Он въехал под арку и остановил машину около конюшен, где сейчас помещался трактор.
– А зачем тебе нужен трактор?
– Том использует его, чтобы таскать бревна для дров. Вроде грузоподъемника. – Он улыбнулся. – Носится на нем по лесам, как Индиана Джонс по джунглям.
– Твой отчим?
– Да.
– Тебе он нравится?
– Очень нравится. – Выключив двигатель, Генри повернулся и всмотрелся в ее лицо. – Представь себе, как этот твой преследователь может поступить с тобой в самом худшем случае, – сказал он тихо, – а затем подумай, сможешь ли ты этому помешать. Помни, он трус, Гита. А ты нет.
– Что меня поддерживает сейчас, так это злость, – призналась она.
– Тогда оставайся злой.
– Но когда я думаю, что он следил за мной, видел меня…
– Тогда не думай, – посоветовал он.
– Но это все так бессмысленно!
– Вовсе нет. Его действия причиняют тебе вред, пугают тебя, выбивают почву из-под ног, а именно к этому он и стремится.
– Но я не знаю почему. А я должна знать.
– Возможно, что причины нет – во всяком случае, той, что казалась бы логичной тебе или мне или любому нормальному человеку. Может быть, этот тип ведет себя так потому, что завидует тебе или одержим чем-то или у него больное воображение – словом, действует, подчиняясь каким-то своим бредовым фантазиям. Ты сказала, что получала от него письма. Что в них было?
Глубоко вздохнув, она откинулась на сиденье, невидящим взглядом уставилась на деревья.
– Он сейчас где-то там, как ты думаешь?
– Может быть. Так что было в этих письмах?
– Он писал, что я дрянь и заслужила все то, что он со мной проделывает… О, я не знаю, – охваченная усталостью и отчаянием, прошептала она. – В основном он просто обливал меня грязью.
– Но он не угрожал тебе напрямую?
– Нет, просто посылал мне мерзкие письма со словами, вырезанными из газетной страницы и наклеенными на листок. Иногда в них вообще не было никакого смысла. Но его ненависть была очевидной. Что бы он ни писал, его послания всегда были полны ненависти. Вот это меня и пугает. Что же я сделала такого, что этот человек так меня ненавидит? Я думала, думала…
Притянув к себе ее голову, он нежно поцеловал Гиту в губы.
– Только не начинай обвинять себя в чьих-то чужих проблемах. Ладно, пойдем в дом.
Собаки сидели, как и в первый раз, с тем же виноватым выражением на мордах, и она не смогла не улыбнуться им. Поставив коробку с продуктами на кухонный стол, она наклонилась, потрепала псов за ушами и оглянулась по сторонам. В тот первый раз она ничего толком не успела рассмотреть, увидела только старую мебель, сосновый стол и такие же стулья, нарядные веселые занавески. Апрельское солнце даже сквозь оконные стекла, и ткань занавесок казалось теплым и ярким. Приветствующим.
– Оставь коробку здесь. Пойдем, я покажу тебе свою комнату.
– Твою? – тихо переспросила она, и он остановился и взглянул на нее из-под чуть опущенных век.
– Ты предпочла бы свою, отдельную?
Она пожала плечами.
– Я не знаю. Твоей семье может не понравиться…
– Что у меня в комнате живет любовница? А я уверен, что они будут просто в восторге, – мрачновато поддразнил он ее. – Пойдем.
Следуя за ним по широкой, очень старой лестнице, истертой тысячами ног, она ощущала такую беспомощность, словно никогда больше ей уже не суждено принимать собственные решения. А это было так на нее не похоже.
Генри провел ее в глубину дома, мимо старинных портретов на стенах, многочисленных тяжелых дверей, свернул еще в один коридор и остановился перед древней дубовой дверью в самом конце. Он взглянул на Гиту, улыбнулся слабой, непонятной какой-то улыбкой, толкнул дверь, и девушка невольно ахнула. Комната за дверью оказалась огромной – в ней можно было поместить целую квартиру. На самом видном месте стояла широченная кровать под темно-красным парчовым балдахином с золотыми кистями. Гита в шоке смотрела на все это великолепие.
– Не иначе, как здесь останавливался Карл Первый!
Он хмыкнул, оценив похвалу, вошел в комнату и поставил ее чемодан около кровати.
– Ну тогда хотя бы роялисты 2или «круглоголовые» 3.
– Нет, насколько мне известно, но вообще-то вполне возможно. У нас даже есть своя часовня.
– Разумеется. А подземные темницы?
– Только погреб, – словно извиняясь, сказал он.
1Карл Первый (1600–1649) – английский король из династии Стюартов, низложен во время Английской буржуазной революции XVII века и казнен. – Здесь и далее примечания переводчика.
2Роялисты – сторонники королевской власти.
3«Круглоголовые» – презрительная кличка сторонников парламента в период Английской буржуазной революции XVII века (по характерной форме стрижки).
Глянув на него, а затем на гигантскую постель, Гита улыбнулась и, не выдержав, рассмеялась.
– О, Генри…
– Мда…
В комнате было два высоких, широких окна со встроенными под ними сиденьями. Снаружи окна были прикрыты деревянными ставнями. Письменное бюро – явно драгоценный антиквариат, два потертых кресла, стоящие по обе стороны огромного камина, и даже колокольчик с кисточкой для вызова слуг.
Все еще улыбаясь, радостно возбужденная, она подошла к колокольчику и перевела вопросительный взгляд на Генри.
– Он работает?
– Нет. Провода оборвались уже много-много лет тому назад.
– Жалко. А обязательного старого верного слуги у вас не имеется?
– Увы, нет, – покачал он головой.
Повернувшись спиной к камину, она оглядела эту необыкновенную комнату.
– Здесь чудесно.
– Да.
– И все это когда-нибудь будет твоим?
– Ну, да.
– Тогда, мне кажется, ты должен на мне жениться. Просто мечтаю стать владелицей всего этого.
– В самом деле?
– Да.
– Но у дома протекает крыша.
– О…
– Водосток нужно заменить, стены покрасить, зимой здесь страшно холодно, летом холодно тоже…
– К тому же ты не хочешь обзаводиться женой, – закончила она печально.
– Не хочу.
Чуть улыбаясь одними глазами, она подошла к нему и нежно обвила руками его шею.
– Тогда мне лучше примириться с ролью любовницы, не так ли?
– Да.
Он привлек ее к себе, удобно прижался всем своим длинным телом к ее телу и взглянул сверху вниз на ее очаровательное лицо. Наклонился и нежно ее поцеловал.
– Генри, почему ты привез меня сюда?
– Ты знаешь почему.
– Да, но ты говорил…
– О других, но не о тебе. И еще я убеждал тебя наслаждаться этим. Чтобы ты получала максимум удовольствия. И я собираюсь проследить, чтобы так оно и было. Но сперва нам нужно выгулять собак.
– Собак?
– Да. У меня не было времени выгулять их с тех пор, как я вернулся.
– Неужели?
– Да. – В уголках его глаз появились крошечные морщинки. – Слишком не терпелось увидеть тебя. Я по тебе соскучился.
– Правда? Как приятно это слышать.
– А мама убьет меня на месте, если собаки будут иметь неважный вид.
– Значит, ты ее боишься?
– Безумно.
– А где она сейчас?
– В Шотландии. Поехала навестить свою старинную приятельницу.
– И попросила тебя приехать и пожить здесь, чтобы присматривать за собаками?
– Ммм.
– Удивительное совпадение со временем моего пребывания в коттедже Синди, – пробормотала она с чуть насмешливой улыбкой.
– Ммм.
– А ты случайно не сам посоветовал твоей матери уехать именно на эти дни?
– Ммм.
– И неужели она ничего не заподозрила?
– Моя мама вообще отличается редкой подозрительностью.
– О Господи. – Опустив длинные, пушистые ресницы, она посмотрела на его грудь и медленно, лукаво улыбнулась. – А если бы Синди не предложила мне коттедж?
– Мы бы тогда остались в Лондоне.
Прижавшись к нему еще теснее, она пробормотала без особого интереса:
– Я даже не знаю их имена.
– Чьи имена?
– Собак!
– А-а, Бен и Лютер.