— Мне нет нужды притворяться, милая! — Он нетерпеливо сорвал с себя мокрую рубашку и швырнул ее в сторону, затем поймал ее руки и положил их себе на грудь. — Прикоснись ко мне… Почувствуй меня…

Губы его яростно и почти жестоко впились в ее уста, и Роми, уже не в состоянии сдерживать себя, ответила на его страсть той же страстью, изо всей силы прижимая к себе его голову, желая лишь того, чтобы он целовал ее еще сильнее, еще жарче, еще неудержимее.

— Роми! Ты восхитительна! — выдохнул он хрипло, с трудом оторвавшись от ее рта. — Твои губы сладкие как мед…

— Она не сразу поняла, что его пальцы борются с ремешком ее шорт, пытаются расстегнуть молнию.

— Нет! — вскрикнула она в страхе, хватаясь за пряжку ремня, но тут же со стоном сдалась, неспособная бороться с охватившим ее огнем.

А Клод уже покрывал неистовыми поцелуями ее шею, ключицы, грудь…

— Но почему нет, Роми? — прошептал он с мольбой, лаская губами и языком ее соски.

Роми в бессилии откинула голову. О, как она мечтала об этих сладких минутах, боясь признаться себе самой, что этот мужчина за последнее время стал ей самым дорогим человеком на свете.

— Я снова набрала лишний вес! — всхлипнула она. — Ты… Ты не можешь любить меня… мое тело…

Клод снова коснулся горячими губами ее рта.

— Я обожаю твое тело… Я люблю тебя…

— Это невозможно, — вымолвила она, попытавшись отвернуться от него.

Клод заставил ее повернуться обратно.

— Мне так нравятся плавные изгибы твоего тела, округлость твоего живота… Ты восхитительна, Роми!.. Терпеть не могу худых женщин, которые выглядят как мальчики‑подростки. Ты — настоящая женщина. Твое тело создано для любви, для продолжения рода… Ты пробудила во мне желание с первой же минуты, как я увидел тебя… — Он запнулся, потом срывающимся от волнения голосом продолжил: — Я всеми силами боролся с собой, я пытался сдерживать себя… Меня слишком пугал пример отца и то, что ты — дочь Софии. Вначале я пытался убедить себя в том, что легкий флирт с тобой поможет мне решить вопрос с коттеджами, но оказалось, это не так… Я не мог уйти от тебя, я хотел слышать твой смех, видеть твою улыбку. Я восхищался тем, как ты воюешь с трудностями, не теряя при этом своей женственности, как идут тебе старые линялые джинсы и мужская рубашка. Мне все в тебе нравится, и я хочу тебя, Роми, хочу так сильно, что и выразить не могу!

— Я боюсь поверить тебе, Клод, — прошептала она, задыхаясь. — Я уже слышала такие речи и раньше, и была безжалостно обманута. Надо мной подшутили — глупо и подло подшутили…

— Я убью любого, кто посмеет причинить тебе хотя бы малейшую боль! — взревел Клод. — Помимо прочего, если хочешь знать, я проникся глубочайшим уважением к тебе. Меня восхищало, как ты трудишься, не покладая рук, как бурно и непосредственно реагируешь на неприятности, сыплющиеся на тебя со всех сторон. Ты приняла на себя долг матери, хотя формально и не обязана была это делать. Мне неудержимо хотелось защитить тебя, взять под свою опеку, быть с тобой двадцать четыре часа в сутки. Я уже никогда не смогу вычеркнуть тебя из своего сердца, выбросить из памяти. Это сильнее меня! Так позволь же мне любить тебя. Скажи «да», и я стану самым счастливым человеком на свете. Верь мне, Роми!

— Но я… — Слова застряли у нее в горле. — Я боюсь…

— Жизнь — всегда риск! — горячо прошептал Клод. — Но я обещаю, что не причиню тебе ни малейшего вреда! Ты сама видишь, как неудержимо нас влечет друг к другу при каждой встрече, нас, живущих по разные стороны баррикады. Мы должны, просто обязаны прорваться друг к другу, и теперь нам уже ничто не сможет помешать…

— Ничто не сможет помешать?.. Клод вздохнул.

— Потеряв все, что я любил: отца, родину, — я ожесточился, сердце мое словно бы окаменело. Но, вернувшись сюда, я снова ощутил желание жить. А сверх того я встретил тебя… — Он нежно улыбнулся ей. — Я вел битву, заведомо проигранную после того, как увидел тебя, упавшую из гамака. Меня захлестнула такая волна полузабытой мною нежности, что я с трудом снова взял себя в руки. Но при всякой новой встрече снова и снова терял контроль над собой, не в состоянии бороться с той силой, что неудержимо влекла меня к тебе. Я понимаю, что рискую, говоря тебе все это. Но рискни и ты в свой черед!

— Боже, Клод! — задыхаясь, проговорила она. — Неужели ты не шутишь?..

— Поцелуй меня, Роми, — потребовал он. — Ради всего святого, поцелуй!

Губы Роми сами собой раскрылись, и она припала к его горячим губам, наслаждаясь их вкусом. Поражаясь собственной дерзости, она скользнула рукой по его бедрам, ягодицам.

Она уже не сопротивлялась, когда Клод подхватил ее на руки, понес вверх по лестнице в спальню и там уложил на огромную кровать под балдахином.

Он страстно целовал ее груди, живот, бедра, бормоча: «Красавица!.. Шелковая!.. Нежная!»

Глядя на его лицо, искаженное страстью, на его полураскрытые, ищущие губы, Роми вдруг окончательно поняла, что любит его.

— Клод! — простонала она, оплетая руками его мускулистые плечи. — Я больше не выдержу этой сладкой муки!..

— Ты моя, Роми, какое счастье! — радостно вскричал он, неистово лаская ее белоснежную кожу, пробуждая огонь сладострастия в самых сокровенных глубинах ее тела.

И когда она, задыхаясь, начала вскрикивать от наслаждения, в нетерпении стучать по его спине кулачками, когда с жадностью голодной тигрицы завладела его ртом, его плечами, всем его телом до последней клеточки, когда ощутила, что отчаянно желает утолить охвативший ее тело огонь, она прошептала, заливаясь слезами:

— Люби меня! Я твоя!..

— Ты плачешь? — вскричал Клод.

— Ну и что? — Роми взмахнула ресницами, отгоняя радужную пелену с глаз. — Разве это так уж глупо — плакать от счастья?

Я люблю тебя, Клод! — беззвучно шептала она, выгибая бедра ему навстречу, и снова и снова повторяла эти слова про себя до тех пор, пока он не вошел в ее влажное от желания лоно.

Роми со стоном выгнулась под ним.

— О, Клод, я люблю тебя! Не уходи от меня!

Клод, слегка удивленный, приподнял голову, погладил Роми по шелковистым волосам, поцеловал в губы.

— Глупенькая! Как я могу уйти? — прошептал он, прижимая ее к себе. — Через пару минут я снова захочу тебя. Но сейчас мне нужно одно: обнимать тебя и чувствовать, что ты рядом.

Лицо Роми просияло от счастья.

— Тебе и вправду было хорошо со мной? — с робкой улыбкой поинтересовалась она.

Клод рассмеялся и укоризненно покачал головой.

— Прекрати сомневаться в себе! Ты была просто фантастична! Ты выглядишь… Ты просто излучаешь сексуальность! А завтра я проведу тебя по поселку и представлю всем, кто попадется нам на пути, как самого близкого мне человека. И пусть хоть кто‑нибудь попробует бросить на тебя неприязненный взгляд!

— А не слишком ли велика цена, которую тебе придется заплатить за это?

— Она уже заплачена — я впустил в свое сердце дочь Софии Стэнфорд и не жалею об этом.

Роми помолчала.

— Да, Клод, насчет коттеджей… — неуверенно начала она. — Мать поступила со мной нечестно, и я чувствую себя свободной от обещаний, которые ей давала. Я хочу подарить их тебе, но при одном условии…

Клод нежно поцеловал ее в плечо и поинтересовался:

— При каком же, милая?

— Позволь мне работать на тебя, Клод. Мне нужна работа! К тому же мне прямо‑таки не терпится увидеть, как меняется на глазах поселок, и не только увидеть, но и приложить к этому свои усилия. Ну, пожалуйста! Эти места стали и мне родными.

— Неужели я могу отказать тебе в такой просьбе? — с улыбкой сказал он. — Ну, разумеется! Я буду очень рад, если ты станешь работать над возрождением поселка вместе со мной. Но подарка я у тебя не приму, не надейся. Я куплю у тебя эти коттеджи, причем за приличную цену. И никаких возражений! Иначе я прикую тебя кандалами к этой кровати и заставлю повиноваться силой!

— Я согласна! — пробормотала Роми со счастливым смехом. — Но, разумеется, если ты будешь навещать свою пленницу каждую ночь. Хорошо?