Конел сам поразился, с какой гордостью и радостью воспринял ее слова. Ведь он знал, что Ливия произнесла их по своей роли. Если б она на самом деле так считала! А что, если она и вправду?..

— Ты куришь, дружище, или ты один из них? — спросил его дядюшка Исаак.

Конел посмотрел на старика, пытаясь правильнее сориентироваться. Кто эти «они»?

— Он не курит, — ответила за него Ливия.

— И не говорит? — ухмыльнулся Гарри.

Шамус мрачно покачал головой.

— Я уж шестьдесят один год женат, и вот тебе мой совет, — бросил он Конелу. — Бери быка за рога, Конел, с места в карьер. Дашь слабину сейчас, быть тебе под каблуком всю остатнюю жизнь.

— С чего ты взял, что я им командую? — запротестовала Ливия. — Я даже не знаю, что это такое.

— Она у нас горячая, — продолжал Шамус, не слушая ее. — Ты с самого начала должен показать, кто здесь главный. И начни с ее работы. Раз она нашла себе мужа, пусть уходит с работы. Женщина должна быть дома — готовить, воспитывать детей, — а не бегать по городу.

Ливию так и подмывало нагрубить дядюшке. Но, увы, она по опыту знала, что все они не воспринимают никаких возражений. Старики и сейчас явно не собирались ее слушать.

— Она не может уйти. — Конел обнял ее рукой за талию и притянул к себе. — Я без нее в агентстве как без рук.

Это было сказано с такой подкупающей искренностью, что от гнева Ливии и следа не осталось. Какое ей дело до мнения ее дядюшек! Ее интересовало только мнение Конела. Она никогда не слышала, чтобы Конел выступал против того, чтобы жены работали. Вот против жен вообще — правда.

— Все беды в наши дни от этого. Никто не знает своего места, — фыркнул дядюшка Исаак.

— Я думаю, мое место на кухне у мамы, — воспользовалась Ливия поводом смыться. Она очень любила своих дядюшек, но иногда готова была их задушить. — Ты уж прости меня, — бросила она Конелу, когда им удалось ретироваться.

— Ливия, душечка, покажи мне свое кольцо.

С другого конца комнаты к ним устремилась не самая любимая тетя Мэй.

Ливия покорно протянула ей свою левую руку, стараясь не выглядеть слишком чопорной. Тетя Мэй годами изводила Ливию, беспрерывно доставая вечными разговорами о своих замужних дочерях. И вот теперь у Ливии жених, да еще такой замечательный.

— Совсем как настоящий, — язвительно заметила Мэй.

— Настоящий, — благодушно откликнулся Конел. — Столь же настоящий, как моя любовь к Ливии.

Если бы это было правдой! Ливия даже прикрыла глаза, стараясь представить, как он по-настоящему любит ее.

— В самом деле?

Мэй с неуверенностью взглянула на Конела. Она не привыкла, чтобы мужчины в семье противоречили ей. Обычно они предпочитали не связываться с ехидной женщиной, боясь ее злого языка.

— Простите, тетя Мэй, мне надо найти маму.

Ливия потащила Конела на кухню, но тут их подстерегала засада в лице юной кузины Ливии, Эмилии. Та смотрела на Конела во все глаза, словно это был нежданно-негаданно свалившийся с неба подарок.

Ливия только вздохнула от отчаяния, видя, как Эмилия приближается к ним, вызывающе вихляя бедрами и призывно улыбаясь. Эмилия была милым ребенком, вступившим в тот возраст, когда девочки узнают о существовании противоположного пола и начинают учиться незамысловатым женским уловкам. Лучше б она практиковалась на мальчиках своего возраста.

— Конел, это моя двоюродная сестренка Эмилия, — представила родственницу Ливия и посмотрела на Конела.

Взгляд его был направлен на Эмилию, и выражение глаз было то же, что и в зоопарке, куда они однажды ходили вдвоем в поиске идей для рекламы корма для домашних животных. Ливия теперь и не знала, плакать или смеяться, и решила, что лучше просто не обращать внимания.

— Я так рада видеть вас, Конел, — жеманно протянула Эмилия, метнув на него выразительный взгляд из-под накрашенных ресниц.

— Я тоже, — приветствовал ее Конел, уставясь на сыплющиеся с ее ресниц крошки туши.

— Нам надо идти, Эмилия, — торопливо бросила Ливия и потащила Конела в столовую.

— Сколько ей лет? — спросил Конел. Он глянул через плечо и увидел, как Эмилия смотрит ему вслед. Взгляд ее напомнил ему глаза голодной собаки, которую он однажды кормил.

— Тринадцать, — ответила Ливия. — Не обращай внимания, здесь нет ничего личного. Просто ты симпатичный взрослый дядя, и ей хочется очаровать тебя.

Конел только хмыкнул.

— Я и ее нахожу очаровательной, но по совсем другой причине. Ты всегда выглядишь такой уверенной. Меня удивляет, что все эти люди — твои родственники.

Уверенной? Ливия обдумывала его замечание. Если б он знал, какой неуверенной она бывает.

— Ну, здесь только часть родни. Все мои дедушки и бабушки из многодетных семей, потом они, в свою очередь, завели свои семьи, тоже огромные. Это ведь только в наше время небольшие семьи стали нормой.

Очень жаль, что обычаи меняются, подумал про себя Конел. Ливия была бы великолепной главой большого клана. Во всяком случае, ему легко было представить ее матерью шести, а то и семи детей. Здоровые малыши, осенью гоняют в футбол, а летом носятся на велосипедах. Какое-то темное, древнее чувство зашевелилось в нем. А кто будет тот мужчина, который обучит их сохранять равновесие и правилам игры? И Конел представил себе Ливию в объятьях некоего безликого мужчины, который целует ее и ведет к кровати.

Какое ему дело до того, как Ливия распорядится своей жизнью? — пытался он успокоить себя. И какое ему вообще будет до всего этого дело — после того, как его желание перегорит, что и произойдет, если он пару раз переспит с ней? Разве может долго длиться такая страсть? А потом ему будет все равно, выйдет она замуж или нет, будут у нее дети или нет. Он будет даже рад, уверял себя Конел. Ливия достойна любви и счастливого брака.

А он лично давно уже решил, что никогда не женится. Не может жениться.

Печальные милые глаза Евы, когда она давным-давно отказалась стать его женой, вдруг всплыли в его памяти. Он встретил ее, когда учился на последнем курсе колледжа, и это была первая женщина, к которой он относился серьезно. Настолько серьезно, что поверил: она готова выйти за него, как только он попросит. Однако Ева быстро развеяла его иллюзии. Ссылаясь на разные психологические исследования, предостерегавшие от брака с человеком, не имевшим представления о том, как строится семейная жизнь, она заявила, что выйти за него замуж не может.

Первой его реакцией было неверие, затем гнев и, наконец, смирение. Он сам прочел эти исследования, а потом еще кучу других, пытаясь найти хоть какие-то смягчающие обстоятельства. И не нашел. Ни единого.

Зато убедился, что, если женится, то все у него пойдет через пень-колоду, хорошего мужа из него не получится и он кончит тем, что разойдется с любимой женщиной и возненавидит самого себя.

— Ты полагаешь, что я такая развалина, что даже не могу сама разыскать тебя?

Дребезжащий голос отвлек его от горьких дум. К ним ковыляла сухонькая старушка с палкой.

— Нона! Я и не знала, что ты здесь!

Ливия тепло обняла старушку.

— Я тут изучала вещичку, которую купил твой дядя Пол, — усмехнулась Нона. — По мне, так это дьявольское изобретение и достойно быть предано огню.

Ливия даже наморщила лоб, пытаясь представить, что бы такое мог приобрести ее положительный во всех отношениях дядя Пол.

— Там на картинках голые девицы, — с неподдельным гневом продолжала Нона, — а стоило мне заикнуться об этом, как твой троюродный братец Сэм и говорит, что знает, где достать картинки с мужчинами и женщинами, выделывающими невесть что.

Ливия наконец поняла.

— Они лазили по Интернету, — пояснила она недоумевающему Конелу.

Конел посмотрел на старушку и решил, что лучше всего ему помалкивать.

— Конел, это Нона, наша прабабушка.

— Ты забыла похвастать, девонька!

— Вот мое кольцо, Нона! — поторопилась отвратить град вопросов Ливия. Нона в таком настроении была остра на язык.

— Ба! — воскликнула старушка. — Эка важность, кусочек спрессованного угля! Главное, каков человек!