Конь и всадник застыли, их недвижные силуэты красиво смотрелись на фоне полной луны. Затем начался сущий ад.

При первом же диком прыжке лошадь едва не выбросила всадника из седла. Кит схватилась за перекладину так крепко, что ногти впились в дерево. Сколько времени прошло с тех пор, как Бун в последний раз объезжал лошадь с норовом? Пожалуй, лет десять… Вряд ли он мог заниматься этим, живя в Нью-Йорке. Если бы ему удалось продержаться в седле хоть немного!

И это ему удалось. Она видела, как он, обретя равновесие, уселся более прочно. Она уловила и мгновение, когда он и лошадь стали действовать в унисон. Он принимал все, что предлагало коварное животное, но и от него требовал повиновения. Худощавое тело Буна раскачивалось в ритме бешеных круговых движений, которые совершал черный жеребец. И он принимал этот ритм с удовольствием. Отбросив голову назад, Бун издал пронзительный ковбойский крик, и Кит увидела, как в лунном свете сверкнули его зубы.

Злобный, норовистый жеребец стал понемногу сдаваться. Кит видела много полудиких, необъезженных лошадей, как на родео, так и просто на ранчо, видела таких наездников, которые добивались успеха, однако видела и таких, над которыми верх брала лошадь. Но она никогда не видела ничего подобного. Буну удалось одержать победу ночью, одному, без единого, как он считал, зрителя!

Это была одна из тех побед, которые приносят мужчине добрую славу. Садясь в седло, Бун превосходно знал, на что идет, но был уверен в себе.

Кажется, Бандит в достаточной мере показал, на что способен. Словно бы по инерции, он сделал еще несколько прыжков и начал понемногу успокаиваться, прислушиваться к наезднику. Настало время, чтобы незаметно ускользнуть, подумала Кит, однако желания уходить не было совсем.

Она очень хотела, чтобы ее присутствие было замечено; она хотела выразить Буну восхищение и похвалу, которых вполне заслуживало данное представление. Но если бы ему нужны были зрители, он бы их имел. Поэтому самым правильным будет уйти, решила она.

Кит осторожно встала, приподняла обеими руками ночную рубашку выше колен, и вдруг что-то теплое, пушистое и живое потерлось о ее икры.

Громко закричав, она в паническом ужасе вцепилась в ограду загона. Сердце Кит вырывалось из груди. Она вся тряслась от страха.

Белое пятно, ярко высвечиваемое лунным светом, качалось на ограде загона. От неожиданности коня бросило в дрожь, он шарахнулся в сторону и вышиб всадника из седла.

Бун с размаху упал на утрамбованную землю; удар был таким сильным, что мог лишить его жизни. Он остался лежать на земле, ловя ртом воздух и пытаясь понять, что же произошло.

— Бун! Прости меня! Боже, что я наделала!

Кит перелетела через ограду и склонилась над ним в белой ночной рубашке. Бун почувствовал, как ее руки коснулись его щек — они были нежнее и меньше, чем он себе представлял.

— Скажи что-нибудь! — закричала она. — Пожалуйста, скажи что-нибудь!

Потом Кит, кажется, овладела собой, и ее руки уже с профессиональной сноровкой стали проверять, нет ли переломов. Бун лежал не двигаясь, понимая, что не должен так поступать, — ему следует сказать ей, что с ним все в порядке. Но, к своему удивлению, он обнаружил, что не может устоять перед детским соблазном попугать ее: все, он мертв, причем по ее вине.

Это продолжалось до тех пор, пока Кит не начала ощупывать ребра — тут Буну стало очень щекотно. А когда она скользнула руками ему под мышки, он, пытаясь изобразить стон, непроизвольно улыбнулся.

— Дэниел Бун Таггарт! — Кит обхватила руками его за плечи и наклонилась, чтобы заглянуть ему в лицо. — Ты притворяешься, что разбился?

Он взял ее за талию так, что ночная рубашка оказалась присборенной.

— Нет, дорогая, я не притворяюсь, — растягивая слова на техасский манер, произнес Бун. — Я действительно что-то себе разбил.

Его руки обняли Кит, а когда она попыталась воспротивиться объятию, Бун крепко прижал ее к своей груди и поцеловал.

В своих мечтах она часто хотела, чтобы Бун поцеловал ее, но никогда Кит не думала, что это произойдет подобным образом — в середине загона для скота, в присутствии дико всхрапывающей лошади. Надо скорее положить этому конец, но…

Она вся будто растаяла от этого поцелуя, ни о каком самоконтроле не могло быть и речи. В пьянящем восторге Кит нежно заключила в свои ладони лицо Буна и поцеловала его в ответ.

Это прекрасное мгновение было нарушено Бандитом, который ни с того ни с сего стал тыкаться мордой ей в поясницу. Испугавшись, Кит попыталась дугой выгнуть спину, чтобы избавиться от настойчивых толчков лошадиной морды. Но это привело к тому, что она оказалась еще крепче прижатой к Буну.

Он, по-видимому, только обрадовался этому обстоятельству и не думал отпускать Кит. Наконец она, исхитрившись, немного разжала его руки и высвободилась из его объятий.

— Что случилось с этой сумасшедшей лошадью?! — закричала она. — Кш! Убирайся отсюда!

Кит замахала руками. Бандит вскинул голову, как бы удивляясь тому, что его участие не оценили. Действительно, только потом, опомнившись, Кит испытала благодарность к животному — его вмешательство оказалось весьма своевременным, ибо одному Богу было известно, к чему мог бы привести этот поцелуй.

Приглушенный смех Буна переключил ее внимание на него.

— А что касается тебя… — сердито начала она и не могла вымолвить больше ни слова.

Он попытался сесть, но застонал и резко упал на землю. Ее сердце наполнилось страшным раскаянием: ведь это она явилась причиной того, что Бун упал с лошади. Это ее вина. Как она могла забыть об этом?

Кит снова припала к нему, слегка касаясь его висков.

— Бун, пожалуйста, не двигайся, у тебя может быть сотрясение мозга. Что-нибудь еще болит, кроме головы?

— Да, — сказал он дрогнувшим голосом.

— Что? Где?

— Здесь! — он схватил ее руку и крепко прижал к своей груди. — Я думаю, что здесь… разбито.

О, нет, что она только сделала с ним? Ее ладонь дрожала, когда она, просунув руку через открытый треугольный вырез рубашки, положила ее на его теплую грудь.

— Ты думаешь, что сломал несколько ребер? — спросила она еле слышно. — О, Бун, мне так жаль…

— Не… ребра.

Каким слабым голосом он это сказал! Должно быть, у Буна был шок, когда он поцеловал ее, решила Кит. Иначе у него просто не хватило бы сил.

— Если это не ребра, то, что же еще может быть?

Свободной рукой она убрала со лба его взъерошенные волосы и пригладила их.

— Мое… сердце, — жалобно прошептал он. — Разбито…

Кит снова склонилась над ним.

— Ты не можешь разбить сердце так, как кость. Это невозможно.

— Возможно, если тебя достаточно унизили! — Его голос окреп, стал уверенным. Он взял Кит за руку повыше локтя и снова притянул к себе. — Бандит сделал из меня неудачника, но один он с этим бы не справился.

Он перевернулся, потянув ее за собой. И внезапно Кит очутилась лежащей на спине и глядящей в его смеющееся лицо. Смеющееся!

Она со всей силы застучала кулаками ему в грудь.

— Бун, я думала, ты действительно разбился, ты так меня напугал!

Но его смех был настолько заразительным, что она не могла удержаться и тоже присоединилась к нему. Это было прекрасно — смеяться вместе с ним!

Слишком прекрасно. Она с трудом выбралась из-под него, села и вытерла влажные глаза.

— Теперь, я полагаю, ты расквитался со мной.

— Ты так считаешь? — Он тоже сел и осторожно пощупал правой рукой левую скулу. — Я не очень уверен. Что тебя так напугало?

— Кошка. Я уже собиралась возвращаться домой…

— Сколько времени ты была около загона?

— Ухх… все время. Но я не шпионила, честно. Я услышала: лошади волнуются, и вышла взглянуть, что их встревожило.

— Правильно. — Он смотрел на нее с преувеличенной заботой. — В ночной рубашке, одна, в темноте. Что ты ожидала увидеть? Что крадут лошадей или мародерство рыжих рысей?

Она почувствовала, как у нее запылали щеки.