— Насколько все плохо?
— Даже не знаю. У меня нет градусника. У тебя есть градусник в квартире?
— Нет, — ответила я, увидев полотенца в шкафу. Я схватила одно, подошла к раковине и открыла кран с холодной водой.
Я снова услышала очередной позыв к рвоте Билле, потом она заплакала:
— Мне плохо.
Я выжала полотенце, нежно воркуя:
— Знаю, детка. Ты заболела. Я оботру тебя холодным полотенцем.
Я подошла к Билле, Митч немного отодвинулся в сторону, все еще удерживая ее волосы, я наклонилась, спустила воду в туалете. Потом сложила полотенце и положила ей на лоб, пока она кашляла в унитаз.
Внезапно я услышала голос Митча, который говорил:
— Да, милая, извини, что звоню так поздно, но Билле тошнит, и она вся горячая. Что нам делать?
Я посмотрела на него, он разговаривал по телефону, его взгляд был устремлен в спину Билле. Я погладила ее по спине, когда ее еще сильнее затошнило, машинально прикусила губу, у меня сжималось сердце от того, как ее маленькое тельце сильно содрогалось.
Скорее всего, именно поэтому она весь вечер капризничала и пребывала в плохом настроении.
Видно, другая женщина с большим опытом общения с детьми скорее всего поняла бы с чем было связано ее капризное состояние гораздо раньше, чем я.
Мне следовало больше внимания уделять своим племянникам, а не переживать из-за Митча, а потом валять с ним дурака на диване.
Понятно же, что я была отстойной опекуншей.
— Нет, не думаю, что у Мары это есть, но я схожу в аптеку. Да, спасибо, созвонимся, — сказал Митч, закрывая телефон, его глаза обратились ко мне. — Сестра говорит, что нужен детский «Тайленол», и мы должны помереть ей температуру. Если у нее не будет спадать температура, мы должны отвезти ее в больницу.
— Понятно, ты пойдешь в аптеку или я? — Спросила я.
— Я пойду, ты справишься здесь?
Я кивнула, удерживая ее волосы. Он кивнул в ответ и наклонился, поцеловав меня в лоб. Затем выпрямился и ринулся к двери, но я окликнула его по имени.
Он остановился и посмотрел на меня сверху вниз.
— Что?
— У нее нет медицинской страховки, — прошептала я.
Стиснув зубы, он кивнул и тихо произнес:
— Не беспокойся об этом сейчас, милая. Давай дадим ей лекарство и подождем. А?
— Да, Митч.
— Я мигом вернусь.
— Хорошо.
И он исчез.
Билле вывернуло наизнанку все, я уложила ее в постель с новым холодным полотенцем на голове. Я также умудрилась убрать блевотину в гостиной (хотя испытывала позывы и меня саму чуть не вырвало), задула все свечи и просто интуитивно нашла среди пультов пульт, чтобы выключить стерео систему. Митч вернулся, я свернулась калачиком рядом с Билле в его постели. Билле лежала, прижавшись ко мне и скулила, стонала, ей явно было плохо, мне так было плохо от ее стонов и от того, как она вжималась в меня, все это пугало меня до смерти.
Митч появился в дверях, я посмотрела на него.
— Скорее, — прошептала я.
— Хорошо, — прошептал он в ответ.
Он дал ей дозу лекарства, снял полотенце с ее лба, которое стало горячим, пока я уговаривала Билле подержать термометр во рту. Митч вернулся с новым намоченным холодным полотенцем и еще одним, чтобы положить его на затылок. Затем он достал термометр, посмотрел и пробормотал:
— Бл*дь.
— Насколько плохо? — Спросила я.
— Не очень хорошо, — ответил он, положив термометр на тумбочку, снова вытащил телефон. Билле прижималась ко мне, дрожа всем телом, поэтому я накрыла нас одеялом. Я вытянулась на боку, притянула ее поближе к себе, снова положила холодное полотенце ей на лоб, а Митч говорил:
— Извини, Пенни, у нее жар сто три градуса (39,40С), ее бьет озноб, и она так сильно хочет зарыться в Мару, кажется, будто Мара это одеяло. — Он замолчал на пару секунд, я не сводила с него глаз, а его глаза не отрывались от меня. — Да, я уже дал ей лекарство. — Пауза. — Да. — Пауза. — Хорошо. — Пауза. — Да, я позвоню тебе завтра и дам знать. — Пауза. — Да, спасибо, дорогая, пока. — И он захлопнул свой телефон.
— Твоя сестра? — Спросила я.
— Да. Она говорит, что надо переждать. Можно дать еще одну дозу только через четыре часа и померить тогда температуру, если жар не спадет. Если будет еще хуже, чем сейчас, нужно будет ее везти в больницу.
— Митч, — прошептала я со страхом в голосе, потому что я почти что ничего не знала о повышенной температуре у детей, но маленькая Билле со сто тремя градусами казалось мне, что все очень плохо.
Потом я увидела, как он сел на кровать, скинул ботинки, поднялся, отодвинул одеяло и забрался в постель рядом с Билле, прижавшись к ней.
— Митч, — повторила я шепотом, в этом шепоте тоже был страх, но совсем другого рода.
— Я поставлю будильник через четыре часа, мы проверим ее.
— Эм... может тебе не стоит ложиться с нами, — начала я.
— Хочу с Митчем, — захныкала Билле, каким-то образом умудрившись одновременно зарыться в меня и в Митча.
Вот черт!
Его глаза встретились с моими.
Я перевела взгляд вниз на свою племянницу и сказала:
— Билле, Митчу нужно…
Она оборвала меня:
— Хочу с Митчем.
Черт побери!
— Хорошо, тогда я пойду…
— Хочу с тобой. Хочу с Митчем. Хочу с Митчем! — Ее голос становился все громче, я услышала ее страх, поэтому подняла руку, погладила ее по волосам и крепко прижала к себе.
— Ладно, он останется здесь. Я тоже буду здесь. Все будет хорошо, — проворковала я.
— Холодно, — пробормотала она.
— Все будет хорошо, — прошептала я и перевела взгляд на Митча.
— Не уходи, — прошептала она в ответ.
— Я никуда не уйду, — нежно заверила я ее.
— Последи, чтобы он не ушел, — потребовала она, заторможено хватаясь своей ручкой за его рубашку.
— Я здесь, красавица, — пробормотал Митч и начал гладить ее по спине.
— Холодно, — пробормотала она и снова зарылась в меня и Митча.
Я сделала глубокий вдох, чтобы успокоить панику за Билле и панику за себя, что я снова буду спать в постели Митча с Митчем. Наконец я положила голову на подушку. Митч положил голову на руку, локоть на подушку. Благодаря этому мы не отрывали друг от друга глаз.
— А сколько детей у твоей сестры? — Тихо спросила я.
— Трое, — ответил он.
Я молча кивнул. Это было хорошо. Его сестра явно была экспертом в этом вопросе.
Я сделала глубокий вдох и притянула Билле поближе к себе. Билле потянула за собой Митча тоже поближе к себе, еще глубже зарываясь в нас обоих. Митч продолжал гладить ее по спине, к счастью, вскоре она заснула.
Когда я поняла, что она заснула, поделилась тем, о чем думала.
— Весь вечер она вела себя странно. Она редко бывает в плохом настроении, но мне даже не пришло в голову, что она может…
Митч понял куда я клоню, поэтому шепотом меня остановил:
— Мара, не надо.
Я отрицательно покачала головой.
— У нее нет медицинской страховки, Митч. Если все будет настолько плохо…
— Мара, дорогая, не думай об этом.
Я выдержала его взгляд.
А потом последствия этой ситуации обрушились на меня, как товарный поезд. Все, что сейчас происходило. Все, что случилось с Билле и раньше. Все эти события накатывали на меня с такой силой, что я не могла сдержаться. Все давившие страхи, казалось, тащили меня куда-то, куда я не знала, и боялась, поэтому мне легче было выпустить их наружу.
И я выпустила.
— Страховка. Адвокаты. Новая квартира. Забота о детях. Митч, милый, у меня есть деньги, но не так уж много. Если нам придется отвезти ее в больницу, мой бюджет будет подчистен. Я даже не догадывалась, что она заболела, когда она стала капризничать весь вечер. Я не знаю, что мне делать, это... все, все это слишком много и..., — я поперхнулась, сглотнула, взяла себя в руки (немного) и тихо закончила, — я даже не поняла, что ребенок заболел.
Я замолчала, его рука покинула спину Билле, приблизившись к моему подбородку, большой палец прижался к моим губам.
— Мара, детка, не надо, — снова прошептал он. — Не сейчас, пока она спит. У твоих племянников имеется крыша над головой, они не голодают, живут с людьми, которым на них не насрать и завтра отправятся в школу. Не думай сейчас об этом дерьме. Мы подумаем об этом позже. Поговорим об этом и все решим. Но пока, милая, все хорошо.
— У Билле нет еды в желудке, ее вывернуло наизнанку, — напомнила я ему.
Он ухмыльнулся и напомнил мне:
— Ну, а у ее брата есть.
Он не сводил с меня глаз, а я смотрела в его проникновенные, бездонные глаза.
Затем услышала ровное дыхание Билле и почувствовала, как спокойствие в глазах Митча передалось мне вместе со словами, проникающими внутрь, и товарный поезд отбросил меня в сторону. Я глубоко вздохнула и кивнула.
Затем его большой палец нежно коснулся моих губ, но его пальцы остались на моем подбородке, когда он мягко приказал:
— Иди, готовься ко сну, придешь, посидишь с ней, потом я пойду в ванную.
Я не сводила с него глаз. Затем снова кивнула. Осторожно высвободилась из объятий Билле и сделала то, что он мне велел. В ночнушке, с чистым и увлажненным лицом, я скользнула под одеяло, Митч прижимал Билле к себе. Затем он осторожно выбрался с кровати и отправился в ванную (хотя я сомневалась, что он протер лицо и увлажнил его). Затем, обнаженный по пояс (опять), одетый в пижамные штаны (снова), он присоединился ко мне и Билле, укутав нас обеих своим большим, длинным, теплым телом.
О боже!
Чтобы отвлечься от мыслей о Билле, Митче и всем прочем, я спросила:
— Ты завел будильник?
Он кивнул.
Я еще глубже прижалась к Билле и наклонила голову так, что моя голова оказалось у ее волос. Она была права, шампунь, который купил ей Митч, имел приятный запах.
— Давай спать, Мара, — услышала я мягкий голос Митча.
Да, разве возможно заснуть, когда у Билле температура сто три градуса, ее тошнило и бьет озноб. И что мне делать с тем, что я взяла на себя материнские обязанности, не будучи сама матерью. И я снова оказалась в постели с детективом Митчем Лоусоном — Десять Целых и Пять Десятых, после того как я позволила ему проскользнуть прямиком на вторую базу на его диване, даже не попытавшись осалить его мячом.
— Хорошо, — согласилась я.