Мы пользуемся глазами, чтобы видеть. Наше поле зрения открывает нам безграничное пространство: нечто более или менее круглое, которое очень скоро прерывается справа и слева и не продолжается ни ниже, ни выше. Скосив глаза, мы можем увидеть кончик нашего носа; поднимая глаза, мы видим, что есть верх; опуская глаза, мы видим, что есть низ; поворачивая голову, сначала в одну, потом в другую сторону, мы даже не можем полностью увидеть то, что нас окружает; приходится поворачиваться всем корпусом, чтобы увидеть все то, что есть позади нас.

Наш взгляд пробегает пространство и дает нам иллюзию рельефа и расстояния. Именно так мы выстраиваем пространство: вот верх и низ, лево и право, впереди и позади, близко и далеко.

Когда ничто не останавливает наш взор, он уносится вдаль. Ничего не встречая, он ничего не видит, он видит лишь то, что его останавливает. Пространство — это то, на что взгляд наталкивается, то, во что он упирается: преграда (кирпичи, угол, точка схода); пространство — это когда образуется угол, когда происходит остановка, когда нужно развернуться, чтобы все продолжилось. В самом же пространстве нет ничего эктоплазматического; у него есть края, оно не разбегается во все стороны, оно делает все, что нужно, для того, чтобы железнодорожные рельсы сходились перед тем, как уйти в бесконечность.

Полагаю, что, как и всех, меня привлекают нулевые отметки — те оси и точки отсчета, по которым могут быть определены положение и расстояние до любого предмета вселенной:

— экватор,

— Гринвичский меридиан,

— уровень моря

или еще тот круг, на площади перед собором Парижской Богоматери (увы, во время строительства подземной автостоянки он исчез, и никто не задумался о том, чтобы восстановить его на прежнем месте), от которого высчитываются все дорожные расстояния во Франции.

На пути из Туниса в Сфакс мне нравилось проезжать перед указателем (исчез и он), который отмечал, на каком расстоянии находятся Триполи, Бенгази, Александрия и Каир.

Мне нравится знать, что Пьер Франсуа Андре Мешен, родившийся в Лаоне в 1744 году, и Жан Батист Жозеф Деламбр, родившийся в Амьене в 1749 году, отправились из Дюнкерка в Барселону с одной лишь целью выверить длину, которую должен был иметь метр (кажется, Мешен даже ошибся в своих расчетах).

Мне нравится знать, что на полпути между местечками Фрапон и Ла Прель (коммуна Вездэн, департамент Шер) установлена табличка, указывающая на то, что мы находимся точно в центрефранцузской метрополии.

Даже здесь, в этот момент, я не вижу ничего невозможного в том, чтобы определить свое местоположение в градусах, минутах, секундах, десятых и сотых долях секунды: где-то приблизительно у 49-го градуса северной широты, где-то приблизительно на 2°10′14'' восточнее Гринвичского меридиана (или всего лишь в нескольких долях секунды западнее Парижского меридиана) и на несколько десятков метров выше уровня моря.

Недавно я прочел, что в Англии кто-то отправил письмо с адресом, где указал лишь широту и долготу. Конечно, отправитель был если не географом, то, по крайней мере, землемером или кадастровым служащим; правда и то, что получатель жил один в доме, стоящем в стороне от населенных пунктов, и определить его было нетрудно. Итак, письмо дошло. «Postmaster-General», начальник британского ведомства, соответствующего французскому «Почта и Телеграф», опубликовал коммюнике, в котором дал очень высокую оценку своим почтовым служащим, но предупредил, что впредь подобные надписи на конвертах не будут приниматься во внимание. То же самое относительно адресов в стихах: у почтовых служащих хватает дел и без разгадывания всяких загадок; путь, который письмо проходит от пункта отправления до пункта назначения, — вопрос одной лишь индексации; здесь Малларме, Латис и картография могут стать лишь помехой…

Пространство кажется более укрощенным или более безопасным, чем время: мы повсюду встречаем людей с часами и очень редко — людей с компасами. Нам постоянно требуется знать, который час (а кто умеет определять положение солнца по часам?), но мы никогда не задумываемся, где именно находимся. Мы полагаем, что знаем: мы дома, мы на работе, мы в метро, мы на улице.

Разумеется, это очевидно — но что не очевидно? Между тем, время от времени нам следовало бы задумываться о том, гдемы и как далекомы (зашли), определяться не только в своих душевных состояниях, в своем самочувствии, в своих амбициях, верованиях и смыслах жизни, но еще и в своем топографическом расположении, и не только по отношению к упомянутым выше осям, но скорее по отношению к месту или человеку, о котором мы думаем или собираемся думать. Например, когда у Дома Инвалидов мы садимся в автобус, отправляющийся в Орли, представить себе, как человек, которого мы едем встречать в аэропорту, двигается от Гренобля по небесному меридиану, и пока наш автобус с трудом продирается через пробки на авеню дю Мэн, попытаться вообразить, как встречаемый медленно перемещается по карте Франции, пересекает Эн, Сону и Луару, Ньевр и Луаре… Или же, более систематически, вопрошать себя, в одно и то же определенное время дня, где находятся по отношению друг к другу или по отношению к вам ваши друзья: отмечать разницу уровня (те, кто, как вы, живет на втором этаже, те, кто живет на шестом, на двенадцатом и т. д.), определять направление, прослеживать за их перемещением в пространстве.

Когда-то давно, наверняка в одном из маленьких ежедневников (на три месяца), которые книжный магазин «Жибер» дарил в начале учебного года всем, кто приходил обменивать учебники Карпантье-Фиалипа и Ру-Комбалюзье предыдущего класса на учебники Карпантье-Фиалипа и Ру-Комбалюзье следующего класса, я (как, полагаю, и все) вписал свой адрес следующим образом: