Лицо Элайды начало краснеть, но, не без усилий, ей удалось с собой справиться.

– Я собиралась держать его в безопасности и надёжно отрезанным от Источника здесь, в Башне, пока не пришло бы время Последней Битвы. Это предотвратило бы те страдания и хаос, которые он породил во многих странах. Это стоило риска его разозлить.

– "Как плуг рыхлит землю, разрушая ее и все живое в ней, так будут разрушены человеческие жизни, и все, что было, истребит огонь его глаз", – сказала Эгвейн. – "Трубный глас войны последует за ним по пятам, и вороны слетятся на звук его голоса, и он наденет корону мечей".

Элайда нахмурилась, застигнутая врасплох.

–  Кариатонский цикл, Элайда, – сказала Эгвейн. – Когда ты заперла Ранда, чтобы сохранить его "в безопасности", он уже захватил Иллиан? Он уже носил то, что он назвал Короной Мечей?

– Что ж, нет.

– И как, ты думаешь, он бы выполнил пророчества, если бы он был спрятан в Белой Башне? – спросила Эгвейн. – Как смог бы он вызвать войны, которые должен вызвать, согласно пророчествам? Как должен он был разрушать народы и привязывать их к себе? Как смог бы он "поразить своих людей мечом мира" или "обязать девять лун служить себе", если бы он был заперт? Разве пророчества говорят, что он будет "раскован"? И разве в них не говорится о "хаосе с его приходом"? Как что-то вообще может произойти, если он закован в кандалы?

– Я…

– Твоя логика поразительна, Элайда. – холодно произнесла Эгвейн. Феране украдкой улыбнулась на это. Возможно, она снова подумала, что Эгвейн подошла бы Белая Айя.

– Пф, – сказала Элайда, – ты задаёшь не имеющие смысла вопросы. Пророчества должны былиисполниться. Иначе и быть не могло.

– Значит, ты утверждаешь, что твоя попытка схватить его, была обречена на неудачу.

– Нет, совсем нет, – вновь покраснев, сказала Элайда. – Нам не следует об этом беспокоиться – и не тебе об этом думать. Нет, нам стоит поговорить о твоих мятежницах и о том, что онисделали с Белой Башней!

Хорошая смена темы, попытка заставить Эгвейн обороняться. Элайда не была полностью некомпетентна. Всего лишь высокомерна.

– Я вижу, что онипытаются исцелить трещины, возникшие между нами, – сказала Эгвейн. – Мы не можем изменить того, что случилось. Мы не можем изменить того, что ты сделала с Суан, даже несмотря на то, что мои сторонницы открыли способ Исцелить её усмирение. Мы можем только двигаться вперёд и сделать всё, что возможно, чтобы сгладить рубцы. Что делаешь ты, Элайда? Отвергаешь переговоры, пытаешься запугать Восседающих, чтобы они отступились? Оскорбляешь все Айя, кроме Красной?

Дозин, из Жёлтой, что-то тихо пробормотала в знак согласия. Это привлекло взгляд Элайды, и она на мгновение застыла, словно поняла, что потеряла контроль над спором.

– Достаточно.

– Трусиха, – сказала Эгвейн.

Глаза Элайды расширились.

– Как ты смеешь!

– Я осмелилась сказать правду, Элайда, – произнесла Эгвейн тихо. – Ты трусиха и тиран. Я бы также назвала тебя Другом Тёмного, но подозреваю, что Тёмный постыдился бы связываться с тобой.

Элайда взвизгнула и направила поток Силы, отбросив Эгвейн назад, ударив ее о стену так, что та выронила кувшин с вином. Он разбился о деревянный пол за ковром, разбросав брызги похожей на кровь жидкости на стол и на половину тех, кто за ним сидел, залив белую скатерть красными пятнами.

– Ты меняназываешь Другом Тёмного? – завопила Элайда. – Это ты Друг Тёмного. Ты и твои мятежницы, которые стараются отвлечь меня от того, что должно быть сделано.

Поток Воздуха ударил Эгвейн о стену снова, и она упала на пол, на осколки разбитого кувшина, которые оставили порезы на руках. Дюжина хлыстов била её, разрывая платье. Кровь сочилась из её рук, она начала брызгать, оставляя с каждым ударом Элайды пятна на стене.

– Элайда, прекрати это! – сказала Рубинде, зашуршав зелёным платьем. – Ты сошла с ума?

Элайда, задыхаясь, повернулась.

– Не искушай меня, Зелёная!

Хлысты продолжали бить Эгвейн. Она переносила боль беззвучно. С усилием она встала. Она уже чувствовала, как распухают лицо и руки. Но продолжала спокойно смотреть на Элайду.

– Элайда! – вскрикнула Феране, вставая. – Ты нарушаешь закон Башни! Ты не имеешь праваиспользовать Силу для наказания ученицы!

– Я и естьзакон Башни! – взревела Элайда, указывая на сестер. – Вы высмеиваете меня. Я знаю, что вы делаете это. В глаза вы выказываете мне почтение, но я знаю, что вы говорите, о чем вы шепчетесь за спиной. Вы, неблагодарные глупцы! После всего, что я для вас сделала! Вы думаете, я буду терпеть вас вечно? Смотрите на это, как на пример!

Она повернулась, показывая на Эгвейн, потом отшатнулась, поражённая тем, что Эгвейн спокойно наблюдала за ней. Элайда начала задыхаться, подняла руку к груди, а хлысты продолжали бить девушку. Все они могли видеть плетение, и все они могли видеть, что Эгвейн не кричала, хотя во рту у неё и не было кляпа из Воздуха. С её рук текла кровь, тело было избито, и всё-таки она не находила оснований кричать. Вместо этого она безмолвно благословляла айильских Хранительниц Мудрости за их знания.

– И чему именно, – спокойно сказала Эгвейн, – я должна послужить примером, Элайда?

Избиения продолжались. О, как было больно! Слёзы лишь наметились в уголках глаз Эгвейн, но ей бывало и хуже. Гораздо хуже. Каждый раз, когда думала о том, что эта женщина делала с Башней. Истинная её боль была не от ран, а от того, как Элайда вела себя перед Восседающими.

– Во имя Света, – прошептала Рубинде.

– Как я хотела бы, чтобы я не была нужна, Элайда, – негромко произнесла Эгвейн. – Как я хотела бы, чтобы Башня обрела в твоём лице великую Амерлин. Я хотела бы, чтобы я могла уступить и признать твою власть. Я хотела бы, чтобы ты этого заслуживала. Я с удовольствием приняла бы казнь, если бы это означало, что я оставляю сведущую Амерлин. Белая Башня важнее, чем я. Можешь ли ты сказать то же?

– Хочешь казни? – завопила Элайда, вновь обретя дар речи. – Но ты её не получишь! Смерть – слишком хорошее наказание для тебя, Друг Тёмного! Я буду смотреть, как тебя избивают – все будут смотреть, как тебя избивают – пока я с тобой не закончу. Только после этого ты умрёшь! – Она повернулась к слугам, которые стояли в изумлении, прижавшись к стенам комнаты. – Отправьте за солдатами! Я хочу, чтобы ее бросили в самую глубокую камеру, которая только найдется в Башне! Пусть по всему городу объявят, что Эгвейн ал’Вир – Друг Тёмного, отвергший милость Амерлин!

Слуги побежали выполнить ее приказание. Хлысты продолжали бить, но тело Эгвейн начало неметь. Она закрыла глаза, чувствуя слабость – она потеряла много крови из раны на левой руке.

Как она и боялась, настала развязка. Она бросила свой жребий.

Но она не боялась за свою жизнь. Нет, она боялась за судьбу Белой Башни. Эгвейн переполняла печаль, она прислонилась к стенке и начала проваливаться во тьму.

Так или иначе, ее битва внутри Башни подходила к концу.

– Тебе лучше быть более старательной, – донесся из комнаты голос Сарен. – Мы обладаем большим влиянием на Престол Амерлин. Мы можем убедить ее облегчить твое наказание, если ты окажешься полезной.

До Кадсуане, прислушивающейся к происходящему, сидя в комфортабельном деревянном кресле в галерее у входа в комнату, где проходил допрос, отчетливо долетело презрительное фыркание Семираг. Кадсуане потягивала зеленый чай. Галерея была отделана деревом, пол устлан длинным бордово-белым ковром, на стенах мерцало пламя ламп с призматическими абажурами.

Рядом с ней в галерее находились еще несколько женщин – Дайгиан, Эриан, Элза – сейчас была их очередь удерживать щит над Семираг. Кроме Кадсуане, все Айз Седай в лагере по очереди принимали в этом участие. Было бы слишком опасно переложить эту обязанность только на Айз Седай низшего статуса, потому что они быстро устали бы. Щит должен всегда быть прочным. Свет знает, что случится, если Семираг вырвется на свободу.