторое облегчение.

Ральф приподнял бровь. Он был заинтригован вызовом, горевшим в ее необычных серебристо-серых глазах. Он не собирался рассказывать, что весь предыдущий день провел в покоях, выделенных ему Эрихом, составляя возможные маршруты гонки и сознательно не желая встречаться с Ингрид. Он сам не знал, почему избегает ее, однако воспоминание о поцелуе было куда ярче, чем ему хотелось.

Тем более что его и поцелуем-то нельзя назвать. Просто легкое прикосновение губ к губам. Беда заключается в том, что после этого ему захотелось большего, но, если бы они проводили много времени вместе, это не пошло бы на пользу делу. Он ничуть не преувеличивал, когда говорил, что Оберхофу без этой гонки не обойтись. Эрих доверил ему важную миссию. Интрижка с Ингрид только отвлекла бы его.

И думать о ней тоже не следует, решил Ральф. У него только два выхода: либо вспомнить про самодисциплину, которая сделала его одним из лучших яхтсменов мира, и относиться к Ингрид только как к коллеге, либо как можно быстрее переспать с ней, а потом выбросить из головы.

Должно быть, выражение лица выдало его мысли, потому что Ингрид слегка испугалась. Остается надеяться, что она не телепат; видимо, его физическая реакция на последнюю мысль оказалась слишком сильной. Черт побери!

Хотя люди считали Ральфа плейбоем, это не соответствовало действительности. Да, у него были романы с красивыми женщинами, но он брал лишь то, что ему хотели дать. И расставался со своими многочисленными любовницами еще до того, как связь успевала стать прочной.

Дважды он зашел чуть дальше, чем намеревался, потому что эти девушки были не только красивыми и страстными, но и умными. Но в конце концов выяснилось, что их интересовал не столько сам Ральф, сколько его титул. Еще одна женщина, искренне нравившаяся Ральфу, некоторое время была неуловимой и заставила его побегать за ней, но это было всего лишь кокетством. Просто ей очень хотелось стать баронессой.

Он твердил себе, что Ингрид ничем не отличается от других, но это не помогало. Ральф не мог избавиться от чувства, что она знает о нем больше, чем говорит, и что это знание ей не нравится. Эта таинственность только усиливала влечение, которое он чувствовал к ней. Несмотря на все попытки не обращать на это внимания, его тянуло к ней как магнитом.

— Я провел вчерашний день, изучая планы замка и поместья и прокладывая маршрут трассы, — сказал Ральф. Черт побери, кажется, он перед ней оправдывается. С какой стати?

Но это ничуть не смягчило Ингрид.

— Я не разбираюсь в трассах велогонок. Так что, увы, ничем не могу помочь.

Ральф сел на угол письменного стола и начал покачивать ногой.

— Вы могли бы посмотреть на составленный мною вариант с точки зрения зрителей и телевизионных камер и проверить, не пропустил ли я самые выигрышные ракурсы. — Он уныло улыбнулся. — А заодно удостовериться, что велосипедисты не будут проезжать по главным местным достопримечательностям.

— Поскольку в замке к достопримечательностям относится все, едва ли это возможно! — отрезала Ингрид.

Ральф сложил руки на груди, борясь с желанием отдать ей приказ. Почему-то ему хотелось, чтобы Ингрид была его союзницей. И дело не только в ее привлекательности. Он чувствовал, что в Ингрид Шлезингер есть что-то еще, и понимал, что не успокоится, пока не поймет, что это такое.

— Значит, гонки карет, которые проходили вокруг замка Оберхоф в конце восемнадцатого века, вы тоже не одобряете?

У Ингрид расширились глаза. Все-таки он удивил ее!

— Я провел кое-какие изыскания, — сказал Ральф, наслаждаясь ее смущением. — И не без удовольствия ознакомился со списком сумм, которые мой пращур Петер выиграл, заключая пари на победителей.

— Эти земли служили для отдыха княжеской семьи, — сказала Ингрид, расстроенная тем, что Ральф опередил ее.

— Поэтому вы считаете гонки карет более благородным зрелищем, чем их современный эквивалент, предназначенный для массового зрителя?

Саркастический тон Ральфа заставил ее нахмурить брови.

— Лошади и кареты не наносили замку такого ущерба, как могут нанести ваши гоночные велосипеды!

Он поднял бровь.

— Вы уверены? Согласно дневнику моего предка, который Эрих любезно дал мне взаймы, старая стена у восточных ворот была повреждена каретой Петера именно во время скачек, когда лошадь вырвалась из постромок.

Ингрид опустила глаза.

— Я этого не знала.

— Не говорите мне, что вы верите в легенду, будто стена была повреждена, когда юная княжна гнала карету на свидание с возлюбленным, с которым отец запрещал ей встречаться. — Ингрид быстро отвернулась, но Ральф все же успел заметить, что она мучительно покраснела. — Значит, верите. Держу пари, вы даже рассказывали посетителям эту историю, всячески приукрашивая ее. — Он театрально вздохнул. — Да, конечно, легенды всегда романтичнее фактов.

— Не издевайтесь.

— И не думаю. Но вы должны признать, что, если бы во времена моего предка существовало телевидение, он построил бы трибуны для зрителей и позволил вести трансляцию. Именно это я и собираюсь сделать.

Наверное, он прав, неохотно признала Ингрид. Она сцепила пальцы и положила руки на стол.