Она не слышала, как Генри зашел на кухню, шмыгнула носом и лихорадочно пошарила по столу в поисках салфетки.

– Гита!

Виновато оглянувшись, она шмыгнула еще раз и быстро отвернула от него залитое слезами лицо.

Подойдя к ней, Генри мягко опустил руку на ее плечо, заглянул во влажные и блестящие от слез глаза.

– Ну-ну, перестань. Он того не стоит.

Снова всхлипнув, Гита посмотрела на него в невольном удивлении.

– Что? О чем ты? У тебя есть носовой платок? Он смешался, оглянулся по сторонам, выдвинул ящик, вытащил из него коробку с салфетками и передал Гите.

Вытянув одну салфетку из прорези, она высморкалась.

Поглаживая теплой успокаивающей ладонью ее затылок, он повторил:

– Он того не стоит, Гита.

– Кто не стоит?

– Тот человек, который тебя преследует!

– Что? Ох, нет, я плакала совсем не из-за него!

– А из-за чего тогда?

Она молча указала на газету.

Генри взглянул на заголовок, потом на Гиту.

Смущенная, она отвела взгляд.

– Я ничего не могу с собой поделать, – выдавила она. – Так вот реагирую на детей. А этой девчушке всего четыре года!

– Да, вижу, – подтвердил он сухо.

– Понимаешь, Генри, вызвать «скорую помощь», приготовить матери раствор инсулина… – пояснила она глупо и снова шмыгнула носом. – Из меня получится отвратительная мать.

– Плаксивая мать, это абсолютно точно. И если тебя это так расстраивает, зачем читаешь?

– Наверное, потому, что я глупая. Ты чего-то хотел?

– Да, – сказал он тихо, – тебя. Но пока я могу ограничиться чашкой кофе. Тебе тоже сделать?

Она помогала головой.

– Тогда осмотри дом или еще чем-нибудь займись. Поиграй с собаками. Но только не выходи из дома одна.

– Да, сэр, нет, сэр.

Он хмуро улыбнулся, сложил газету и отошел наполнить чайник водой.

Глядя на его вдруг замкнувшееся лицо, она вздохнула. Была ли мягкая забота о ней всего лишь мгновенной вспышкой слабости? Она могла только гадать. Снова вернулись его отстраненность и поглощенность своими мыслями. Она хотела его, но совсем его не знала. Вздохнув, она встала и быстро вышла, боясь не удержаться и дотронуться до него, начиная все заново.

Проходя по темному коридору, Гита наугад толкнула одну из дверей, заглянула в довольно официальную и величественную столовую, заставленную, как и все остальные комнаты, чудесной старинной мебелью. Потом прошла к следующей двери, открыла ее и вошла внутрь. Сквозь стеклянные французские раздвижные двери она увидела снаружи сад, о существовании которого даже не подозревала. Отперев двери, она вышла из дома, посмотрела на неясные в полумраке очертания кустов роз, декоративные подстриженные кустарники и на широкую лужайку, простирающуюся перед домом.

Ощутив прохладный ночной воздух, Гита развязала рукава свитера, наброшенного на плечи, натянула его и пошла в обход дома, направляясь в торец Блэйкборо-Холл. Налетевший холодный ветер с долины заставил ее поежиться; она подняла голову и посмотрела в небо, как делала это в Ладлоу. В созерцании звезд действительно было нечто успокаивающее. Сотни и сотни звезд. Удалось найти Большую Медведицу и что-то еще, но очень мало, подумала она с сокрушенной улыбкой.

Завернув за угол, Гита толкнула ажурную калитку из литого чугуна, попала на участок земли, похожий на огород, и уже направилась к следующей калитке, возле старых конюшен, когда вдруг увидела кого-то среди деревьев.

Отреагировала Гита молниеносно, не раздумывая ни секунды. Бросившись через выложенный неровной каменной кладкой двор, она перепрыгнула через декоративную альпийскую горку и понеслась к деревьям, практически ничего не видя вокруг. Она привыкла, что в городе даже в самые темные ночи все видно на улице. Здесь же, в сельской местности, стоило ей отойти от дома, ее тут же окутала кромешная тьма.

Внезапно испугавшись, она остановилась, прислушалась, посмотрела назад, на освещенные окна Блэйкборо-Холл. Если здесь кто-то есть, если на нее кто-нибудь нападет, помощи ей ждать неоткуда. Но мысль просто вернуться обратно показалась ей совсем уж невозможной. Стиснув зубы, глубоко вдохнув для храбрости, она осторожно сделала шажок вперед.

Навострив уши, пристально глядя в темноту, она пыталась уловить хоть малейший звук, но ничего не слышала. И вдруг где-то позади нее хрустнула ветка. Стремительно развернувшись, прищурив глаза, она схватила с земли толстый сук.

– Эй, ну давай, выходи! – прерывисто выдохнула она. – Давай посмотрим, какой ты смелый лицом к лицу!

– Гита! Гита!

– Генри! Здесь кто-то есть!

Не дожидаясь его, чувствуя себя гораздо смелее оттого, что Генри где-то здесь недалеко, она поспешила в направлении звука и услышала лай одной из собак. Она кинулась вперед, внезапно налетела на кого-то и закричала от ужаса.

– Что, черт возьми, ты тут делаешь? – грубо спросил Генри.

– Ради Бога, Генри, ты напугал меня до смерти! Я думала…

– Да, я знаю, что ты думала! – произнес он мрачно. – И что бы ты тогда, интересно, делала?

– Но ты был рядом…

– Но, может быть, недостаточно рядом! Я же сказал тебе: не выходи из дома одна!

– Но я видела кого-то! Господи, Генри, да пусти меня! Он же убежит!

– Если поблизости чужак, Лютер его найдет.

– Да, но…

– Не спорь. – Слегка подтолкнув ее в направлении дома, он в ярости продолжил: – На тебя могли напасть, убить, а я бы даже не знал, что происходит, совсем рядом!

– Но я увидела…

– И тут же помчалась расследовать. Как разумно!

Ухватившись за дерево на крутом подъеме, она сердито запротестовала:

– Послушай, но мне же не четыре года! И мне до смерти надоело постоянно служить объектом нападений неизвестного психа!

Он не ответил, лишь снова подтолкнул ее вперед.

Упрямо не трогаясь с места, она попросила:

– Генри, пожалуйста, пойди и проверь сам.

– И не собираюсь, пока ты не окажешься в безопасности за запертыми дверьми.

– Но он же скроется!

– Нет, не скроется. Если там действительно кто-то есть, не беспокойся, Лютер его схватит.

– Что значит «если»? Я слышала, как хрустнула ветка…

– Ну и что? Здесь водятся лисы и барсуки…

– Это был не барсук. Это был человек! Ну, не знаю… – пробормотала она честно, перепрыгивая через альпийскую каменную горку, – словом, это было нечто.

– Или некто, – завершил он решительно, перепрыгивая вслед за ней. – Некто, вероятно, вооруженный, опасный, затаившийся рядом и дожидающийся именно такой вот возможности!

– Мне все равно! Ты хоть можешь понять, какой грязной я себя ощущаю из-за него? Ведь он наблюдал за мной, когда я была голая! Только представь похотливую улыбку на его роже! Этакую злобную, сладострастную улыбочку! Генри, я больше не могу с этим мириться! Не могу! Я изо всех сил пыталась сопротивляться, не реагировать! Но я не могу! Он все равно воздействует на мои нервы, выводит меня из себя! Он…

Протянув к ней руки, Генри привлек ее к себе.

– Я знаю, – произнес он тихо.

Прислонившись лбом к его плечу, Гита почувствовала, как по спине пробежала мелкая, противная дрожь, и поежилась.

– Я испугалась до смерти, – призналась она.

– Могу представить. Пойдем в дом, а потом я вернусь и сам все вокруг осмотрю.

Но она уже передумала. Теперь, когда злость прошла, ей больше не хотелось, чтобы он уходил и оставлял ее одну.

– Нет, не надо.

Глядя на нее в приглушенном свете, льющемся из окна кухни, он спросил:

– Почему?

– Потому что я буду волноваться. А что, если он ворвется в дом, когда тебя там не будет? Может быть, мне привиделось. Может быть, это действительно был барсук. А если там кто-то есть, вдруг он нападет на тебя, или выстрелит, или… Генри, не уходи, – попросила она умоляюще.

Несколько мгновений он молча смотрел ей в лицо, а затем они оба услышали, как собака бежит обратно. Тяжело дыша, с высунутым языком, пес Лютер казался довольным самим собой.