— В том смысле, как ты предполагаешь, нет. Это касалось не физического воздействия, в основном касалось того, что они мне говорили, то, как смотрели на меня и, как отзывались обо мне все это было нехорошо. Девочки тоже говорили разное дерьмо, а девочки могут быть гораздо более жестокими по сравнению с мальчиками.

— А твоя мать вообще заботилась о тебе?

Я пожала плечами.

— Было бы лучше, если бы она думала обо мне как о досадной помехе при ее скудных денежных средствах. Она думала, что я веду себя слишком нахально и вызывающе, о чем постоянно говорила. Я хорошо училась в школе, она не думала, что этим можно гордиться. Смеялась надо мной. У нее было много бойфрендов, которые были просто приятелями по траху, и она любила посмеяться надо мной в их присутствии. Когда я стала старше, ее бойфренды вдруг поняли, что я уже не девочка, а девушка, и у них стали появляться разные идеи на мой счет. Иногда они пытались…. Это выводило мать из себя, она начала воспринимать меня как соперницу. Она не защищала меня от них, а кричала, называя шлюхой, а потом начинала издеваться поддразнивая. Я все равно не смогла бы ее победить. — Я снова пожала плечами и отвернулась, глаза Митча потемнели, но не от желания, а от ярости. — Как правило я ускользала из трейлера ближе к ночи, особенно если у нее кто-то был или она устраивала вечеринку. Я перебиралась в трейлер Билла, спала на полу рядом с его кроватью или отправлялась к Линетт, у нее была двуспальная кровать. Мне казалась ее кровать такой огромной. — Я вздохнула, выдохнула и тихо прошептала: — Мне так нравилось спать у нее на кровати. — Потом моргнула, взяла себя в руки и продолжила: — Я забиралась к ней в комнату через окно. Ее родители знали об этом, но ни разу ничего мне не сказали.

— Давай вернемся к мужчинам в жизни твоей матери, которые стали на тебя заглядываться, — осторожно предложил Митч, и я снова посмотрела на него.

— Дело не в этом, Митч. Меня никто не изнасиловал, если ты об этом, — сказала я без эмоций. — Ее мужчины приходили ко мне в комнату, держали за руки, но обычно были такими пьяными или под кайфом, так что я спокойно могла улизнуть от них. Потом я научилась сбегать раньше, чтобы они не успевали ко мне подойти. Некоторые из них были милыми. Некоторые, мне кажется, понимали, каково это быть дочерью Мелбамей. Некоторые из них пытались взять на себя роль отца. — Я покачала головой и отвернулась, пробормотав: — Мелбамей ненавидела это больше всего.

Я схватила свой фужер и сделала оставшийся глоток, поставив пустой фужер на стол и уставившись в пол рядом с нашим столиком. Все это время Митч молчал. Все это время держа меня за руку. Когда до меня дошло, что он молча сидит напротив, держа меня за руку, я перевела на него взгляд, встретившись с ним глазами.

Как только я посмотрела в его глаза, он спросил:

— Ты ведь понимаешь, что она — это не ты?

— Понимаю, — прошептала я.

— И ты понимаешь, что это не твоя жизнь и никогда такою не была.

Я сжала губы и снова пожала плечами. Я стала переводить взгляд, но пальцы Митча напряглись до такой степени, что моим пальцам стало больно. Это определенно привлекло мое внимание к нему. Он резко дернул меня за руку, потянув к себе, у меня не было другого выбора, кроме как податься к нему вперед через стол, снова смотря ему в глаза.

— Я не понимаю, как работают твои мысли, детка, — тихо произнес он, тоже подавшись ко мне через стол. — Почему ты все время возвращаешься к дерьмовому прошлому, хотя это была не твоя жизнь тогда и не твоя жизнь сейчас. Вместо того, чтобы сидеть здесь передо мной и смотреть на меня, думая, что я буду осуждать тебя за то дерьмо, которое никогда не было твоим, ты должна сидеть здесь передо мной с гордо поднятой головой, гордясь, что смогла выбраться бл*дь из этого дерьма, создав себя совсем другую, сделав что-то хорошее из своей жизни.

— Я…

Он отрицательно покачал головой, его пальцы еще сильнее сжались на моих, я крепко поджала губы.

— Я уже говорил тебе раньше и повторю еще раз. По своей работе я встречаюсь с таким количеством разного дерьма, слишком многим, и это настоящая редкость, Мара, почти такого не бывает, когда ребенок, живя в тех условиях, как ты, способен, благодаря своей силе воле, выбраться на хрен из подобного дерьма и даже сделать какую-то карьеру.

— Я продаю кровати, Митч, — напомнила я ему. — Я не президент свободного мира. У меня даже нет высшего образования.

— Да какая разница? — быстро выстрелил он в ответ.

— У меня нет собственного дома.

— И у меня тоже, — заметил он.

Хмм. Это была правда.

— А ты знаешь, кто твой отец? — Спросила я, и его глаза вспыхнули.

— Да, и ты тоже его узнаешь, потому что познакомишься с ним.

Я отрицательно покачала головой.

— Неужели ты не понимаешь, Митч? Я даже не знаю своего отца.

— Милая, это не значит, что ты ужасный человек. Это не твоя вина, что ты не знаешь своего отца, потому что ты не могла его знать, если даже твоя мать не может сказать кто он. Это полностью ее вина.

Я попробовала другую тактику.

— У тебя есть высшее образование?

— Да, — ответил он, и я снова отвела взгляд.

От чего он снова дернул мою руку.

— Глаза на меня, — прорычал он так, что я тут же посмотрела ему в глаза. — То, что я получил высшее образование, не означает, что я из другой Лиги, нежели ты.

— Твоя мать носит твинсеты, — напомнила я ему.

Он моргнул. Затем пристально посмотрел на меня.

Затем покачал головой, его губы слегка дрогнули, прежде чем он ответил:

— Милая, разве ты не понимаешь, что твое дерьмо разбито в пух и прах?

— Нет, — указала я на очевидное.

— Ну, так вот оно разлетелось в дребезги, — ответил он.

Я еще сильнее наклонилась к нему, посмотрев открыто в его бездонные, прекрасные глаза.

— Две недели назад ты сумел пробраться через окно в мой мир и пришел в бешенство, Митч. Ты только взглянул на моего кузена Билла, увидел, как живут Билле и Билли, и пришел в бешенство. А это моя семья. И такова моя жизнь. И ты отмахиваешься от моих слов, потому что это не твоя жизнь, но я не могу избежать ее. Это просто невозможно, я пыталась. Но все это постоянно будет следовать за тобой по пятам. Мой кузен в тюрьме, ему грозит срок, если он доживет до суда. Его дети живут в твоей квартире, Билле переживает за отца, который для нее ничего не сделал хорошего, чтобы как-то заслужить ее переживания, а Билли беспокоится обо всем, хотя в его возрасте нужно беспокоиться лишь о том, как и большинству детей, как перейти на следующий уровень в какой-нибудь видеоигре. И все эти неприятности стучаться в мою дверь и кричат, что кто-то вломился ко мне в квартиру, и поэтому моему соседу приходиться противостоять всему. И этот прекрасный, добрый человек, решивший навести информацию, натыкается на мои приводы в несовершеннолетнем возрасте. Это никуда не денется и никогда не уйдет. Это всегда будет со мной. Это не история, а она у меня в крови. В этом вся я.

— Нет, Мара, две недели назад я вошел в дом твоего кузена. И пришел к нему после того, как сначала сходил на ланч с красивой женщиной и двумя очень хорошими детьми, и пришел в бешенство, потому что этому придурку было наплевать, что его дети сбежали из дома и ничего не ели целый день. Его дом находился в ужасном состоянии, он сам был пьян и под кайфом, даже не вздрогнул, когда его увидели дети в таком состоянии. Я пришел в бешенство, потому что они выросли из своей одежды, их ботинки разваливались по частям, но он нашел деньги на водку, наркоту и сигареты. И я пришел в бешенство, потому что он не извинился перед тобой, что тебе пришлось бросить все свои дела, забрать его детей, и судя по тому, как ты это делала, я понял, что спасала ты их от их придурка отца уже не первый раз.

Я уставилась на него, он поднял наши руки, расцепил пальцы, но продолжил удерживать меня за руку, крепко, прижав ладонь к ладони, его глаза встретились с моими.

— А три с половиной недели назад, я вошел в твою жизнь, в твой мир, Мара. В убранную квартиру с хорошей мебелью, с цветами на покрывале, когда я узнал, что из инструментов у тебя имеется только молоток. Я тогда узнал, что ты даже не догадываешься, почему мужчины покупают у тебя матрасы и кровати. Потому что ты носишь узкие юбки, обтягивающие твою великолепную задницу. Потому что у тебя ноги, которые растут от ушей. Потому что ты закалываешь волосы, поэтому они как зомби двигаются к кроватям и матрасам, единственное, о чем думая в этот момент, представляя тебя с распущенными волосами, со своими руками на твоей заднице и ногами, обернутыми вокруг них на этой кровати, которую ты хочешь им продать. И кровать может быть сделана из гвоздей, им будет насрать на это. Они купят любую кровать — свою фантазию, ты получишь свои комиссионные, ни хрена не понимая, как все работает.

ОМойБог. Неужели он всерьез думает, что это так на самом деле?

— Митч…

— И я понял, что у тебя отличный музыкальный вкус, и о причине, по которой ты почти не обращала на меня внимания в течение четырех лет, потому что ты — патологически застенчива.

— Митч…

— И это очень мило.

— Прошу тебя, Митч…

— И это была отличная чертовая новость для меня, твоя застенчивость означала, что ты была в меня влюблена, следовательно, я наконец-то смог вступить в игру.

— Прекрати, — прошептала я.

— И наблюдая за тобой и твоими племянниками, как вы общаетесь друг с другом, я понял, глядя на вас, что это будет стоить моих усилий, хотя понимал, что будет трудной и непростой задачей — вытащить твою голову из задницы.

— Перестань. — На этот раз произнесла я с шипением.

— И я уже знал о тебе достаточно, ты отлично выглядишь в шортах, отлично выглядишь в бикини, отлично готовишь, много работаешь и твои друзья любят проводить с тобой время.

Все мысли вылетели у меня из головы, и я испуганно заморгала, глядя на него.

— Ты видел меня в бикини?!

Он не обратил внимания на мой вопрос.

— Итак, я вступил в игру.