Например:

РОК (Корнуолл),

лето 1954 года

Когда открываешь дверь, кровать оказывается почти сразу же слева. Это очень узкая кровать, да и сама комната очень узкая (плюс-минус несколько сантиметров ширина кровати и ширина двери, то есть не более полутора метров) и не намного больше в длину, чем в ширину. В продолжение кровати — маленький шкаф с вешалкой. В глубине — окно с подъемной рамой типа гильотины. Справа — туалетный столик с мраморной столешницей, раковина и кувшин с водой, которым я, кажется, не очень часто пользовался.

Я почти уверен, что слева на стене, над кроватью, в рамке висела репродукция, причем не первая попавшаяся хромолитография, а возможно, даже Ренуар или Сислей.

На полу лежал линолеум. Не было ни стола, ни кресла, но, может быть, у стены слева — стул: на него я бросал одежду перед тем, как лечь в постель, и не думаю, что я на нем сидел; в эту комнату я приходил спать. Она располагалась на четвертом, последнем этаже дома, и, возвращаясь поздно, я поднимался по лестнице очень тихо, чтобы не разбудить хозяйку и ее семью.

Я был на каникулах, я только что сдал выпускные школьные экзамены; в принципе, мне полагалось жить в пансионе, принимавшем французских лицеистов, которые по желанию родителей должны были совершенствовать свои познания в английском языке. Но поскольку в пансионе не оказалось свободных мест, меня поселили в семье.

Каждое утро хозяйка открывала дверь в мою комнату и ставила у ножки кровати чашку с дымящимся morning tea,который я неизменно пил уже остывшим. Я вставал слишком поздно и лишь один-два раза сумел застать сытный breakfast,который подавался в пансионе.

Мы наверняка помним, что именно тем летом, впервые за несколько десятилетий, в результате Женевских соглашений и переговоров с Тунисом и Марокко на всей планете воцарился мир: это продолжалось всего несколько дней и, как мне кажется, с тех пор больше не повторялось.

Воспоминания цепляются за узость той кровати, за узость той комнаты, за стойкую едкость того слишком крепкого и холодного чая: в то лето я пил pink,джин, приправленный каплей экстракта из коры ангостуры, я флиртовал, скорее безуспешно, с дочерью недавно вернувшегося из Александрии прядильщика, я решил стать писателем, на деревенской фисгармонии я рьяно наигрывал единственную мелодию, которую сумел разучить за всю свою жизнь: первые пятьдесят четыре ноты — одной правой рукой, поскольку левая чаще всего отказывалась подыгрывать — прелюдии Иоганна-Себастьяна Баха…

Воссозданного пространства комнаты достаточно для того, чтобы освежить, оживить, одушевить самые мимолетные воспоминания — и наименее значимые, и наиболее важные. Знакомое ощущение своего тела в кровати, привычное расположение кровати в комнате будоражат мою память, придают ей остроту и точность, которыми она в другое время почти никогда не обладает. Как привнесенное из сна и едва написанное слово полностью воссоздает воспоминание об этом сне, так и тут одно лишь знание (почти не нуждающееся в поисках, стоит только лечь на несколько мгновений и закрыть глаза) того, что справа от меня была стена, слева, рядом, — дверь (подняв руку, я мог коснуться ручки), напротив — окно, выявляет мгновенно и беспорядочно целый поток деталей, живость которых приводит меня в изумление: девушка с кукольными манерами, чрезмерно высокий англичанин с чуть кривым носом (я встретился с ним еще раз в Лондоне, когда поехал туда в конце наших якобы лингвистических каникул: он повел меня в заросший зеленью паб, который, к сожалению, мне не удалось впоследствии найти, и на променадный концерт в Альберт-холл, где я с большой гордостью слушал, возможно, под управлением сэра Джона Барбиролли, концерт для гармоники и оркестра, специально написанный для Лари Адлера…), маршмеллоу, Rock rock (сахарная карамель, фирменная сладость водных курортов; самая известная марка «Brighton Rock», кроме игры слов — в Брайтоне, как и в Этрета, действительно есть скалы — дала название роману Грэма Грина; от этой карамели никуда не деться и в самом Роке), серый пляж, холодное море, поля, размеченные живыми изгородями, старые каменные мосты, пейзажи, благоприятные для появления эльфов или блуждающих огоньков…

И все это, наверное, потому, что пространство комнаты выполняет для меня ту же функцию, что и печенье «мадлен» у Пруста, к которому, разумеется, и обращен весь этот проект: это всего лишь развитие темы параграфов 6-го и 7-го первой главы первой части («Комбре») первого тома («По направлению к Свану») романа «В поисках утраченного времени», которым я занимаюсь уже несколько лет, перечисляя как можно полнее и точнее все «Места, где я спал». Я до сих пор не могу приступить к описанию, но, кажется смог составить весь список: их набралось сотни две (к ним добавляется не больше пяти-шести в год: со временем я становлюсь домоседом). Я пока еще не решил, как их сортировать. Уж точно не в хронологическом порядке. И наверняка не в алфавитном (хотя это единственный порядок, правильность которого не требует доказательств). Может быть, согласно их географическому положению, что подчеркнуло бы «путеводный» характер произведения. Или же, скорее, ориентируясь тематически, из чего могла бы получиться своеобразная типология спальных комнат:

1.  Моикомнаты

2. Дортуары и общие спальни

3. Комнаты дружелюбные

4. Комнаты друзей и любимых

5. Импровизированные постели (диван, палас + валики, ковер, шезлонг и т. п.)

6. Деревенские дома

7. Съемные загородные дома

8. Гостиничные номера:

а) гостиницы захудалые, с отделкой, меблированные,

б) роскошные отели

9. Непривычные условия: ночи в поездах, в самолетах, в машинах; ночи на кораблях; ночи на дежурствах; ночи в полицейском участке; ночи в палатках; ночи в больницах; ночи на улице и т. д.

В некоторых из этих комнат я провел месяцы, годы; в большинстве же — всего несколько дней или часов; быть может, с моей стороны самонадеянно заявлять, что я сумею вспомнить о каждой: какой узор был на обоях номера гостиницы «Золотой лев» в Сен-Шели-д’Апше (название главного города одного из кантонов в Лозере — еще более удивительное на слух, чем на бумаге — поразило мое воображение непонятно почему лет в четырнадцать, и я настаивал, чтобы мы остановились именно там)? Но, разумеется, надежду на самые большие откровения сулят мне на воспоминания именно об этих эфемерных комнатах.

Задачка

Если в какой-то определенной комнате изменяется местоположение кровати, можно ли сказать, что мы поменяли комнату, или как?

( См.топо-анализ)

Жить в какой-то комнате: что это значит? Жить в каком-то месте: значит ли это его осваивать? Что значит: осваивать место? Начиная с какого момента место становится по-настоящему своим? Когда замачиваешь три пары носков в розовом пластмассовом тазу? Когда разогреваешь спагетти на газовой плитке? Когда используешь все разномастные вешалки-плечики в платяном шкафу? Когда к стене кнопками прикалываешь старую почтовую открытку с репродукцией «Сна святой Урсулы» Карпаччо? Когда переживаешь там муки ожидания, порывы страсти или приступы зубной боли? Когда на окна вешаешь выбранные на свой вкус шторы, наклеиваешь обои и циклюешь паркет?

Задумчивая заметка № 1

Любой кошатник резонно заметит, что кошки обживаются в домах намного лучше людей. Даже в самых чудовищных по своей квадратуре пространствах они умудряются найти уютный уголок.

Задумчивая заметка № 2

Проходит время (моя История), и остаются, накапливаясь, следы: фотографии, рисунки, давно высохшие фломастеры, папки, многократная и одноразовая стеклотара, пачки от сигарет, коробки, резинки, почтовые открытки, книги, пыль и безделушки — все то, что я называю своим богатством.