— В другой раз, — прошептала я, повернула дверную ручку и влетела в квартиру, хлопнув дверью.

Я пожалела, что хлопнула дверью, но ничего не могла с собой поделать. Но я не могла остановиться. Потом подбежала к плите и выключила ее. Затем в свою спальню, где переоделась и переобулась, схватила сумку. Я посмотрела в глазок и прислушалась, приоткрыв дверь. Коридор был чист, я выбежала, спустилась по лестнице и направилась к своей машине.

Через пятнадцать минут меня уже не будет дома. Меня не было дома и через час. Я отправилась в торговый центр «Черри Крик», купила билет на фильм, который начинался через полтора часа. Я купила рогалик и поужинала. Прошлась по нескольким магазинам, ничего не видя перед собой, стараясь ничего не чувствовать, а потом посмотрела фильм.

Домой я вернулась поздно.

И едва я вошла и включила свет, как услышала стук в дверь. Я закрыла глаза и подошла к двери, глядя в глазок.

Там стоял Митч.

Господи.

Я прижалась лбом к двери и постояла, не двигаясь. Он постучал еще раз. Я по-прежнему не двигалась.

— Мара, открой дверь, — раздался его низкий голос.

Боже!

Я двинулась, приоткрыла дверь и встала в проем.

— Привет, — произнесла я, и в этот момент, когда мои глаза встретились с его глазами, я снова почувствовала, что сейчас заплачу.

Все же в моей системе квалификации людей следовало разделить наши Лиги. Обязательными границами. С Единицы до Тройки только жить в Канаде (потому что нас было достаточно много, и нам нужно было много места). Четверки до шестерок могли жить в Штатах. Меньшее число Семерок до Десяток могли бы поселиться в знойной, тропической, красивой Мексики. Если бы мы соблюдали свои границы, то подобного бы не случалось, следовательно, мы бы так не страдали.

— Можно мне войти? — спросил он.

— Уже поздно, — ответила я.

И его лицо смягчилось. Боже, он был прекрасен.

— Милая, впусти меня, — мягко произнес он.

А еще он был очень милым. Таким милым. Почему все было так отстойно? Почему он не одна из тех высокомерных Десять плюс? Конечно, если бы он был таким, это опустило бы его до Восьмерки, но он все равно был бы Восьмеркой вне моей Лиги.

— Митч, уже очень поздно.

Он пару секунд изучал меня. Затем кивнул.

Я думала, что мы закончили, но тут он спросил:

— Твоя пицца может храниться?

Я моргнула, глядя на него.

— Прости?

Он задал другой вопрос.

— Ты ее съела?

— Гм... нет, — ответила я.

— Она сохраниться?

— Думаю, да, — ответила я, хотя не знала точно. Я всегда, как только ее готовила ставила потом в духовку. А затем съедала. Я никогда не ставила ее в холодильник, чтобы она хранилась.

— Завтра вечером. В семь тридцать. Я приду.

У меня перехватило дыхание.

Когда я втянула немного воздуха, то тихо сказала:

— Ты не обязан.

Его брови сошлись на переносице, он ответил:

— Я знаю, но не понимаю, почему ты решила, что я подумал, что обязан.

Я не собиралась ему объяснять, тем более знала, что он понимает то, что я хотела ему сказать, но он просто хотел казаться вежливым, поэтому я просто ответила:

— Я просто сказала.

— Что? — спросил он, потому что я замолчала. Я не ответила, тогда он спросил: — Что ты сказала?

— Я говорю, что ты не обязан приходить ко мне.

— Мара, впусти меня, — нетерпеливо повторил он.

— Я устала, а завтра мне нужно на работу.

— Мне кажется, нам нужно поговорить прямо сейчас.

Я отрицательно покачала головой.

— Мне нечего сказать. Наверное, мне следует написать тебе записку или как-нибудь по другому сообщить, когда я буду дома. Прости, что я поставила тебя в такое неудобное…

— Мара, впусти меня, — нетерпеливо прервал он меня.

— Митч, серьезно. По воскресеньям у меня на работе настоящий дурдом. Мне нужно поспать.

— Ты не правильно все поняла, — сказал он мне.

Я снова покачала головой.

— Не нужно мне ничего объяснять.

— Господи, Мара, просто впусти меня.

— В следующий раз я постучу в дверь, оставлю записку, предупрежу заранее, чтобы ты был свободен.

— Мара…

Я сделала шаг вглубь квартиры и начала закрывать дверь.

— Спокойной ночи, Митч.

— Черт побери, Мара.

Я закрыла дверь, заперла и побежала в свою комнату, закрыв и там дверь.

Потом я надела ночную рубашку, скользнула в постель и наконец позволила себе расплакаться.

Намного позже, когда я закончила плакать, вытерла лицо, встала с кровати, вошла в свою открытой планировки гостиную-кухню-столовую и выключила свет.

Потом я вернулась в постель. Одна.

Как и многие Единицы до Троек, которые так поступали каждый вечер.

3

Неприятности

Прошла неделя после инцидента с Митчем.

У меня горели свечи, я лежала на диване, слушая собранный альбом песен, в премьер редакции, первый из созданных мной списков воспроизведения он-лайн. Эл Грин пел “How Can You Mend a Broken Heart", а я просто лежала, слушая его пение, пригубляя бокал с красным вином. (Эл Грин (англ. Al Green, полное имя Элберт Грин, англ. Albert Greene, род. 13 апреля 1946, Форрест-Сити, Арканзас, США) — американский исполнитель в стиле ритм-энд-блюз, творчество которого образует перешеек между великой школой классического южного соула 1960-х и коммерчески ориентированным филадельфийским соулом 1970-х. Раннее творчество Грина легло в основу обновлённого звучания ритм-энд-блюза и оказало влияние на всех его деятелей, от Марвина Гея и Принса до Энни Леннокс и Джастина Тимберлейка (который опубликовал про своего кумира статью в юбилейном выпуске журнала Rolling Stone). Между тем уже в 1976 году сам певец принял сан и перестал выпускать записи на «грешные» темы. Причиной его обращения к Богу было самоубийство его девушки, которая перед тем как свести счёты с жизнью вылила на находившегося в ванне певца чан с кипятком. Хотя начиная с середины 1970-х годов Грин исполняет традиционный госпел, интерес к его творчеству продолжает сохраняться. В промежутке между 1981 и 1989 годами он выиграл восемь статуэток «Грэмми», в 2002 году ему была присуждена эта награда за достижения в течение всей карьеры, а в 1995 году его имя было занесено в Зал славы рок-н-ролла. Мара слушала песню «Как ты можешь исцелить разбитое сердце». — Прим. пер.)

Я не могла сказать, появлялся ли у моей двери Митч в воскресенье вечером, я упаковала пиццу и отнесла ее на работу. Положила в холодильник в комнате отдыха, а потом понесла к Роберте после работы. И приготовила в ее духовке, нам с Робертой удалось съесть по кусочку, прежде чем ее дети схомячили все. Я болтала с Робертой, смотря боевики, пока не наступил поздний вечер и мне нужно было возвращаться домой, пока я окончательно у нее не заснула, мне же предстояло сесть за руль.

И кстати, мое появление с пиццей у Роберты доказало, что пицца может сохраниться в холодильнике.

Роберта задала пару вопросов о пицце с Митчем, поскольку ей было любопытно узнать, но это не предвещало ничего хорошего, поэтому потом она ела пиццу Митча молча. Я ответила ей, что Митч не смог прийти. Она выглядела разочарованной так же, как я.

Ладно, может не такой уж разочарованной, как я. Я просматривала газетные объявления, пытаясь найти квартиру в противоположной стороне Денвера, нежели жила сейчас, напротив по коридору от Митча. Но похоже новую квартиру я смогу найти не раньше, чем стану алкоголиком, потягивая все время вино, чтобы заглушить боль.

Но Роберта, когда я ей заявила, что Митч не смог прийти, выглядела действительно разочарованной.

К счастью, я смогла спокойно проработать следующие два дня, находя разные причины, возвращаясь поздно домой, нежели обычно. И в эти дни мне не стоило напрягаться, потому что внедорожника Митча не было на стоянке, когда я возвращалась домой.

В среду у меня был выходной, в половине шестого вечера в мою дверь раздался стук. Я подошла к двери и посмотрела в глазок, Митч стоял по ту сторону. И выглядел он совсем несчастливым. Он выглядел нетерпеливым, возможно, немножко сердитым. И пока я продолжала пялиться в глазок, он становился все более сердитым, я наклонила голову и прижалась лбом к двери. Он постучал снова. Я не шелохнулась, не издав ни звука.

Он перестал стучать, я вздохнула и посмотрела в глазок, его там уже не было.

Митча больше никак не проявлял своего присутствия. Его внедорожник не стоял на стоянке, хотя в течение следующих трех вечеров, когда я возвращалась домой, каждый раз позже обычного, его внедорожник всегда был на стоянке.

Наступило воскресенье — мой выходной. Так как я сделала все что возможно на этой неделе после работы, я могла спрятаться в своей квартире, затеяв уборку, полностью возиться у себя в квартире, избегая даже возможности столкнуться с Митчем. Я также не отвечала на звонки телефона в тот день и много раз в течение недели, когда Брент, Брэндон и Латанья (которой скорее всего ББ рассказывали о Митче и пицце) звонили, оставляя сообщения и писали смс-ки, короче они все интересовались Митчем.

Мне определенно нужно было что-то предпринять.

При этой мысли зазвонил определенным рингтоном телефон, и я хотела уже проигнорировать и этот звонок. Но скорее всего это была Линетт, а мне хотелось поговорить с Линетт. Я знала ее с седьмого класса. Она поймет все насчет Митча. Она не согласится с моим решением, но все равно с интересом выслушает. Я раздумывала, мне хотелось поговорить с ней. Мы перезванивались раз в неделю, мы не могли не звонить.

Когда я добралась до своего телефона, то увидела знакомый номер телефона на своем домашнем телефоне — «Остановись и иди — Зуни».

Я почувствовала, как брови сошлись вместе, сердце забилось быстрее. Я подняла трубку, нажала на кнопку и приложила к уху, надеясь, что ББ или Латанья не решили мне позвонить по домашнему номеру, чтобы выяснить как прошла пицца с Митчем. Поднимая трубку к уху, я больше всего надеялась, что именно этот звонок не связан с Билли и Билле.

— Привет, — поздоровалась я.