Вновь поднялся ветер, донесший из города звон колоколов. Кто-то все еще празднует приход весны... Посторонняя мысль порхнула на волнах света через пустоту, взбаламутив ее, а Страж словно прочитал мысли Ранда - тренировочный меч закружился в руках Лана.

Долгую минуту верхушку башни оглашал быстрый "клак-клак-клак" связанных планок, ударяющихся друг о друга. Ранд и не пытался достать противника; он мог лишь парировать выпады Стража. Отражая удары Лана в самый последний момент, он был вынужден отступать. Выражение лица Лана нисколько не менялось. Внезапно круговой удар Стража превратился в прямой выпад. Ранд, застигнутый врасплох, отступил, уже морщась от удара, который - он понимал на этот раз остановить ему не удастся.

Ветер с воем накинулся на крепостную башню... и поймал юношу в ловушку. Воздух будто мгновенно сгустился, обернувшись вокруг него коконом, и толкнул его вперед. Время и движения замедлились; охваченный ужасом, Ранд наблюдал, как тренировочный меч Лана медленно приближается к его груди. Нечем было ни задержать, ни смягчить неотвратимый удар. Ребра хрустнули, будто по Ранду ударили молотом. Он охнул, но ветер не позволил ему уклониться; наоборот, ветер по-прежнему толкал юношу вперед. Пластины меча Лана согнулись дугой, вывернулись - Ранду казалось, неизмеримо медленно,

- затем, лопнув, разлетелись, острые концы обломков медленно двинулись по направлению к сердцу Ранда, зазубренные планки вонзились в кожу. Боль пикой пронзила все тело; кожу будто исполосовали настоящим клинком. Словно солнце своим опаляющим жаром захотело превратить юношу в прожаренный до хрустящей корочки бекон на сковородке.

С воплем Ранд отшатнулся, споткнулся и упал спиной на каменную стену. Дрожащей рукой он провел по порезам на груди и поднес окровавленные пальцы к серым глазам, будто не веря.

- И что это было за дурацкое движение, пастух? - проскрежетал Лан. Теперь ты лучше знаешь, или же должен был знать, если только не позабыл все, чему я пытался научить тебя. Сильно ты?..

Он осекся, когда Ранд поднял на него глаза.

- Ветер, - промолвил Ранд сухими губами. - Он... он толкнул меня! Он... Он был тверд, как стена!

Страж молча рассматривал юношу, потом протянул руку. Ранд сжал ее, и тот рывком поставил его на ноги.

- В такой близи от Запустения могут твориться странные дела, - наконец произнес Лан, но за всей категоричностью его слов слышалась тревога. Уже само по себе это было необычно. Стражи, полулегендарные воители, служившие Айз Седай, редко выказывали свои чувства, а Лан даже для Стража был идеалом сдержанности. Он отшвырнул расщепленный меч в сторону и оперся о стену там, где, чтобы не мешать тренировке, лежали настоящие мечи.

- Но не такие же, - возразил Ранд. Он подошел к Лану и сел рядом на корточки, привалившись спиной к камню. Теперь гребень стены оказался выше головы, как- никак заслоняя его от ветра. Если это было ветром. Никакой ветер не бывает таким... твердым... как этот. - Мир! Может, эдакого и в самом-то Запустении не случается!

- Для такого, как ты... - Лан пожал плечами, будто это все объясняло. Долго ты еще будешь собираться, пастух? Говорил, что уходишь, а уже месяц миновал, а по- моему, тебе следовало бы уйти еще три недели назад.

Ранд в удивлении поднял глаза на Стража. Он ведет себя так, будто ничего не случилось! Нахмурившись, он отложил тренировочный меч, взял в руки свой настоящий меч и положил его на колени. Пальцы пробежали по длинной, обернутой шершавой кожей рукояти с бронзовой вставкой в виде цапли. Еще одна бронзовая цапля распласталась на ножнах, и еще одна, выгравированная на стали, украшала клинок, сейчас спрятанный в ножны. То, что у него есть меч, до сих пор было для Ранда немного странным. Любой меч, а тем более со знаком мастера клинка. Все- таки он - фермер из Двуречья, пусть теперь и такого далекого. Теперь, может, далекого навсегда. Он был пастухом, как и его отец, - я БЫЛ пастухом. Кто я такой теперь? - и его отец дал ему меч с клеймом цапли. Мой отец - Тэм, кто бы что ни говорил. Ранду хотелось, чтобы его собственные мысли не звучали так, словно он пытался убеждать самого себя.

Лан опять словно бы прочел мысли Ранда.

- В Пограничных Землях, пастух, если человек берет на воспитание ребенка, то этот ребенок - его, и никто не скажет иного.

Хмурясь, Ранд пропустил мимо ушей слова Стража. Это дело не касалось никого, кроме него самого.

- Я хочу научиться владеть им. Мне нужно. - Все его проблемы проистекали из того, что он носит меч со знаком цапли. Не каждый знал, что означает бронзовая птица, или даже вовсе не замечал ее, но все равно клинок со знаком цапли, особенно в руках юноши, которого по возрасту едва можно назвать мужчиной, по-прежнему привлекал ненужное внимание. - Пару раз, когда мне не удалось убежать, я сумел обмануть людей. Ну, кроме всего прочего, мне еще и повезло. Но что будет, когда убежать мне не удастся и ввести человека в заблуждение я не смогу, а удача от меня отвернется?

- Ты можешь продать его, - осторожно предложил Лан. - Такой клинок редкость даже среди мечей, меченных знаком цапли. Ты мог бы выручить за него хорошие деньги.

- Нет! - Об этом Ранд уже не раз думал, но теперь отверг подобную идею по той же причине, что и всегда, и с большей горячностью - из-за того, что предложение исходило от другого человека. Пока он со мной, я имею право называть Тэма отцом. Он дал его мне, и это дает мне такое право. - А я думал, что клинки с клеймом цапли и так встречаются редко.

Лан искоса взглянул на юношу:

- Значит, Тэм тебе не говорил? Он должен знать. Наверно, он не верил. Многие не верят.

Он подхватил свой меч, почти близнец Рандову, не считая отсутствия цапель, и быстрым движением выдернул его из ножен. Клинок, слегка изогнутый, с односторонней заточкой, серебряно сверкал в солнечных лучах.

Это был меч королей Малкир. Лан не говорил об этом - ему совсем не нравилось, даже когда другие заговаривали об этом, - но ал'Лан Мандрагоран был Лордом Семи Башен, Лордом Озерным и некоронованным королем Малкир. Ныне Семь Башен были разрушены, а Тысяча Озер превратилась в логовище отвратительных тварей. Малкир лежала проглоченная Великим Запустением, и из всех лордов Малкири в живых оставался лишь один.