— Вот черт! — выругалась женщина.
Мне вдруг стало ее жаль, потому что это были единственные разумные слова, произнесенные ею за весь вечер.
Глава 6
Нет ли у вас ЭПО? [6]
Велосипедисты не относятся слишком серьезно к bonk, [7]для них это просто забава. Я не знаю, почему этим словом они обозначают то отвратительное состояние, когда чувствуешь, что силы покидают тебя, а вместе с ними сгорают последние калории, возможности же восстановить их быстро просто нет. Мое мнение на этот счет несколько расплывчато, поскольку я не слишком опытный велосипедист и мне не знакомы досконально все тонкости и хитрости этого вида спорта.
— Сегодня ветреный день, не очень подходящий для велосипедной прогулки, — пробормотал муж доньи Алисии, когда утром я оседлала велосипед и уже собиралась ехать.
Да, испанцы явно теряют свой оптимизм. Куда же подевался их веселый нрав? Иначе я бы услышала совсем другие слова о том, что день будет удачным, что спуски будут захватывающими, а подъемы легкими. Наверное, подумала я, сеньор еще не выпил с утра свой бокал вина или осушил его только наполовину.
Во время отдыха на перевале я нарушила Первое Правило Лоры («Ни при каких обстоятельствах не ешь сладкого») и перекусила шоколадом. Но я подозреваю, что Лора не включила в свой список этих обстоятельств невроз и паранойю, тем более что в моем случае состояние было критическим. С высоты перевала я пристально разглядывала бесконечные зеленые вершины холмов, размышляя о том, что бы сделала, если бы на моем пути оказался большой, черный и глупый кабан, такой как в столовой доньи Алисии, но живой и с туловищем, который захотел бы полакомиться моим шоколадом? И тут я вспомнила, правда очень смутно, одну книгу, которая называлась «Живая природа Испании» и которую я когда-то читала. Ее автор, Эрик Робинс, пишет: «У кабанов-самцов острые, как лезвие бритвы, клыки длиной почти двадцать три сантиметра». В подтверждение этой жуткой информации в книге имелась фотография невеселого вида фотографа в момент своей неудачной попытки незаметно заснять кабана. Он прячется за деревом, в то время как сам объект съемки нападает на него. Скорее всего фотографов было двое, поскольку кто-то ведь должен был заснять кадр. Не знаю, что делал второй в момент нападения зверя с клыками длиной двадцать три сантиметра на его коллегу. Думаю, это был последний день их совместной работы.
Размышляя о том, какие сюрпризы может преподнести дикая природа, я поняла, что за минувший час мне не попались на пути ни один человек и ни одна машина. Я находилась высоко в горах, на узкой дороге, где могли обитать опасные звери. В случае нападения помощи ждать было неоткуда. Я где-то читала, что здесь, в испанских Пиренеях, до сих пор обитают один или два вида крупных медведей. Взрослый бурый медведь достигает более двух метров длиной, а весит до трехсот килограммов. Он способен развивать скорость более пятидесяти пяти километров в час. Максимальная скорость моего велосипеда — сорок восемь, и то только во время спуска. Я вешу пятьдесят пять килограммов. При встрече с медведем у меня нет никаких шансов выжить.
Несколько веков назад эти горы были опасным местом не только потому, что здесь водились кабаны и медведи. В этой части Пиренеев, совсем рядом с французской границей, шло массовое истребление этих животных благородными разбойниками, и поэтому на протяжении столетий сельские жители без особого страха бродили по горам. Когда в долинах проложили дороги, в которых так нуждались сельские жители испанских Пиренеев, им стало перемещаться намного удобнее, чего нельзя было сказать об их соседях, живших на склонах гор. Пасти овец на приграничных территориях было не так-то просто, люди едва сводили концы с концами, и единственным выходом из сложившейся ситуации была торговля. Испанцы продавали масло, фрукты, соль и орудия труда, а французы, в свою очередь, мулов, крупный рогатый скот и текстиль.
Контроль со стороны властей, а также принятые законы лишили этот простой народ, способный выживать в любых условиях, и этой возможности. Но они открыто и безбоязненно продолжили вести торговлю, как и прежде, благодаря тому, что прекрасно ориентировались в горах и знали эту территорию как свои пять пальцев. Это помогло им выжить. Иначе их ждала бы голодная смерть. Таким образом, практически все семьи в деревнях были вовлечены в нелегальную торговлю.
Королева Испании Изабелла II, находившаяся у власти в XIX веке, однажды получила прошение о королевском помиловании жителей деревни Аиса в Пиренеях, в нескольких километрах от дороги, по которой я ехала. Оказалось, что все жители обвинялись в краже партии товара с государственного склада, которая была конфискована охраной за несколько дней до подачи прошения. Местный священник обратился к королеве, написав ей письмо, в котором сообщил о том, что ни одна семья в этой деревне не была замешана в преступлении, но при этом двенадцать человек было арестовано, а остальные были вынуждены спасаться бегством во Францию. В этой деревне не осталось ни одного мужчины, поэтому некому было возделывать землю, пасти скот и кормить женщин и детей, которые были обречены на голодную смерть в случае, если исполнение смертного приговора не отсрочат. Королева рассматривала прошение священника на протяжении трех лет, и только после этого она даровала отсрочку. Вероятно, к этому времени женщины либо умерли с голоду, либо нашли себе новых мужей.
Все это рождало множество легенд, например, о благородных разбойниках и доблестных рыцарях, которые отбирали у сборщиков налогов деньги и отдавали их бедным. Их даже прославляли поэты: в 1783 году французский поэт Фредерик Сутра сочинил эпическую поэму под названием «Последний благородный разбойник» о человеке по имени Бриче из испанской деревни Эстенсан. Он был рожден вне брака, когда его мать была совсем юной девушкой. Бриче, будучи подростком, взялся за оружие, вступив в борьбу с властями. Он был также искусным соблазнителем и любовником, истинным дон-жуаном. Во имя справедливости он застрелил трех охранников и в конце концов умер, скрываясь в горах.
Несмотря на название поэмы, Бриче, конечно, не был последним благородным разбойником — существовали и многие другие благородные рыцари.
Итак, я сидела на вершине холма, грызла шоколад и со страхом думала о возможности встретить здесь медведя. Подо мной, в долине, находилась деревня Эчо, где в XIX веке жил некий Педро Брун. Высокий и мускулистый, он отличался суровым нравом. Постоянно рискуя жизнью, Педро продолжал заниматься незаконной торговлей. Именно это спасало жителей его деревни от голодной смерти. И даже суровые законы не пугали его. Бедные, забитые крестьяне боготворили Педро, а власти совсем наоборот.
О действиях Бруна стало известно далеко за пределами его деревни. Когда рассказы о его подвигах достигли Мадрида, королева не слишком этому обрадовалась. Изабелла пожелала заполучить голову храбреца и повелела оповестить всех в королевстве. Сам Педро, узнав об этом, даже бровью не повел. Он просто сел на коня и поскакал прямо к королевскому дворцу.
«Вы желаете заполучить мою голову? — спросил он Изабеллу, встав перед ней на колени. — Вот она, да еще и туловище в придачу».
Услышав его слова, королева упала в обморок. По легенде, так на нее подействовал бескорыстный поступок мужчины, преклонившего перед ней колено. Но если включить чуточку воображения, то можно догадаться об истинной причине произошедшего: конечно, Педро не один день скакал на коне, чтобы добраться до дворца, и не имел возможности помыться в пути. Но немного нюхательной соли — и Изабелла быстро пришла в себя. Брун объяснил ей, насколько жизнь жителей его деревни зависит от незаконной торговли. Королева сжалилась и простила его.
Сегодня нет нужды заниматься контрабандой, поскольку Европа теперь стала называться Объединенной. Но жители Пиренеев, похоже, не очень этому рады. В своей книге «Баски и всемирная история» Марк Курлянский приводит слова одной женщины, живущей в приграничном городе: «Раньше мы прятали маленькую бутылочку абсента „Пернод“ под одеждой и изображали на лице улыбку при виде таможенников. Теперь в этом нет необходимости». Благородные разбойники остались в прошлом, теперь они сидят дома в тапочках, рассказывают сказки о былых подвигах и страдают оттого, что их благородство никому не нужно в XXI веке. Они твердят об этом в свое собственное оправдание, когда жены укоряют их в том, что они не могут устроиться на хорошую работу или по крайней мере помочь им по дому, например помыть посуду.