– Не-ет, – медленно проговорил он, – но… – И, слегка нахмурившись, добавил: – Но думаю, что из-за своего мнения о женщинах вообще я неверно расценил то, что она говорила о тебе. Я ожидал, что ты другая, поэтому и решил, что так оно и есть на самом деле.

– Но все равно приехал ко мне, – прошептала она.

– Да. Заглянул в твои бездонные зеленые глаза – и погиб.

– Зеленовато-карие, – поправила она машинально.

– Зеленые, – настаивал он. – Глаза колдуньи. Но я не хотел узнавать тебя как человека. И вовсе не хотел причинять тебе боль. У меня нет никаких глубоких чувств, Гита, – скорее расположение, удовольствие. И безумное желание, – добавил он так тихо, что она едва расслышала.

Глядя ему в глаза, Гита почувствовала, что теплая беспомощность снова обволакивает ее тело, беспомощность, влекущая за собой жажду его прикосновений и потребность касаться его. Она перевела взгляд на его губы и наклонилась ниже, так, что смогла коснуться их и пробовать на вкус. Из ее горла вырвался слабый стон, когда она почувствовала, как отозвалось все его тело. Она хотела отдаваться любви медленно и нежно, она хотела, чтобы все было чудесно, потому что его слова прозвучали так, словно он собрался уйти навсегда. А она отчаянно боялась этого.

Переместившись в более удобную позу, она скользнула руками к шее Генри, еще раз коснулась губами его губ, дотронулась до них кончиком языка и слилась с его телом так, как хотела, чтобы это делал он, – с нежностью и наслаждением. Ей казалось, что это будет длиться бесконечно. Должно длиться бесконечно. И он был таким нежным! Поразительно нежным! Почти что любящим.

Свернувшись рядом с ним в клубочек, губами почти касаясь его груди, она прошептала с печальным вздохом:

– Это было чудесно.

– Да, Гита. Спасибо тебе.

– Не стоит благодарности.

Он засмеялся. И его смех казался настоящим. Чуть ли не счастливым. Возможно, он был прав. Надо забыть о тревогах и просто наслаждаться. Но она знала, что никогда не забудет того, что он сказал ей. Его слова подтверждали различие их натур.

Погладив ладонью ее волосы, он тихо сказал:

– Будь терпелива со мной, Гита. Для меня это совершенно новая исходная точка.

– Значит, это не конец? – Она с удивлением посмотрела на него.

– Конец?

– Я думала, что ты говоришь мне «прощай», – с болью сказала она.

Он внимательно посмотрел ей в глаза, затем положил, ее голову себе на грудь.

– Нет.

– Твой предыдущий опыт с женщинами был таким ужасным? – помолчав, спросила она.

– Ужасным? Нет.

– Но они не были такими, как я?

– Нет. Мои прежние женщины не были такими, как ты. Они ничего от меня не ждали – в эмоциональном отношении.

– Просто награду за оказанные услуги?

– Да Подарки, драгоценности, обеды и ужины и дорогих ресторанах. Но ты ведь не такая, не правда ли, Гита?

– Нет. Мне слишком трудно справляться со своими чувствами. В этом отношении у меня нет выбора. Я даже не знаю, хотела бы я вообще иметь выбор. Это все тоже ново для меня, Генри.

– Я знаю. – С ленивой улыбкой и мягким поцелуем, он пробормотал: – Но мне придется уехать.

– Уехать?

– Да. Я должен вернуться обратно в Лондон. Есть работа, которую мне нужно сделать. Люди, с которыми нужно увидеться. Места, в которых нужно побывать.

– Когда ты вернешься?

– Поздно вечером. Или завтра рано утром. Из-за собак. Сонная и теплая, не желая двигаться, Гита чувствовала себя сейчас гораздо более счастливой и успокоенной, так как знала, что он вернется. Она легко провела пальцем по его груди.

– Смотри, веди машину осторожно.

– Ммм. Не засыпай.

– Не буду.

Но веки ее отяжелели, тело охватили дремота и ощущение уюта, она поудобнее устроилась рядом с ним, смежила веки и провалилась в чудесный сон, полный надежды на счастливый конец…

Когда она проснулась, было уже темно, и Генри рядом не было. Потягиваясь и зевая, она полежала немного в постели, улыбаясь, окутанная воспоминаниями. Возможно, все еще будет хорошо. Впервые с того момента, как она встретила его, у нее возникло ощущение, что все будет хорошо.

Она встала и спустилась вниз, чтобы поужинать на кухне. Вернувшись обратно в постель уже после полуночи, она заснула глубоким сном без сновидений и спала до восьми утра следующего дня.

Позавтракав, Гита вышла на свою обычную прогулку, чтобы собрать сухие ветки для камина, потом повернула обратно, к коттеджу, и вдруг все изменилось. Кошмар вернулся и застал ее врасплох.

Сбросив на пороге заляпанные грязью кроссовки, она вошла через дверь черного хода в коттедж и уставилась непонимающим взглядом на толстый конверт, лежащий на кухонном столе. Может быть, это рукописи? Может быть, это Генри забыл его?

Взяв конверт, она открыла его и вытряхнула на стол содержимое. Пачка фотографий. Все еще удивленная, заинтригованная, она подобрала их и начала просматривать, и любопытство сменилось отвращением и страхом: на всех фотографиях была она, Гита, снятая здесь, в коттедже. За последние несколько дней она почти забыла о преследующем ее маньяке, о том, что за ней охотятся…

Вот она выходит из поместья… Вот раздевается в спальне… На месте ее глаз и сердца были вырезаны дырки… С криком, полным ужаса и злости, она швырнула пачку фотографий об стенку, и они разлетелись по полу. И в тот же момент на кухню вошел Генри.

– Ты кому-то сказал, что я здесь? – сухо бросила ему Гита вместо приветствия.

– Нет.

– Тогда, наверное, Синди сказала. Хотя зачем это ей? – нахмурилась она. – Ведь смысл моего бегства сюда и заключался в том, что никто не будет знать где я нахожусь.

– Но может быть, она и не говорила. Может быть, этот человек сам проследил, куда ты направляешься, – негромко и рассудительно сказал Генри. – Ты смотрела в зеркальце заднего вида, когда ехала сюда?

– Нет, не смотрела.

Он молча подобрал рассыпанные фотографии, явно для того, чтобы взглянуть на них, затем подошел к столу и аккуратно положил их обратно в конверт.

– Отпечатаны непрофессионально, – сказал он. – Имея оборудование, вполне можно сделать это самому, не прибегая к услугам фотостудии. И негативов нет, – добавил он тихо.

Она не ответила.

– Как они здесь оказались?

– Фотографии лежали на столе, когда я вошла, – сказала она ровным голосом. – Это означает, что он заходил в дом, пока меня не было. То есть он… – Не договорив, она ударила рукой по подоконнику. – Он мог…

– Но не сделал этого.

– Нет. Но он где-то рядом, так ведь? Сидел в кустах, поджидая, наблюдая за мной. Но почему? – Развернувшись, она в отчаянии глянула на него. – Почему? За что? – прошептала она.

– Я не знаю.

– И он проколол мне глаза на снимках… – Ее голос сорвался, она отвернулась.

Генри подошел к ней и привлек к себе.

– Как же он попал внутрь?

– Внутрь?.. – приглушенным эхом отозвалась Гита, уткнувшись лицом в его свитер. Подняв голову, она растерянно оглянулась по сторонам, словно пытаясь обнаружить какую-нибудь подсказку.

– Долго тебя не было дома?

– Я прогулялась по лесу, искала ветки для камина.

– Ты запирала дверь?

– Нет, – призналась Гита.

Он глянул на конверт.

– Ты хочешь, чтобы я их уничтожил?

– Нет. Полицейские велели мне сохранить, что годится для улик, – горько сказала она, – на тот случай, если они поймают этого мерзавца.

– Все началось, когда ты заключила контракт с «Верлейн»?

– Не допрашивай меня, ладно, Генри? – Оттолкнув его в сторону, она снова отошла к окну и повернулась спиной.

– Но ведь так? – настаивал он с той же упрямой интонацией.

– Да! – резко бросила она.

– А ты не думала, что это может быть женщина? Кто-то из тех, кто хотел, но не получил эту работу? Из тех, кто очень к этому стремился?

– Конечно, думала! Ни о чем другом я не думала так много за последние три месяца! Но сотрудники «Верлейн» проверили всех остальных претенденток и не нашли ничего подозрительного.