– Это так, – сквозь зубы согласился Агай. – Не всякий отважится открыть дверь в царство теней. Он осквернил гробницу владык. Гляди!

– О несчастный! – Ксар взглянул на браслет, схватился за уши, покачнулся. – Не срами меня, царь, подлой смертью. Мой недогляд, моя вина. Позволь умереть воином. Прикажи удавить тетивой.

– Сначала скажи, что ответили тавры.

– Дарий не пройдет через их степи.

Глаза царя потеплели. Он удовлетворенно хмыкнул, шагнул к жаровне и потер над ней руки.

– За добрые вести – добрый суд, – проговорил он, сбоку глядя на Ксара. – Я снимаю с тебя кушак моего гнева. Об убитом тобою так думаю: в большом стаде как найдешь немую овцу?

– Отслужу тебе, царь! – воскликнул Ксар. Облегченно вздохнул и покрепче затянул пояс.

– Ты поспел хорошо, будем пробовать новый лук. – Совсем мирно объяснил Агай. – Кун! Ты сидишь на коне. Прикройся щитом и скачи. Мастер ударит в него стрелой. Поглядим.

Лог запротестовал:

– Не могу, владыка! Рука моя неискусна в стрельбе. Угожу в человека!

– Стреляй, как в бою!

Скил подошел к царю.

– Владыка, мастер не стрелок, это верно, – шепнул он. – Проверить оружие надо как следует. Прикажи натянуть тетиву Ксару.

Агай помолчал, странно глядя на Лога, потом шевельнул рукой, обращая на себя внимание Куна.

– Отдай коня мастеру, – помедлив, распорядился он. – Боится промахнуться, пусть скачет сам. Если лук плохой, что ж…

Тут Агай увидел Олу, удивленно взмахнул бровями и, видя, что дочь сейчас вступит в спор, он, не желая при подданных в чем-то уступить ей, насмешливо объяснил:

– Мастер не носит оружия, хочу увидеть, каков он молодец под стрелами. Мастер, покажи себя скифом!

Старческий блеклый румянец выступил на скулах Агая, когда он протянул лук и стрелу Ксару.

– Владыка уверен, что я не промахнусь, попаду в щит, а не в Лога? – взвешивая на ладони стрелу, нахмурился Ксар. – На каком расстоянии бить?

– Я скажу, – ответил Агай и увидел – народ расступается перед прорицателем.

Старец встал рядом с царем, положил подбородок на костяной набалдашник посоха и воззрился на Лога. Непроницаемо было дряблое лицо энарея. Потухшие глаза не мигали, будто он дошел сюда и умер. Только желтые, вздутые в суставах пальцы едва шевелились на желтом набалдашнике.

«Он всегда и везде подле, – подумал Агай. – То голосом, то образом. Явился, зачем?»

Словно отгадав его мысли, старец проскрипел:

– Пытаешь, царь, кого? Меня ли, себя, может, бога одного?

Лог утвердился в седле и выжидающе смотрел на царя. Лицо Агая пугало его. Было оно как у человека, ждущего от судей последнего смертного слова. Но вот Агай выпрямил спину, румянец на скулах сменился бледностью, будто царь заглянул за известный предел и отрешился от себя.

– Пошел! – хотелось крикнуть царю, но он только шевельнул губами. Но Кун понял приказ и наотмашь хлестнул коня.

Огретый нагайкой, конь рванул и понесся вдоль улицы. Лог занес руку с надетым на нее щитом за спину, пригнул голову к секущей по лицу гриве. Все отступило прочь. Осталось одно мучительное – быстрее уйти на безопасное расстояние. И он ярил коня, поддавая ему ногами. Гремели копыта, свистел в гриве ветер.

Ксар вложил стрелу, несколько раз оттянул тетиву. Делал он это без видимых усилий, сразу и следя за царем прищуренными глазами, и не упуская из вида мелькающий кружок щита. Вот Лог поравнялся с убитым воином, и Ксар вскинул лук. Но царь молчал. Мах коня, еще мах и еще.

– Бей! – просипел Агай.

Спущенная тетива резко щелкнула по облучью, потом, колеблясь, загудела. И еще не успел Ксар опустить лук, как Лог вылетел из седла.

Агай зажмурился. Сердце, показалось ему, оборвалось, полетело каплей и больно расплющилось где-то внизу. Звоном забило голову, перехватило дыхание. Такой он и представлял себе смерть и в положенный срок встретил бы ее радостно, с душой ясной и тихой. Теперь же, умыслив испытать терпение богов, он взгневил их, и они взяли его жизнь до времени. Тени предков отшатнуться от злокозненного и не будет места ему у очага в их заоблачной кибитке. Ужас раскрыл глаза царя, и он увидел: люди как стояли, так и стоят, открыв рты, глядя в улицу на срезанного стрелой Лога. Предсказатель по-прежнему покоил подбородок на посохе. Блеклые глаза его встретились с отчаянным взглядом Агая, и в них на миг отразился гнев.

Ола вырвала копье у зазевавшегося стражника и швырнула в Ксара. Слабой ли девичьей руке совладать с тяжелым боевым копьем! Оно не долетело, плашмя стукнулось о землю за спиной старейшины. Он резко крутнулся и от страха и от взорвавшей его изнутри злобы прокричал в расширенные глаза царевны:

– Я попа-ал в щит!

Его поддержал многоголосый крик:

– Вста-ает!

Царь с трудом выдохнул запертый в груди воздух, покачнулся. Скил подхватил его под руку, тут же подскочил Кун, и они усадили владыку на колодину. Ола гневно взглянула на отца, растолкала толпу и пошла навстречу Логу. Он, прихрамывая, брел по улице, вдоль которой скопилось много народа. С Олой встретился на полпути к шатру, остановился.

– Ты вел себя, как большой воин, – сказала она. – Но я боялась за тебя. Зачем отец так не добр ко мне?

То, что царевна при народе вышла встречь ему, обрадовало, но и смутило мастера. Нужные слова никак не приходили на ум.

– Тебя отсылают… Я сбегу за тобой, – сказал он.

– Не надо. – Ола взяла его за руку и повела к шатру. – Слушай Скила. Он устроит нам встречу. Молчи.

Они подошли к шатру. Агай уже пришел в себя. Он кивнул Оле на повозку, и она послушно отправилась к ней. Позади семенила служанка, набрасывая на плечи царевны лисье одеяло. Придерживая мех у горла, Ола с вызовом оглядела толпу, поднялась по приступочкам в кибитку. Так же молча Агай махнул погонщикам, и обоз царевны стронулся с места, заскрипел и покатил в степь, окруженный конвойной сотней. Царь не глядел вслед дочери. Из-под кустистых бровей глаза его пытливо глядели на мастера.

– Она пожалела тебя, как и подобает женщине при виде упавшего воина, – объяснил он поступок дочери. – Ты почему упал и живой?

Лог положил к ногам царя щит. Почти точно по центру, там, где свернулась калачиком и щерила зубы медная пантера, торчал трехлопастной наконечник. Агай оторопело глядел на него, молчал. Предсказатель то ли рассмеялся, то ли закашлялся, ткнул посохом в пантеру и потащился прочь. Люди, расступаясь, кланялись ему.

– Я ускакал слишком далеко, – объяснил мастер. – Подумал уж повернуть, как вдруг… Я не ожидал такого удара. Было совсем далеко.

– Двести с лишним махов, – задумчиво промолвил Агай. – Скил прав, ты достоин награды. Но ты уже получил ее, так думаю. Повелеваю: всей кузней делать только такие стрелы и луки. Надо будет, пришлют умельцев Ксар и Мадий. Среди здешних людей сам найдешь их… Скажи мне, кто охраняет тебя от бед?

Лог шевельнул плечом.

– Никому я не творил зла, труд мой полезен людям, радует их. – Он посмотрел в глаза Агая. – Я думаю, владыка, меня хранит их доброта.

– Вижу, не лукавишь. У тебя открытое, теплое сердце. Поэтому ты угоден богам и людям. Зачем ты хотя бы не стратег ольвийский?

Лог нахмурился, опустил голову. С моря дуло по-прежнему, и льняные волосы мастера печально струились. Агай раскрылил руки, его тотчас подхватили под них, поставили ноги.

– Иди, мастер, – ласково сказал Агай. – В кузню пришлют доброго вина. Я доволен тобою.

…Мадий, старейшина скифов-пахарей, пересек свои степи и оказался на берегу Танаиса. За рекой, на левой ее стороне, лежали сарматские земли, беспредельные, тронутые ранней осенью. Пологим откосом всадники съехали вниз, пустили коней вплавь. Сильные кони плыли легко, поддерживая над водою наполовину сухими мускулистые груди. Заводные лошади плыли рядом, фыркали. Длинные хвосты течение сносило вбок.

Кони еще не царапнули копытами дно, а уже на берегу показался верховой дозор сарматов, ни одеждой, ни вооружением почти не отличавшихся от скифов. Только они не носили длинных, до плеч, волос.