— Хорошо, — сказала она себе, нажимая рукой на лоб, будто могла втиснуть головную боль назад в кости черепа. — Ну, начали. — На этот раз она завернула левый рукав и взглянула на озябшую кожу на внутренней стороне запястья — бледную, почти посиневшую от холода, за исключением темного зеленовато-коричневого рисунка, нанесенного тонким пунктиром чуть ниже точки, где бился пульс.

Рисунок сделал свое дело.

Ночью Мириам спалось неважно. Ее мучила раскалывающая головная боль, слабость в желудке и тошнота, незнакомая тому, кто никогда не страдал мигренями. Но она справилась и со вторым путешествием, сразу как стемнело, всего через четыре часа после первого, и вернулась почти через час, с болью в руках и спине (от переноса набитого всякой всячиной походного рюкзака), сотрясаемая крупной дрожью.

Бриллиана носилась с ней, закармливая мусакой и приготовленным на гриле осьминогом из греческого ресторана с обедами на вынос, который она где-то обнаружила сама (Брилл взялась за исследование чужеземных кухонь с восторгом неожиданно обретшего свободу гастронома), и теперь готовила ее следующую отправку с грузом.

— Чувствую себя проклятым мулом, — жаловалась Мириам за бутылкой вина. — Будь нас хотя бы двое!

— Я бы помогала, если б могла, — охотно заявляла Брилл. — Ты же знаешь, я бы помогала!

— Да, да… извини. Я не хотела сказать ничего такого. Просто… Я едва утаскиваю на спине восемьдесят фунтов. А сто двадцать? Столько я даже приподнять не могу. Хотелось бы нести больше. Нужно заняться тяжелой атлетикой…

— Как всем курьерам. А почему ты не пользуешься ходильной рамой? — спросила Брилл.

— Ходильная… Это что-то такое, что использует Клан и о чем я не знаю?

Брилл покачала головой.

— Точно не скажу. Я никогда не видела, как управляются на почтовой службе. Но наверняка… если мы приготовим очень тяжелую упаковку и поднимем ее, хотя бы просто оторвем от земли и в этот момент переместимся? Вдруг получится?

— Не исключено. — Мириам скорчила гримасу. — Но таким же успехом я могу и вывихнуть лодыжку. Что и само по себе будет плохо, а уж окажись я в незнакомом месте…

— А что если ты попытаешься «переправиться» с чем-то, что просто стоит на земле? — спросила Брилл.

— Не знаю. — Мириам вновь наполнила стакан. — Это я попробовала первым делом. Если ты запрыгиваешь мне на спину, я смогу нести тебя всего примерно тридцать секунд, а потом свалюсь… Кстати, это достаточно долго. Но некоторое время назад я пыталась проделать такой эксперимент с диваном. И получила только острую головную боль и рвоту в туалете. Не знаю, как я справилась в первый раз, сидя на вращающемся стуле, разве что кресло как-то повлияло на процесс своими колесами… у кресла не было большого сцепления с полом.

— О, верно.

— Что наводит нас на очень интересные мысли по поводу семейной торговли, — добавила Мириам. — Их ограничивают вес и объем того, что можно перевезти. Две с половиной тонны в неделю. Если мы расчистим для торговли мир номер три, это приведет к падению доходов, весьма стремительному, хотя трехсторонняя торговля будет представлять большую ценность. Нам нужно найти способ вести импорт-экспорт так, чтобы не попасть в меркантильную ловушку нулевой выгоды.

— Это что? — Брилл недоумевала.

Мириам вздохнула.

— Очень старая теория. Идея в том, что существует ограниченное количество товаров, имеющих фиксированную стоимость, так что, если ты перевозишь их из одного места в другое, их источник должен обходиться без них. Люди чаще всего полагают, что вся торговля работает именно таким образом. Что происходит, если перевозить некоторое количество товара туда, где его не хватает? Рано или поздно цена на эти товары начинает падать… снижаться… а ты между тем закупаешь этих товаров столько, что их цена начинает расти уже у производителя.

— А разве так бывает не всегда? — спросила Брилл.

— Нет. — Мириам сделала глоток вина. — Да, я слишком регулярно и слишком много потребляю этого продукта.

Гм-м. Так на чем я остановилась? Один малый по имени Адам Смит — это уже в нашем мире — около двухсот лет тому назад выяснил, что, оказывается, можно создавать стоимость за счет работы людей над улучшением товара или за счет предоставления услуг. Другой малый, по имени Маркс, столетием позже доработал идеи Смита, и хотя множество людей относится с неприязнью к его «рецептам», его анализ механизмов капитализма чрезвычайно хорош. Труд — тот, что затрачивают люди, — увеличивает стоимость сырья. Например, вот этот стол стоит дороже, чем бревно, из которого он сделан. Мы можем создавать стоимость, богатство и так далее, и тому подобное, если можем перемещать материалы туда, где труд максимально увеличивает их стоимость. — Она покинула свое место и уставилась в телевизор: показывали ток-шоу, звук был приглушен. (Брилл говорила, в этих передачах есть большой смысл.) — Самый очевидный объект для перемещения — патенты, — пробормотала она. — Коммерчески ценные идеи.

— Ты думаешь, что можешь использовать «талант», чтобы создавать богатство, вместо того чтобы перемещать его? — Брилл выглядела озадаченной.

— Да, именно так. — Мириам поставила стакан. — Большой золотой самородок совершенно бесполезен для человека, который умирает от жажды в пустыне. Но тот же самый золотой самородок может представлять куда большую ценность для ювелира, который может превратить его во что-то ценное и продаваемое, чем для того, кто хочет просто переплавить его в монеты. Драгоценности обычно продают дороже, чем стоит исходное сырье, разве не так? Это потому, что туда вложен труд. Ценится дефицитный конечный продукт или уникальное произведение искусства. Клан, похоже, помешан на перевозке сырьевых материалов как способе зарабатывать деньги. Я же вместо этого собираюсь «перевозить» идеи — такие идеи, которые люди могут использовать для создания ценностей на месте, в каждом из миров, — фактически, скорее создавать богатства, чем просто снимать комиссионные за их транспортировку.

— И в конечном счете ты хочешь превратить мой мир вот в такой, — без видимого волнения заметила Бриллиана.

— Да. — Мириам в ответ взглянула на нее. — Это хорошо или плохо, как ты думаешь?

Брилл ткнула рукой в сторону телевизора.

— Поставить один из этих, показывающих вот это, в каждую крестьянскую избу? Ты шутишь? Думаю, это самая поразительная, замечательная вещь, о которой я когда-либо слышала! — Она нахмурилась. — Мать сказала бы — «в этом ты вся!», а отец рассердился бы и, возможно, выпорол меня за это. Но я права, а они неправы.

— Э, самоуверенность молодости. — Мириам вновь подняла свой стакан. — А разве тебя не беспокоит полное уничтожение культуры твоего собственного народа? Я вот о чем: большая часть того, что мы имеем здесь, на самом деле такая законченная чертовщина… — Она замолчала. Глаза Брилл сверкали — от гнева, а не от удивления.

— Ты действительно так думаешь? Тогда отправляйся и поживи пару лет в избе, нарожай неграмотных сопляков, половина которых умрет, не дожив до пяти лет! Без причудливого туалета или даже без поганого ведра, куда можно мочиться каждое утро. Отправляйся туда, где единственное развлечение — это поход раз в неделю в храм, где толстый дурак-священник молит Небесного Отца и его суд пролить благословение на ваши головы. И чтобы жатва была удачней, чем пять лет назад, когда двое твоих детей умерли от голода прямо на твоих глазах. А уж потом говори мне, что твоя культура дерьмо!

Мириам попыталась перебить ее:

— Эй, а как насчет…

Но Брилл лишь раздухарилась.

— Помолчи. Даже дети состоятельных людей — как я — растут вчетвером в одной комнате и донашивают старые платья. Мы выходим замуж за любого, кто, по мнению наших родителей, даст лучший выкуп за невесту. Потому что мы члены «внешних» семей, мы не умираем от послеродовой инфекции — не умираем с тех пор, как Клан милостиво предоставляет нам таблетки пенициллина и морфий, чтобы пережить боль, — но при этом мы должны приносить ребенка за ребенком, ведь таков наш долг перед Кланом! Вы что, сошли с ума, миледи? Или слепы? А ведь у нас положение женщины в семье гораздо лучше, чем в обычных, гораздо лучше. Вы заметили, что внутри Клана у вас есть права? Или что за пределами Клана, среди обычных аристократов, у вас никаких прав нет? Мы по крайней мере имеем преимущество, такое же важное и даже более важное, как то, что у нас между ног: другой источник нашего статуса. Но это не относится к тем обыкновенным крестьянам, за которых ты так переживаешь. Ничего подобного. И есть другая жизнь, та, что ожидает меня, скромную нелегальную иммигрантку, в этом мире, вместо участи быть придворной дамой у титулованной знати в мире моем. Неужели ты думаешь, что я хоть когда-то вернусь туда по какой-либоиной причине, чем чтобы помочь тебе изменить его?