Меган звонит мне на сотовый, я рассказываю ей об игре и мы продолжаем общаться, пока я жду, когда Колин закончит с мистером Ландстромом. Она рассказывает мне, что провела отличное время в новом клубе под названием Мистик, и надеется, что мне и Сиерре тоже там понравится.

На седьмом раунде мы с Колином встаем и начинаем петь "Take me out to the ball game", мы абсолютно не попадаем в такт, то это не важно, потому что вокруг нас тысячи фанатов Cubs также не попадают в такт мелодии. Я чувствую себя отлично, вот так веселясь с Колином. Это заставляет меня думать о том, что, возможно, я слишком критично относилась к нашим отношениям.

В девять сорок пять я поворачиваюсь к Колину и говорю, что нам пора выдвигаться домой, хотя игра еще не закончена.

Он берет меня за руку и я думаю, что собирается извинится перед мистером Ландстромом за то, что нам пора. Но в этот момент мистер Ландстром подзывает мистера Уоллиса.

Пока часы тикают, я начинаю нервничать. В моем доме и так достаточно напряжения, я не хочу все усугублять.

— Колин… — говорю я.

В ответ он обнимает меня за плечи.

В начале девятого раунда, когда на часах уже больше десяти я встаю и говорю:

— Извините, но Колину нужно отвезти меня домой.

Мистер Уоллис и Мистер Ландстром жмут ему руки и я увожу его в сторону парковки.

— Брит, ты понимаешь как это трудно, получить интерншип у ХЛиУ?

— Сейчас мне абсолютно все равно, мне нужно быть дома к десяти тридцати.

— Ну, будешь ты к одиннадцати. Скажешь маме, что мы застряли в пробке.

Колин не имеет представления, какова моя мать, когда она в одном из своих настроений. К счастью, я не приводила его слишком часто к себе домой, а когда он заходил, то это было всего на несколько минут. Он не представляет, что это такое когда моя мать срывается на мне.

Мы подъезжаем к моему дому даже не в одиннадцать, а ближе к одиннадцати тридцати.

Колин все еще возбужден возможностью интерншипа в ХЛиУ, пока мы слушаем остатки игры по радио.

— Мне пора, — говорю я, наклоняясь для быстрого поцелуя.

— Задержись на несколько минут, — говорит он мне в губы. — Мы не зажимались сто лет, я скучаю по этому.

— Я тоже, — я кидаю ему извиняющийся взгляд. — У нас еще будет полно вечеров наедине.

— Надеюсь, чем раньше, тем лучше.

Я иду к дому, готовясь к сцене. Естественно, моя мать ждет меня в прихожей.

— Ты опоздала.

— Я знаю, извини.

— Ты что думаешь, я устанавливаю условные правила?

— Нет.

Она вздыхает.

— Мам, правда, мне очень жаль. Мы были на игре Cubs, вместо кино. Мы застряли в пробке на обратном пути.

— На игре Cubs? В городе? Да на вас могли напасть.

— Мам, мы в порядке.

— Ты думаешь, что ты все знаешь, Бриттани. Но ты ошибаешься. Ты могла бы лежать сейчас мертвая на какой-нибудь городской улице, а я бы думала, что вы в кино. Проверь свою сумку, деньги и паспорт на месте?

Я открываю сумку и проверяю содержимое кошелька, только, чтобы успокоить ее. Протягивая ей паспорт и деньги, я говорю.

— Все здесь.

— Считай, что на этот раз тебе повезло.

— Я всегда очень осторожна, когда я еду в город, мам. К тому же, Колин был со мной.

— Мне не нужны оправдания, Брит. Ты не могла позвонить мне и сказать о смене планов и о том, что задержишься?

Чтобы ты наорала на меня сначала по телефону, а потом дома? Ну, нет. Но я не могу ей это сказать.

— Я не подумала об этом.

— Ты вообще когда-нибудь думаешь об этой семье? Все не только о тебе, Бриттани.

— Я знаю, мам. Обещаю, в следующий раз я обязательно позвоню. Я очень устала. Можно мне пойти спать?

Она отпускает меня взмахом своей руки.

В субботу я просыпаюсь от криков своей матери. Отбрасывая в сторону одеяло, я бегу вниз узнать, что за суматоха там творится. Шелли в своем кресле подвинута к обеденному столу. Вся ее еда размазана по лицу, ее футболке и штанам. Она выглядит как маленький ребенок, а не двадцатилетняя девушка.

— Шелли, если ты будешь продолжать это делать, я отвезу тебя к тебе в комнату, — кричит мать и ставит новую тарелку с измельченной едой напротив сестры.

Шелли опрокидывает тарелку на пол. Моя мать ахает и прищуривается.

— Я разберусь, — говорю я бросаясь к сестре.

Мать никогда не била сестру. Но ее повышенное раздражение ранит не меньше.

— Не нянькайся с ней, Бриттани, — говорит она. — Если Шелли не будет есть ее будут кормить через трубку. Как тебе это понравится?

Я ненавижу, когда она так делает. Начинает говорить о худшем сценарии, вместо того, чтобы разобраться, в чем дело. Когда моя сестра поворачивается ко мне, я вижу то же раздражение в ее глазах.

Мама тыкает пальцем в Шелли, потом на еду.

— Вот именно поэтому я несколько месяцев не брала тебя в ресторан.

— Мам, прекрати, — говорю я ей. — Она и так уже расстроена. Зачем ты усугубляешь ситуацию?

— А что насчет меня?

Напряжение начинает нарастать, оно двигается по моим венам от кончиков пальцев до макушки. Оно кипит и вырывается с такой скоростью, что я не успеваю его остановить.

— Это вообще не о тебе. Почему все всегда сводится к тому, как это отразится на тебе? — ору я. — Мам, ты, что не видишь, ей больно. Вместо того, чтобы орать на нее, попыталась бы лучше разобраться, в чем причина.

Не думая, я поворачиваюсь, хватаю кухонное полотенце, приседаю перед Шелли и начинаю оттирать ее штаны.

— Бриттани, не надо, — выкрикивает мама.

Я не слушаю, а следовало бы. Прежде, чем я успеваю отодвинуться, Шелли запускает руки ко мне в волосы и начинает тянуть. Сильно. Во всей этой суматохе я забыла, что новая фишка моей сестры, это выдирание волос.

— Ауч! — говорю я. — Шелли, пожалуйста, прекрати, — я пытаюсь дотянуться и нажать на один из ее суставов, как показывал доктор, чтобы заставить ее разжать пальцы, но бесполезно. Я нахожусь в абсолютно неудобной позиции, скрючившись у ног Шелли. Моя мама матерится, еда летает вокруг, а мой скальп уже ощущается освежеванным.

Шелли не разжимает рук, хотя мама пытается вытащить мои волосы из ее хватки.

— Суставы, мам! — ору я, пытаясь напомнить ей, что советовал доктор Мейр. Черт возьми, сколько же волос она уже вырвала. Такое чувство, что половина моей головы уже лысая.

После моего напоминания, мои волосы, наконец-то свободны, наверное, мама нажала куда надо. Либо это, либо Шелли вырвала все, за что схватилась. Падая на пол, я немедленно поднимаю руку к моим волосам.

Шелли улыбается. Моя мать хмурит брови. А у меня на глаза наворачиваются слезы.

— Я везу ее к доктору Мейр, немедленно, — говорит моя мать, качая на меня головой, чтобы я поняла, она винит меня в том, что ситуация вышла из-под контроля.

— Это продолжается слишком долго. Бриттани, возьми машину отца и поезжай в аэропорт. Его самолет прилетает в одиннадцать. Это все, что ты можешь сделать сейчас, чтобы помочь.

Я ждал у библиотеки целый час. Ну, ладно. Полтора. До десяти часов я сидел на скамейке снаружи. В десять я зашел внутрь и принялся изучать доску объявлений, притворяясь заинтересованным в том, что будет происходить в библиотеке в ближайшем будущем. Мне не хотелось выглядеть слишком стремящимся увидеть Бриттани. В десять сорок пять я сел на одно из кресел в отделе для подростков и начал читать учебник по химии.

Ок, мои глаза двигались по странице, но я не видел слов.

Уже одиннадцать. Ну, где она?

Я мог бы просто пойти потусить с моими друзьями. Черт, мне нужно пойти и потусить со своими друзьями. Но еще у меня есть сильное желание выяснить то, почему Бриттани меня продинамила. Я говорю себе, что это все от оскорбленного самолюбия, но глубоко в душе я волнуюсь за нее.

Она намекнула, во время ее срыва в коридоре около кабинета медсестры, что ее мать совсем не кандидат на звание Лучшей Матери Года. Неужели Бриттани не осознает того, что ей уже восемнадцать, и она может уйти, когда захочет? Если все так плохо, зачем оставаться?