Закрывать

Уезжать

Въезжать

убирать проверять пробовать менять устраивать подписывать ждать представлять придумывать вкладывать решать сгибать складывать склонять зачехлять оснащать раскалывать крутить выворачивать бить ворчать давить жать наводить защищать накрывать портить вырывать отрезать вставлять прятать включать приводить в действие устанавливать мастерить проклеивать разбивать связывать пропускать уминать наваливать разглаживать полировать укреплять углублять скреплять цеплять раскладывать пилить фиксировать прикалывать отмечать помечать высчитывать забираться размечать удерживать смотреть вышагивать надавливать всем своим весом штукатурить шкурить красить тереть скоблить соединять забираться оступаться перешагивать терять находить шарить бить баклуши приглаживать промазывать зачищать скрывать затирать подгонять ходить туда сюда глянцевать сушить восхищаться удивляться раздражаться дожидаться откладывать оценивать прибавлять втыкать запечатывать пригвождать привинчивать прикручивать пришивать приседать залезать томиться в ожидании центровать добираться мыть стирать прикидывать высчитывать улыбаться поддерживать вычитать умножать слоняться в ожидании набрасывать покупать приобретать получать приносить разворачивать распутывать окаймлять обрамлять вставлять осматривать рассматривать мечтать прикреплять выдалбливать протирать устраиваться углублять поднимать обзаводиться садиться прислоняться выгибаться промывать прочищать дополнять сортировать подметать вздыхать посвистывать во время работы смачивать увлекаться срывать вывешивать наклеивать ругаться упрямиться чертить шлифовать приглаживать красить долбить подключать включать насаживать паять склоняться выдергивать точить примеряться фланировать уменьшать поддерживать взбалтывать перед использованием заострять ликовать отделывать халтурить скрести протирать управлять распылять уравновешивать проверять увлажнять осушать опорожнять измельчать намечать объяснять пожимать плечами насаживать распределять ходить туда сюда натягивать расписывать по минутам приставлять придвигать подбирать белить лакировать заделывать изолировать калибровать прикалывать расставлять шпаклевать вешать приниматься вновь вставлять раскладывать отмывать искать входить переводить дыхание

обустраиваться

обживаться

жить

Мы защищаемся, мы баррикадируемся. Двери останавливают и отделяют.

Дверь разбивает пространство, разделяет его, препятствует единению, принуждает к разобщенности: с одной стороны, есть я и мое «у меня», личное, домашнее (пространство, перегруженное моей собственностью: моей кроватью, моим ковром, моим столом, моей пишущей машинкой, моими книгами, моими разрозненными номерами журнала «Нувэль Ревю Франсэз»…), с другой стороны, есть другие, мир, публичное, политическое. Из одного в другое невозможно перемещаться невзначай, из одного в другое не перебираются просто так, ни в ту, ни в другую сторону: нужен пароль, нужно пересечь порог, нужно выказать свою благонадежность, нужно наладить связь, как пленник связывается с внешним миром.

В фильме «Запретная планета» из треугольной формы и феноменальных размеров дверей делается вывод о некоторых морфологических характеристиках некогда исчезнувших строителей: идея так же образна, как и произвольна (почему именно треугольная форма?), но если бы дверей не было вообще, то умозаключения оказались бы еще более поразительными.

Как бы это сказать точнее? Дело не в том, чтобы открывать или не открывать дверь; дело не в том, чтобы «оставить ключ в двери»; проблема не в том, есть ключи или нет: не было бы дверей — не было бы и ключей.

Разумеется, трудно представить себе дом, в котором не было бы дверей. Однажды, несколько лет назад, такой дом я видел в Лэнсинге (Мичиган, Соединенные Штаты Америки). Его построил Фрэнк Ллойд Райт. Сначала мы шли по слегка извилистой тропе, слева от которой постепенно, незаметно и даже небрежно вырастал легкий подъем, сначала пологий, затем, понемногу, все более крутой. Исподволь, как бы случайно, невзначай, — ни на миг не позволяя нам заподозрить что-то, указующее на переход, прерывание, преобразование, нарушение продолжающейся цельности, — тропа становилась каменистой; то есть сначала была лишь одна трава, потом в траве начали попадаться камни, потом камней становилось все больше, и тропа все ощутимее уподоблялась аллее, выложенной плитами и заросшей травой, а тем временем слева отвал начинал смутно напоминать вал, а затем оформляться в низенькую стенку бутовой кладки. Затем появлялось что-то вроде решетчатой крыши, практически неотличимой от захватившей ее растительности. Но на самом деле было уже поздно задумываться, внутри мы или снаружи: в конце тропы плиты сходились вплотную, и мы оказывались на участке, обычно называемом входом и ведущем прямо в гигантское помещение, одно из продолжений которого завершалось террасой, украшенной большим бассейном. Дом был примечателен не только комфортом и роскошью, но еще и тем, что, казалось, он врастает в холм, как свернувшаяся клубком кошка вминается в подушку.

У этой истории в равной степени нравоучительный и прогнозируемый финал: штук двенадцать таких же, почти идентичных домов были разбросаны вокруг частного гольф-клуба; территория гольф-клуба была огорожена; единственные ворота сторожили охранники, вооруженные — как легко представлялось моему воображению — карабинами (в юности я видел немало американских фильмов).

О лестницах мало думают.

В старых домах не было ничего красивее лестниц. В современных зданиях нет ничего более уродливого, холодного, враждебного, мелочного.

Нам следовало бы учиться жить на лестницах почаще. Но как?

Я вешаю на стену картину. Затем забываю, что там стена. Я уже не знаю, что за этой стеной, я уже не осознаю, что эта стена — стена, я уже не понимаю, что такое стена. Я уже не осознаю, что в моей квартире есть стены, и что если бы не было стен, то не было бы и квартиры. Стена перестает быть тем, что ограничивает и определяет место, в котором я живу, что отделяет его от других мест, в которых живут другие; она всего лишь плоскость для картины. Но я забываю и о картине, я на нее уже не смотрю, я уже не знаю, как на нее смотреть. Я повесил на стену картину, дабы забыть, что стена существует, но, позабыв о стене, теперь я забываю и о картине. Картины существуют потому, что существуют стены. Надо уметь забывать, что существуют стены, но ничего лучше картин для этого не придумали. Картины стирают стены. Но стены убивают картины. Значит, следовало бы постоянно менять стену или картину, то и дело вешать на стены другие картины, либо одну и ту же картину все время перевешивать.

На стенах могли бы писать (как порой пишут на фасадах домов, на строительных заборах, на тюремных куртинах), но делают это очень редко.

Проект романа

Я представляю себе парижский дом, у которого снята фасадная стена, — подобно тому, как приподнимается крыша в «Хромом бесе» или изображается сцена игры в го в «Повести о Гэндзи», — таким образом, что с первого до последнего этажа все фасадные помещения видны сразу и одновременно.

Роман — под названием «Жизнь способ употребления» — ограничивается (если, конечно, этот глагол позволительно употребить в связи с проектом, чей окончательный вариант будет насчитывать страниц четыреста) тем, что описывает раскрытые таким образом помещения и происходящие в них действия, причем согласно формальным установкам, в подробности которых, думаю, сейчас нет необходимости углубляться, но уже одни определения которых представляются мне довольно увлекательными: задача «ход коня» (причем адаптированная к доске 10 x 10), псевдо-кенина ^{4} десятого порядка, греко-латинский квадрат десятого порядка (возможность существования подобных квадратов, отрицаемая Эйлером, была доказана в 1960 году Боусом, Паркером и Шрикхендом).