— Не припомню, чтобы в прошлое мое посещение твоих владений в доме были разбитые стекла, — прервал он ее, бросив взгляд поверх ее головы.

— И я не припомню, — растерянно пробормотала Роми и, обернувшись, увидела разбитое окно в доме напротив. Ярость захлестнула ее. Пока они осматривали один коттедж, кто‑то успел выбить стекла в другом. Неужели это происки любовницы Клода? — Боже, как подло! — вырвалось у нее. — Кого ты завербовал для этой работы? Свою подружку? Выходит, когда я…

— Уймись, Роми! Дело в том, что…

— Не желаю слушать твоей лжи! Ты сознательно ставишь мне палки в колеса! У тебя есть мотивы для подобных действий, ты мне уже не раз и не два угрожал. Что ж, стекла я как‑нибудь вставлю, но намотай на ус: я не позволю тебе или еще кому‑то выставить меня отсюда, и чем больше вы будете принуждать меня к этому, тем больше оснований будет у меня для того, чтобы остаться здесь и добиться успеха!

Она в ярости вбежала в дом, захлопнув дверь перед самым его носом. Из окна со звоном выпали остатки разбитого стекла. Война! — угрюмо подумал она. Война во всей ее беспощадности.

Проклятие!.. Роми уселась на деревянную скамью в коридоре и оглядела царящий вокруг беспорядок. Ей вдруг стало страшно от обилия задач, которые надо было, во что бы то ни стало решить. Продажа коттеджа. Ремонт двух других. Борьба с Клодом и всеми жителями поселка вместе взятыми. А затем… Затем переход от вражды к… дружеским отношениям.

Невероятно! Бред!

Какого черта она здесь делает? Это же сизифов труд!

Утром Роми в полном унынии вышла из дома и проверила содержимое почтового ящика в надежде, что там наконец‑то лежит письмо от матери. В ящике, как всегда, не оказалось ничего.

— Эх, мама, мама! — со вздохом прошептала она. — Если бы ты знала, как ты необходима мне именно сейчас!..

Настроение, ее упало еще больше, когда в сарае не обнаружилось лестницы и некоторых инструментов. Опять Клод! Или кто‑то из его сообщников?..

Ей захотелось зареветь во весь голос от обиды на весь мир. Но она представила, какое удовлетворение должен был бы испытать при виде ее слез этот современный феодал, и решила поступить иначе.

Вооружившись словарем и выучив пару‑тройку фраз по‑французски, она отправилась в мэрию, поскольку полицейского участка в поселке не было. В мэрии, однако, сделали вид, будто не понимают ни слова из того, что она сказала. Немногочисленные служащие лишь недоуменно пожимали плечами и всем видом показывали, что она мешает им работать. Устав от всего этого цирка, Роми обреченно двинулась домой. Обращаться с заявлением о краже в полицию ближайшего городка вряд ли имело смысл: там ей наверняка скажут, что такие мелкие вопросы решаются на уровне местной власти. Неужели стена недоверия и вражды совершенно непреодолима? — упав духом, думала она по дороге к дому.

Следующие дни выдались жаркими и душными. Каждый вечер собирались тучи, раздавались раскаты грома, но на этом все и заканчивалось. Мать не писала и не звонила, от французского агента по продаже недвижимости не приходило никаких известий.

В конце одного такого особенно знойного дня Роми, закончив побелку потолка в комнатах второго этажа Старой Кондитерской, решила прогуляться по берегу реки Жиро и, может быть, искупаться.

Путь ее лежал через площадь, и, едва выйдя туда, она сразу почувствовала, что произошло неладное.

У ее мотоцикла, припаркованного на общественной стоянке, не хватало обоих колес. А около него сидел на корточках Клод Ларош. Только у него одного в поселке могла быть такая широкая мускулистая спина. Итак, он наконец, пойман на месте преступления! Какой же все‑таки мелкий и подлый тип! И это — тот человек, который заполнял ее мысли днем и снился по ночам!

Клод выпрямился и оглянулся, словно бы высматривая на почти пустынной площади кого‑то из знакомых. Крайняя степень недовольства на его лице сменилась ошеломлением, когда взгляд его наткнулся на Роми.

— Полагаю, у тебя наготове какое‑нибудь объяснение? — холодно спросила она, остановившись на расстоянии нескольких шагов от него. — Умираю от желания услышать его. Только не говори, что случайно шел мимо и… прочие сказки для дурачков.

— Но именно так и произошло, — насупив густые темные брови, сообщил Клод. — Я шел на почту и вдруг заметил, что у мотоцикла сняты колеса. Это правда! — рявкнул он в ответ на ее саркастическую улыбку. — Не представляю, как это могло произойти. Я в таком же недоумении, как и ты. У нас здесь не воруют.

— Ишь ты, он в недоумении! — ядовитым голосом прошипела Роми. — Эх, Клод, как ты мог! Это мое единственное средство передвижения! Я могу пережить украденную лестницу и разбитые окна, но это… это просто подло! — Она в волнении провела рукой по волосам. В глазах девушки стояли слезы отчаяния. — Я без мотоцикла, как без рук. Без него мне вообще теперь никуда не выбраться… Мне и без того приходится ездить за покупками в соседний город, потому что здесь никто меня не обслуживает. А без мотоцикла мне остается только помереть с голоду, это ты, надеюсь, понимаешь?!

Окинув девушку внимательным и — если только это ей не показалось — сочувственным взглядом, Клод с легкой хрипотцой в голосе сообщил:

— Бога ради, только не голодай! Твои формы меня вполне устраивают. Терпеть не могу тощих женщин. Они все злые и желчные.

Роми восприняла его слова, как издевательство. Уперев руки в бока, она набросилась на него:

— Ты мне зубы не заговаривай! Я на такие штучки не поддаюсь! Единственное, что мне от тебя надо, — чтобы меня оставили в покое. Уж лучше бы ты подбрасывал мне в дом каждый день по дохлой кошке, чем…

— Я уже давно не мальчик‑подросток, чтобы заниматься подобной ерундой.

— А какой же ерундой ты занимаешься теперь? — язвительно спросила она.

Клод нахмурился.

— Ты сообщила в полицию, что у тебя украли лестницу, инструменты?

— Бесполезное дело! И вообще, Бога ради, не строй из себя невинного агнца! — вспылила Роми. — Ты не можешь не быть в курсе происходящего! Лучше признайся прямо, что ты мне мстишь и готов на все, чтобы выжить меня из… — Она оборвала фразу на середине. Ей вдруг стало гадко оттого, что она находила этого негодяя обаятельным. — Закончим разговор! — устало сказала она. — Верни мне колеса и можешь каждый день подбрасывать мне в дом дохлых кошек.

— Но у меня нет твоих колес, — спокойно произнес Клод, — потому что я их не снимал с мотоцикла.

— Хорошо, — поколебавшись, сказала Роми. — Но, по крайней мере, ты наверняка знаешь, кто это сделал.

— Возможно, — пробормотал он, отводя глаза.

— Кто‑то пытается травить меня, а ты, судя по всему, поощряешь этого человека. Интересно: этот кто‑то действует один или весь поселок принимает в травле активное участие? Не правда ли, увлекательное зрелище для истинного аристократа — борьба беззащитной женщины с целым поселком?

Клод молчал, но в глазах его появилось выражение искреннего сочувствия, даже симпатии. Или он просто‑напросто потешается над ней?..

— Знаешь, Роми, — вдруг заговорил он, — я ужасно сожалею о случившемся. Согласен, — игра зашла слишком далеко. Надеюсь восстановить свою репутацию в твоих глазах тем, что приложу все усилия к тому, чтобы тебе вернули твои колеса.

— Как хочется поверить тебе! — без особого энтузиазма откликнулась Роми. Ох, как действительно она хотела ему поверить!

— Обещаю тебе, что подобное больше не повторится.

— И ты прекратишь травлю, которую развязали против меня жители поселка с тобою во главе?

Клод вздрогнул.

— Скажем так: я намерен довести до сведения всех заинтересованных лиц, что не потерплю дальнейших выходок подобного рода в отношении тебя.

— Если так, то доведи до их сведения, что я не чудовище, а такой же человек, как и все, что я имею право жить среди них, приводить в порядок мои — слышишь? — мои дома! В твоих руках изменить отношение ко мне жителей поселка.